Убойная марка (Роковые марки)

И она так умоляюще взглянула на нас, что мы с Анитой в один голос подтвердили: нет, не такое.

— А он почему ничего мне не сказал? — продолжала приободрившаяся Гражинка. — Почему все время молчал?

— Да потому, что он боится тебя! — безжалостно припечатала я. — Из боязни оказаться мягкой и покорной ты перебарщиваешь и даёшь крен в противоположную сторону. Вот, к примеру, как в случае с пряжкой от ремня. Ты сказала ему хоть слово? Задала хотя бы один вопросик, пусть самый маленький? И я готова поклясться.., не знаю на чем.., пусть у меня голова отвалится и покатится по полу…

— Езус-Мария! — ужаснулась Анита. — Представляешь, какие это неприятности для ресторана?

— ..что он все время чувствовал твоё молчаливое осуждение. Тут нормальный человек заткнётся и промолчит, а что уж говорить о влюблённом…

— А он и в самом деле влюблён в меня?

— Нет, не влюблён. Все эти номера он откалывал просто из любви к искусству или от нечего делать.

Лицо Гражинки впервые после долгого перерыва порозовело.

— Ладно, так уж и быть, признаюсь вам.

Я ведь очень мягкий человек и так боюсь оказаться под чьим-то давлением… Почти десять лет ушло у меня на то, чтобы стать самостоятельной, никому не поддаваться… И что же, теперь опять поддаться?

Я сердито произнесла с набитым ртом:

— Давно могла бы поверить в себя и дать себе передых. Позволить малость довериться любимому человеку. И вот что мне приходит в голову… Глядите-ка, какая мудрая мысль, не иначе, воздействие мозгов на греночках… Не испытывает ли, случайно, тех же опасений и твой Патрик? Кажется, и детство, и юность у него были нелёгкими, это читалось меж строк и в показаниях свидетелей и стало ясно из моих бесед с некоторыми бабами… А в родне у него были люди с тяжёлыми характерами, не говоря уже о несчастной Веронике…

Анита согласно кивала головой.

— Насколько я понимаю, родителей он лишился в детстве? Мать умерла, потому что Фялковские отказались одолжить денег на операцию, а воспитывала его бабка, родная сестра Вероники. Наверное, очень на неё похожая…

— Все говорит об этом. И очень долго жила…

— Погоди, вот ещё я хотела спросить: не все поняла, а люблю, чтоб не оставалось никаких неясностей. Все у Баранека.., или как его.., побывали, с Кубой и Патриком все ясно, а как же двое остальных? Я малость запуталась в их посещениях дома Баранека.

— О, с этим все понятно. Антось упорно искал золото Фялковских, а нашёл его Веся — собиратель лома и почти силой приобщил кореша к делу с его ящиками. Ксавуся у Баранека они уже не застали, но это не очень их огорчило.

— А почему Веся забрал свои железяки не сразу, а с таким опозданием?

— Боялся. Хотел переждать. Ведь у нас народ не верит полиции, не верит, что справедливость восторжествует. Наоборот, обычно виновные остаются на свободе, а сажают невиновных. Вот люди и привыкли бояться полиции. Да и Веся пошёл сознаваться лишь потому, что мамуля погнала. А я до сих пор удивляюсь, что они все же исследовали микроследы…

Греночки закончились, тост мы подняли, нам подали кофе.

В этот момент в ресторан вошёл Патрик. По нему сразу было видно, что все человечество для него состоит из одной Гражинки. Если бы на наших с Анитой головах вдруг оказались индийские украшения из перьев или вместо носов — слоновьи хоботы, он бы этого наверняка не заметил. Мы опять переглянулись. Черт с ним, с кофе. Поднялись и, не прощаясь, покинули зал ресторана. Гражинка и Патрик были заняты только собой, глядели друг на друга и ничего не замечали вокруг.

Анита с тревогой спросила:

— Как думаешь, денег у них хватит расплатиться? Мне как-то неудобно, ведь пригласила вас я, а это жутко дорогая забегаловка.

Я успокоила подругу:

— Они оба не из бедных, а у Гражинки при себе кредитная карточка. И вообще, две бутылки даже «Шато неф» ещё не банкротство.

— А на чем мы поедем?

— Подождём минутку. Позвоню племяннику, он сейчас приедет.

— Ну хорошо, звони.

Я позвонила. Анита вздохнула.

— Может, наконец-то поженятся. Нет худа без добра, и преступление может пригодиться.

Хотя, говоря между нами, не думаю, что им предстоит лёгкая жизнь.

— А у кого из нас жизнь лёгкая? Из двух зол уж лучше трудная жизнь на свободе, чем за решёткой. А я уверена, сиди он в тюрьме, она бы все равно вышла за него.

— Я тоже…

— Вот и не знаю, упрекать себя или нет?

— Какие упрёки? — удивилась Анита, помолчав. — Спятила? Если бы не ты…

— Если бы не я, ни Гражинки, ни Патрика не было бы в Болеславце. Они туда поехали друг за другом из-за моего болгарского блока.

— Ну ты даёшь! Кубусь стибрил брактеат независимо от твоего блочка. Наоборот, ну подумай! Было бы то же самое, только без тебя. Пришили бы дело Патрику, наследнику. Откуда нам знать, где бы он оказался в роковой момент?

Думаю, как раз в Болеславце, ведь Гражинка ехала в Дрезден. Опомнись, ведь это только из-за тебя глины так напряглись, ты, можно сказать, придала им импульс, иначе никто и не подумал бы о микроследах. Пошли бы они по линии наименьшего сопротивления, и делу конец. А ты подпортила им настроение, вывела из себя, наговорила с три короба и всю дорогу о следах…

— Тебя послушать — это я раскрыла преступление.

— Не совсем так, не обольщайся. Ты только подтолкнула их, а действовали они самостоятельно и грамотно. Сама ведь читала протоколы допросов, знаешь, какую работу провернули.

Мы ещё помолчали, расхаживая в ожидании машины.

— Вот и хорошо, что меня не удержало проклятое письмо, и я все же встряла, как это всегда делала, — заговорила я. — А промолчи, прояви вежливость, ещё неизвестно, чем бы дело кончилось. Хотя.., с другой стороны, письмо меня подстегнуло…

— Что? Ты о каком письме?

— Да о том письме, которое Гражинка написала обо мне. Очень поучительное оказалось чтение.

Анита вдруг остановилась, заставив это сделать и меня.

— О господи, разве я тебе ещё не сказала?

Хотя.., на фоне таких событий… Холера! Да ведь письмо было совсем не о тебе!

Я чуть не упала.

— Что?!

— То, что слышишь. Не о тебе.

— Так о ком же?

— О Северине. О Гражинкиной тётке. Ты не знаешь этой бабы. Она очаровательна и совершенно невыносима. Воспитала Гражинку по своему образу и подобию, неосознанно вырастив из неё рабыню, мягкую и покорную. Этим и объясняются последующие попытки девушки выработать характер и стать самостоятельной.

И все напрасно. До сих пор бедняжка ишачит на тётку, ведёт всю её бухгалтерию, ведает администрацией и менеджментом, на ней вся фирма.

А сама баба — как бритва, как искра, эрудированная, остроумная, очаровательная, когда ей это нужно. И совершенно невыносимая тиранка. Гражинка же не может освободиться от долга благодарности: без тётки она бы погибла, тётка — единственная родственница, причём дальняя и вовсе не была обязана заниматься сироткой. Вот так, моя дорогая. И все у них по-прежнему, как всегда, командует девушкой и давит на неё. А ты.., ты по сравнению с ней.., просто ангел!

Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, приходя в себя после пережитого потрясения.

— А я-то мучилась! Значит, со мной все в порядке, раз я ангел? И нет необходимости работать над собой, стараться исправить деспотический характер и прочее…

Критически оглядев меня, Анита со всей серьёзностью ответила:

— Если уж у тебя появились такие намерения, я бы не стала тебя отговаривать. Поработай, постарайся… Если честно, ты малость смахиваешь на Северину… А если я тебя правильно поняла, ещё немного — и ты бы стала вкалывать за это лилейное создание, такое тактичное и беспомощное. Так что тебе остаётся благодарить Бога, что тут в вашу жизнь вмешался этот болгарский блочек. Он уже у тебя?

Только успокоившись и даже расслабившись, я опять разъярилась:

— Как же! Держи карман шире! Знаешь, сколько времени занимает оформление наследства? Или как это.., вступление в права наследства, что ли? А украсть его уже никак нельзя, хотя…