Золотая муха

— Муж никаких денег не потребовал, — продолжала Гражина, — а мы могли бы заплатить. У нас с бабушкой было достаточно. Мы стали снимать квартиры, часто меняли, жили без прописки…

— Так вот почему вы на Хожёй были так напуганы! — вырвалось у меня.

— Ну да, плевать нам на администрацию, я боялась — вдруг меня разыщет кто из преступников. И вас тоже боялась впустить. Потом долго дрожала — вдруг пани не просто так пришла, вдруг меня искала, вдруг на меня нападут. Но пани ничего плохого мне не сделала, спасибо…

— Господи, да что вы такое говорите! А дальше что?

— А дальше я окончила институт, и мы переехали в Гданьск уже как супруги Петровские. Я старалась избегать старых знакомых, школьных подруг, пыталась изменить внешность, обстриглась, перекрасила волосы, два года мазала их касторкой, чтобы потемнели…

— И помогло? — не выдержала я.

— Ещё как! Вот, смотрите, кто скажет, что крашеные? Как настоящие, правда?

— Ближе к делу, пожалуйста, — попросил капитан.

— Вуз я закончила по специальности «история искусства» и занялась янтарём. К нему меня всегда тянуло, хотя ездила на специализацию в Финляндию, изучала их мебель… Но вскоре целиком перешла на янтарь. Завела знакомства среди янтарщиков и уже от них снова услышала историю гибели моих родителей. Вот только на косу боялась ездить, этот дом мы специально оформили на дальних родственников мужа… Ох, все это так сложно. Вам нужны эти подробности, пан капитан?

— В самых общих чертах.

— Если в самых общих, то бабуля договорилась с этими родственниками — дом оформим на них, но мы с мужем будем иметь право пользоваться им, конкретно мы, совершенно чужие им супруги Петровские, даже выплатила тем людям какую-то сумму, и все заверили у нотариуса. Ну вот, а если о янтаре…

Через знакомых я общалась и с Лежалом, и с Валтасаром, ведь они известны всем варшавским художникам по янтарю, через них большинство получает сырьё, и знала, что оба продолжают меня разыскивать. Потому и боялась. Потом мы опять переехали в Варшаву, потом в другой город. А туг бабуля умерла. Сумела меня перед смертью вызвать, в последнюю минуту я успела приехать, а бабуля очень волновалась — оказалось, что свои сбережения она держала не в банке, а дома, на улице Тополевой. С банком связываться она опасалась — как бы меня преступники не застукали, когда буду получать после её смерти.

И велела мне, переодевшись санитаркой, съездить на ту квартиру, ну, что на улице Тополевой…

— Знаю, — проговорил капитан.

— Я все нашла, бабуля мне объяснила. И деньги, и её письмо, в котором она писала, где остальные деньги спрятала. Оказалось — вот в этом доме. Сюда я несколько лет не решалась приезжать, только через два года после смерти бабули собралась с духом… И признаюсь вам, не только из-за денег приехала. Мне хотелось увидеть места, где погибли мои родители, я весь лес исходила, нашла ту самую кабанью яму…

Тут Дануся спешно поднесла Гражине ещё одну порцию успокоительного.

Адам решил дать жене время передохнуть.

— Слишком уж в общих чертах она рассказывает, — мрачно заметил он. — Не сказала вам, как три раза из дома сбегала, потом ревела и объясняла — не хотела и меня подвергать опасности. А какой опасности? Я не знал, что и думать. И все уговаривала развестись, пока не поздно.

— А вы не хотели разводиться? мягко поинтересовался капитан.

— А на кой ляд? Ну, если честно, женился на ней с кондачка, толком не подумав, совсем зелёный был, сразу после школы. Нет, она мне нравилась, но не так чтобы очень. Хочет замуж — пожалуйста, я не против, ведь обещала в любой момент дать развод. И детей не заводить. Брак только гражданский, в костёле мы не венчались. А потом я влюбился в неё без памяти, и привет, не нужен мне никакой развод, хотел, чтобы на всю жизнь. И чтобы семья была нормальная, А она — нет и нет! Ссорились мы так, что и не расскажешь. Я же видел — что-то её гложет, тайна какая-то, а мне не говорит. Может, вы ей скажете наконец, чтобы перестала бояться и вообще валять дурака.

— Да я ведь и сама уже перестала, — своим жалобным голосом заметила Гражина.

— А сколько мы натерпелись с этими переездами! — не мог успокоиться Адам. — Живём на два дома, все не как у людей. Я занимаюсь художественной фотосъёмкой, и у меня из-за этого все осложняется. Как вы думаете, с этим покончено?

— Навсегда покончено! — заверил парня капитан. — Лежала убили, не уверен, что вы об этом знаете, а он из них был самым жестоким. Да и разыскивали вас, скорее всего, не чтобы убить, а все-таки тот самый официальный документ получить, о продаже янтаря.

— Может, и так, но ведь сами говорите, этого Лежала кто-то убил? И откуда взялся янтарь под подушкой в нашем доме? Причём недавно взялся, это точно, в мае здесь жили родственники, наверняка бы обнаружили.

Покосившись на меня, капитан ответил:

— Янтарь и в самом деле подбросили недавно, прошлой ночью. Полагаю, убийца Лежала просто вернул его пани Гражине. У нас есть доказательства, что разыскивал он пани с давних пор…

— Вы сказали «убийца»? — дрожащим голосом произнесла я.

Немного раздражённо капитан пояснил:

— Вы не хуже меня знаете, пани Иоанна, что сам собой янтарь под подушку не залез. И знаете также, где он находился. Правильно, прямых доказательств у нас нет, лишь показания свидетелей, косвенные улики можно сказать. Но уж мы-то знаем и не сомневаемся.

Капитан прав. Я тоже не сомневалась. Драгоценный всегда обожал таинственность, всегда стоял на страже справедливости, всегда предпочитал действовать сам, для него забраться на запертую дачу — раз плюнуть.

И я поспешила перевести разговор:

— А как же полиции удалось выйти на эту Марысю-Гражину?

— Как я и говорил — через ЗАГС. Узнать последний адрес в Гданьске проблемы не составило, а об остальном я догадывался. А теперь прошу присутствующих досыта наглядеться на янтарь, потому что на какое-то время буду вынужден конфисковать вещественные доказательства.

Возможно, Марыся-Гражина была девушкой боязливой, но тут в неё словно дьявол вселился.

— Это как же?! — негодующе вскричала она, вскочив. — Ведь пан капитан сам сказал — это моё! Все наконец разъяснилось, и камни чудесным образом вернулись, так опять отбирать! Я отдам их в музей. Знаете, сколько об этом мечтаю? Мне многие обещали помочь с организацией музея янтаря.

Полицейский поспешил успокоить девушку.

— Да получите вы его, скоро получите обратно. А сейчас это вещдоки по трём уголовным делам, причём незавершённым. Не беспокойтесь, не пропадёт ваш янтарь, я сам прослежу, ведь вот эта женщина давно обещала убить меня, если пропадёт.

— И нахально ткнул в меня пальцем. Да ещё для верности ткнул несколько раз, настырно и показательно, чтобы ни у кого не осталось сомнений относительно женщины.

Муж Марыси вдруг сорвался с места и принялся вытаскивать из сумки фотоаппарат.

— Сфотографировать, надеюсь, можно? Надо было сразу, как мы с Гражинкой не сообразили? Костик, вот сюда пододвинь лампу. Марыська, тьфу, Гражинка, расставляй штатив.

Дёрнувшись было, капитан безнадёжно махнул рукой, пробормотав:

— Ну, по сравнению с прочими допущенными мною служебными проступками это — сущий пустяк.

По возвращении, отчитавшись перед Аней о событиях на балтийском побережье, мы в свою очередь узнали и от неё о ходе расследования в других регионах нашей родины. На встречу собралась частная следственная бригада в полном составе, включая и примкнувшую к нам Данусю.

Вопреки ожиданиям, первым раскололся Орешник. Возможно, сказалось опасение, что на него навесят мокрое дело, вот он и стал отчаянно оправдываться, сваливая вину на сообщников, независимо от того, живы последние или уже нет. Он никогда ничего ни о каких преступлениях не знал, просто явился к нему какой-то незнакомый тип, уже много лет назад, привёз с косы янтарь и хотел знать, сколько за него могут дать. Ну и он, Орешник, побегал по клиентам, поузнавал, почему и не поузнавать, это его бизнес, самому может пригодиться. Откуда было догадаться, что дело нечисто? И только года через два этот подлец Франек ненароком проговорился, что такой янтарь вряд ли продашь, нехорошо пахнет.