Рыбкин зонтик

— Да нет, — Оленька махнула рукой, — это он напоследок пар выпустил и ушел домой, его смена кончилась. Выспится, придет — еще прощения будет просить, он вообще-то не злой…

И снова сидела я возле кровати, и снова глядела на неподвижное тело, покрытое простыней. Забинтованные руки лежали поверх простыни и не шевелились. Все так же мелькали экраны, двигался белый поршень.

Никаких изменений, сказала Оля, он без сознания. Она посоветовала прийти завтра пораньше и поговорить с врачом. Я посидела еще немного, чувствуя, как набегают на глаза слезы, и пошла домой.

По дороге вспомнила, что нужно чем-то питаться, и заскочила в магазин. В кошельке было мало денег. Я вообще зарабатывала мало, так что Роман почти что меня содержал. Бывал он и щедр, но в разумных пределах, как сам говорил. Однако одета я была не хуже других. Деньги на хозяйство лежали дома в ящике серванта. Кроме того, в укромном месте лежали накопленные лично мной пятьсот пятьдесят долларов. Роман таких накоплений не поощрял, он считал, что деньги не следует хранить дома в чулке. Сам он пользовался кредитными карточками. Доллары я откладывала из своей небольшой зарплаты, собираясь на них сделать Роману подарок к свадьбе. Хотя мы официально не назначили день, Роман заговаривал об этом довольно настойчиво, и я, конечно, не сопротивлялась. Так что решив, что рано или поздно день свадьбы все же придет, я уповала, что к тому времени накопится приличная сумма для хорошего подарка.

Дома ждал меня неприятный сюрприз. Оказалось, что денег, оставшихся на хозяйство, меньше, чем я думала. То есть лежали в серванте полторы тысячи, а должно быть гораздо больше. Ведь я сама недавно с зарплаты сунула туда две, да еще Роман дал…

Вспомнив о Романе, я решила, что неуместно сокрушаться по такому несерьезному поводу. Очевидно, вчера утром Роману на что-то понадобились наличные, и он взял отсюда. Но мне понадобятся деньги, потому что завтра после беседы с врачом может выясниться, что Роману нужны какие-нибудь дорогие лекарства, и потом, если дело пойдет на улучшение, его переведут в палату, и нужно будет нанять персональную сиделку… Я полезла в свое тайное место — оно находилось в нижнем ящике платяного шкафа — и вытащила оттуда тонкую пачечку долларов. Немного, но все же какой-то выход на первое время. Однако тратить их было не то чтобы жалко, нет, для того чтобы Роман выздоровел, мне ничего не было жалко, просто если этих денег, с таким трудом отложенных на подарок к свадьбе, больше не станет, то это значит, что вся прежняя моя так хорошо налаженная жизнь рухнет.

Чувствуя в глубине души, что прошлая жизнь и так уже пошла под откос и не будет к ней возврата, я все еще упорно цеплялась за нее. Все будет хорошо, уговаривала я себя, Роман поправится, мы поженимся… Все это время я буду рядом…

С этой мыслью я заснула, забыв поужинать.

На следующий день было воскресенье, эти выходные тянулись бесконечно. С одной стороны, у меня свободное время для посещения больницы, а с другой — я чувствовала, что скоро рехнусь от тоски и одиночества. На работе хоть живые люди вокруг, не так тошно…

Я проснулась часов в девять, но вставать не спешила. В больницу мне к двенадцати, раньше у врача не найдется времени для беседы, а делать что-то по хозяйству совершенно не хотелось. Не подумайте, что я записная лентяйка, нет, квартиру и доверенного мне мужчину, то есть Романа, я содержала в полном порядке, даже у требовательного моего друга не было претензий. Но раз уж все пошло наперекосяк, то не было сил приниматься за обычные хозяйственные дела. Он лежит там, весь в трубках, и этот ужасный белый поршень ходит туда-сюда, думала я, а я в это время буду как ни в чем не бывало драить раковину и запускать стиральную машину? Да провались оно все совсем!

Я повалялась с часок, лениво призывая себя встать и заварить хотя бы кофе, потом снова вздремнула, и в это время в дверь квартиры позвонили. Спросонья мне показалось, что это насчет Романа, я открыла, даже не спросив, кто там.

Понимаю, что в наше время нельзя быть такой легкомысленной, что за дверью могут оказаться бандиты, грабители, бригада серийных убийц, — но после всего, что я перенесла, такие бытовые мелочи мало волновали.

На пороге оказались всего лишь две тощие тетки с постными унылыми лицами.

— Думаете ли вы о своей душе? — осведомилась первая, повыше и потемнее.

— Думаете ли вы о вечной жизни? — подхватила вторая, пониже и посветлее.

Их выступление было хорошо отрепетировано, как только замолкала одна, тут же включалась другая, чтобы я ни на секунду не оставалась в тишине. А тишина — это то единственное, чего мне сейчас действительно хотелось…

— Если вы не думаете о своей душе хотя бы раз в день… — пропела первая.

— Чего вы хотите от меня? — Видно, я выкрикнула эти слова так, что вторая тетка не исполнила свою арию, а испуганно отступила и скороговоркой выпалила:

— Чтобы вы подумали о душе.

— Оставьте меня в покое! — со злостью проговорила я и захлопнула дверь.

Однако не успела я уйти из прихожей, как звонок снова задребезжал — причем на сей раз гораздо решительнее и настойчивее.

— Да уйдите вы наконец! — воскликнула я, вернувшись к двери.

— Что?! — раздался с площадки раздраженный и злобный голос.

Я выглянула в «глазок» и увидела перед дверью совершенно другую тетку. На лице у нее не было и тени постной благостности и ангельского смирения прежних посетительниц — только смесь злобной подозрительности и жадности. Лицо ее показалось мне смутно знакомым.

— А вы кто такая? — спросила я через дверь.

— Романа Васильевича родная тетя, — сообщила тетка таким тоном, как будто представилась королевой Англии. — И нечего дурака валять, ты меня прекрасно знаешь.

Я со вздохом отперла дверь, и незваная гостья протиснулась в квартиру. Насчет того, что я прекрасно ее знала, тетка малость преувеличила, но теперь я вспомнила, что да, видела я эту тетку пару раз, когда Роману вздумалось вести меня на сборище родственников.

Была тетка тоща, жилиста, с жиденькой светлой «химией» на голове. Чувствовалось также, что настроена тетка очень решительно.

Оказавшись внутри квартиры, она немедленно смерила меня взглядом и ядовито процедила:

— А вот ты кто такая, милочка, это еще надо выяснить! Кто ты такая и на каком основании находишься в Ромочкиной квартире!

— Здрасте вам! — не выдержала я. — А то вы не знаете, кто я такая?

— Понятия не имею! — невозмутимо ответила тетка.

— Да мы же с вами знакомы! Роман же нас знакомил!

— Эвон! — противно ухмыльнулась тетка. — Мало ли с кем он меня знакомил! У него, знаешь, таких, как ты, может, двадцать было… Я, что ли, всех помнить должна?

Это была заведомая ложь, потому что Роман в отношении женщин был человеком спокойным. То есть за все время нашего знакомства он не дал мне повода его ревновать. Была у него я, его устраивала, во всяком случае, он так говорил, так что от добра добра не ищут. Разумеется, я допускала, что до меня у него были женщины. И, разумеется, они бывали в этой квартире и, возможно, даже жили в ней. Но все же последний год он был со мной и даже водил меня к родственникам. Так что вовсе незачем было тетке так со мной разговаривать.

— Так что ты тут делаешь? — холодно поинтересовалась тетка.

— Вот уж не собираюсь перед вами отчитываться! — огрызнулась я, однако невольно попятилась, потому что тощая теткина фигура вдруг на глазах стала увеличиваться в размерах и начала планомерно ввинчиваться в квартиру, занимая ее метр за метром, как оккупационные войска.

— Я Ромочкина тетя Ара, — проговорила эта особа, продолжая наступление.

Эти слова прозвучали на этот раз так угрожающе, как будто она сказала «Генрих Гиммлер» или «Чикатило».

— Ну и что с того? — продолжала я попытки обороны.

— А то, что я хочу проверить, все ли в порядке в Ромочкиной квартире, на месте ли все его вещи, и вообще…

Это «вообще» прозвучало особенно многозначительно и угрожающе.