Человек, который ненавидел Маринину

Оля заинтересованно посмотрела на женщину. Она была одета в дешевое польское платье с вещевого рынка и стоптанные темно-коричневые туфли. Было трудно поверить, что перед ней сидит мать крестника американского президента.

— Простите, кажется, я задумалась. Не могли бы вы повторить все с самого начала?

Женщина укоризненно покачала головой.

— Я же все объяснила! Сколько можно повторять одно и то же? Надеюсь, что в этот раз вы будете слушать, что я говорю.

— Буду, — подтвердила Оля.

— Так вот. Я всегда мечтала, что мой сын будет сыном президента, но, к сожалению, я вышла замуж за рабочего консервного завода. Когда я забеременела, то твердо решила, что мой ребенок заслуживает самого лучшего крестного, и пообещала ему, что, раз уж его отец оказался простым рабочим, его крестным непременно станет президент. Я отправилась к священнику и спросила, обязательно ли, чтобы при крещении присутствовали двое крестных — крестная мать и крестный отец и как происходит обряд крещения.

Священник объяснил, что присутствие крестной матери обязательно, а если крестный отец по каким-то причинам не может присутствовать на крещении, будет достаточно в нужный момент как следует представить его себе, и тогда он будет считаться крестным отцом ребенка. Так что теоретически я могла выбрать любого хорошего человека и сделать его крестным отцом. Я долго размышляла и после мучительных колебаний выбрала Билла Клинтона. В тот момент он показался мне наиболее достойным кандидатом. Так Билл стал крестным отцом моего Павлика.

— Отлично, — улыбнулась Оля. — Я рада за вашего сына. Так в чем же ваша проблема?

— В том, что Билл — сволочь, — наклоняясь к ней, злобно прошипела женщина. — Этот подлец недостоин быть крестным моего ненаглядного ангелочка!

— Но почему? — опешила Оля. — Что он вам сделал? Неужели вас так возмутила его связь с Моникой Левински? В конце концов, согласно статистике, 98 процентов мужчин изменяют своим женам. Так почему же американский президент должен быть исключением?

— Если бы дело было только в Монике, возможно, я и простила бы его. А как насчет войны в Югославии? А бомбардировки сербских городов? На совести этого убийцы миллионы жизней наших братьев-славян!

— Действительно, с войной в Югославии как-то нехорошо получилось, — согласилась Оля. — Мне тоже кажется, что в этом Клинтон слегка переборщил. Так что именно вы хотите от меня?

— Как что? Конечно же, я хочу другого крестного для моего сына!

— И поэтому вы решили обратиться к адвокату?

— А что еще я могла сделать? Я отправила письмо лично Биллу и в сенат США, но прошло уже три месяца, а я так и не получила ответа! Эти американцы совсем совесть потеряли!

Несколько мгновений Оля с любопытством созерцала фанатичное выражение на лице посетительницы. Случай был настолько нетривиальным, что она даже на время позабыла о предназначенном ей судьбой незнакомце.

— Знаете что, — произнесла наконец Кузина. — Ваш случай не такой сложный, как может показаться на первый взгляд. Если вы представили, что Билл Клинтон стал крестным отцом вашего сына, с таким же успехом вы можете представить, что увольняете его, и берете на роль крестного другого, на этот раз действительно достойного человека.

— И все? — недоверчиво посмотрела на нее женщина. — Так просто?

— Так просто, — подтвердила Оля. Лицо посетительницы перекосила странная гримаса. Она тихо всхлипнула и на мгновение поднесла к глазам платок. Затем ее лицо озарила счастливая улыбка.

— Вы не представляете, что вы для меня сейчас сделали, — с чувством произнесла она. — Вы сняли невыносимую тяжесть с моей души! Сколько я вам должна?

— Нисколько, — ответила Ол. — Я тоже била против войны в Югославии.

— Ну, это уже слишком, — Пробормотала Кузина, когда женщина вышла из кабинета.

Дверь слегка приоткрылась:

— Можно? — послышался мягкий мужской баритон.

Оля судорожно вздохнула, а ее руки взметнулись вверх, поправляя прическу. Кузина ни секунды не сомневалась в том, что это был ОН — мужчина ее мечты.

Дверь растворилась, и на пороге нарисовался стройный высокий брюнет с широко расставленными темно-синими глазами. При взгляде на его породистое, четко очерченное лицо Олю пронзило чувство необъяснимой тревоги. Выражение этого лица было каким-то необычным и трудноопределимым — то ли печальным, то ли усталым, то ли отрешенным.

— Здравствуйте, — сказал брюнет.

— Здравствуйте. Садитесь, пожалуйста, — дрогнувшим голосом предложила Оля, мысленно посылая ЕМУ эманации пламенных чувств, бушующих в ее груди, чувств, которые, Как и следовало ожидать, должны были немедленно пробудить в незнакомце ответную страсть. В этот момент Кузина почти верила в то, что телепатия существует и истинная любовь способна творить чудеса.

Однако поведение посетителя явно опровергало эту теорию.

Брюнет опустился в кресло и окинул Олю оценивающим взглядом лишенного эмоций аналитика. Под этим взглядом ее светлая вера в телепатию и магические силы любви увяла, как орхидеи в безводной пустыне. Впервые в своей жизни Кузина столкнулась с мужчиной, который смотрел на нее с таким же безразличным выражением, как он посмотрел бы, скажем, на письменный стол или на рулон туалетной бумаги.

Только сейчас Оля получила возможность внимательно рассмотреть одежду брюнета и убедилась, что, во-первых, она была безукоризненно подобрана, но при этом не бросалась в глаза, а во-вторых, она была запредельно дорогой. Запястье мужчины ее мечты украшал стальной швейцарский хронометр фирмы “Кротон” за пять тысяч долларов. Кузина видела часы этой марки в журнале “Вог”.

Обычный “новый русский”, желающий потрясти воображение сограждан своим неожиданно свалившимся богатством, наверняка купил бы здоровенные золотые часы, к тому же украшенные бриллиантами. Истинную цену “Кротона” знали лишь немногие. Кто же он такой? Загадочный богач, пытающийся выглядеть незаметным?

— Я хочу подать исковое заявление в суд, — сказал мужчина. — Вы можете составить его?

— Разумеется, — энергично кивнула головой Оля, надеясь, что он обратит внимание на ее роскошные, сверкающие после мытья каштановые локоны. — В чем именно состоит суть вашей проблемы?

— Я хочу подать в суд на писательницу Александру Маринину, — с расстановкой произнес брюнет.

— На Александру Маринину? — ошарашенно переспросила Оля.

— Именно так, — подтвердил брюнет.

— На эту Александру Маринину? — на всякий случай уточнила Оля, вытаскивая из сумочки мятый томик “Стилиста”.

От одного взгляда на книгу по щеке посетителя пробежал нервный тик.

— Уберите это, — попросил он, и в его ровном голосе прозвучали нотки с трудом подавляемого отвращения.

— Хорошо, — сказала Оля, запихивая “Стилиста” обратно в сумочку и стараясь выглядеть как можно более спокойной и уверенной в себе. — Какие именно претензии вы имеете к Александре Марининой?

— Беззастенчивое вмешательство в мою личную жизнь, — отчеканил брюнет. Было заметно, что он неоднократно проигрывал в воображении свою речь. — Я хочу подать на нее в суд за наносящее мне моральный и материальный ущерб публичное разглашение в ее книгах подробностей моей личной и в том числе интимной жизни.

Оля нервно вцепилась в авторучку. Здесь явно происходило что-то странное. Это что, розыгрыш? Вроде непохоже.

— Вы хотите сказать, что Маринина списала с вас какого-то героя своих книг?

— Она не списала с меня какого-либо героя. Она нагло и беззастенчиво описывает в книгах мельчайшие подробности моей жизни, причем она осмелилась вывести меня в качестве героя под моим настоящим именем. Она даже не погнушалась упомянуть о единственном факте супружеской измены, к сожалению, со всеми совершенно излишними и никому не нужными деталями. Вы представляете, какой ущерб она нанесла моему имиджу? Я уже не говорю о том, насколько подобная популярность вредит моей профессиональной деятельности. Это непростительно. Я хочу поставить точку во всей этой истории. Пусть она знаменитая писательница, пусть мафиозные издатели ее покрывают, но и на нее в конце концов должна быть управа!