Женское детективное агентство № 1

Однажды, возвращаясь с пастбища, я вышел на главную дорогу, ведущую из Франсистауна в Габороне. День был жаркий, я уселся под деревом и стал ждать автобуса. От жары я задремал и проснулся от звука приближавшейся машины.

Это была большая машина, кажется, американская, а сзади сидел какой-то человек. Водитель вышел и обратился ко мне на сетсвана, хотя номера машины были южноафриканские. Водитель сказал, что у машины потек радиатор, и спросил, где можно набрать воды. По дороге к моему пастбищу как раз стояла цистерна для скота, я проводил туда водителя, и он наполнил канистру водой.

Когда мы вернулись, чтобы налить воду в радиатор, человек, сидевший сзади, вышел и посмотрел на меня. Он улыбнулся, желая показать, что благодарен мне за помощь, а я улыбнулся ему в ответ. И тут я понял, что знаю его. Он управлял всеми шахтами в Йоханнесбурге – был одним из людей мистера Оппенгеймера.

Я подошел к нему и представился. Сказал, что я, Обэд Рамотсве, работал у него на шахтах и, к сожалению, был вынужден рано уехать, но это произошло по не зависящим от меня обстоятельствам.

Он улыбнулся и сказал, что с моей стороны похвально проработать на приисках столько лет. Пригласил меня в свою машину и предложил подвезти до Мочуди.

Я вернулся в Мочуди на машине, и этот важный человек зашел ко мне в дом. Увидев Прешас, он сказал, что она очень красивая девочка. Потом выпил чаю и посмотрел на часы.

– Мне пора, – сказал он. – Надо возвращаться в Йоханнесбург.

Я предположил, что его жена рассердится, если он опоздает к ужину. Он ответил, что такое вполне может быть.

Мы вышли на улицу. Человек мистера Оппенгеймера полез в карман и вынул бумажник. Когда он его раскрыл, я отвернулся. Я не хотел брать у него деньги, но он настаивал. Он сказал, что я один из людей мистера Оппенгеймера, а мистеру Оппенгеймеру нравится заботиться о своих людях. Потом он дал мне две тысячи рэндов [9], а я сказал, что куплю на них быка, потому что один мой бык недавно околел.

Ему это понравилось. Я пожелал ему идти с миром, а он мне – оставаться с миром. Потом мы расстались, и больше я никогда не видел своего друга, хотя он всегда здесь, в моем сердце.

Глава III

О мальчиках и козах

Обэд Рамотсве поселил свою двоюродную сестру в задней комнате маленького дома, который он выстроил на краю поселка, вернувшись с рудников. Поначалу он хотел устроить там кладовку, чтобы хранить жестяные коробки, лишние одеяла и запасы керосина, на котором готовил еду, но для них нашлось другое место. В комнату поставили кровать и маленький шкаф, стены выкрасили в белый цвет, и она была готова для жилья. На взгляд двоюродной сестры, это были роскошные апартаменты, о которых она не могла и мечтать. Шесть лет назад ее бросил муж, и она вернулась к матери и бабке. Те поселили ее в каморке с тремя стенами, одна из которых не доходила до потолка, и обращались с ней с холодным презрением – они, как люди старой закалки, полагали, что женщина, брошенная мужем, достойна своей участи. Конечно, они приняли ее, но скорее из чувства долга, чем из сострадания.

Муж бросил ее, потому что она была бесплодна – такова судьба большинства бездетных женщин. Она истратила почти все свои скромные средства на знахарей, один из которых обещал, что его стараниями она вскоре забеременеет. Он дал ей травы и толченую кору, а когда это не помогло, обратился к колдовству. От некоторых снадобий она долго хворала, а одно едва не свело ее в могилу, что неудивительно, принимая во внимание их состав, но бесплодие никуда не делось, и бедняжка поняла, что муж теряет терпение. Он ее бросил и вскоре с гордостью написал ей из Лобаце, что его новая жена забеременела. А еще через полтора года прислал короткое письмо с фотографией ребенка. Денег он не прислал, и больше она о нем не слышала.

Теперь же, стоя с Прешас на руках в своей комнате с четырьмя крепкими побеленными стенами, она чувствовала себя абсолютно счастливой. Она позволила Прешас, которой уже исполнилось четыре, спать в ее постели, и всю ночь лежала без сна, прислушиваясь к детскому дыханию. Она гладила ее, держала маленькую ручку в своей ладони и восхищалась совершенством детского тельца. Днем в жару, когда Прешас спала, она сидела рядом, отгоняя от спящей малышки мух, и шила крохотные ярко-красные или ярко-синие кофточки или вязала такие же носочки.

Обэд Рамотсве тоже был доволен. Каждую неделю он выдавал двоюродной сестре денег на продукты и каждый месяц – еще немного на личные расходы. Она вела хозяйство экономно и все оставшиеся деньги тратила на Прешас. Ее не в чем было упрекнуть, и она не допускала просчетов в воспитании его дочери. Все было безупречно.

Двоюродная сестра хотела, чтобы Прешас выросла умной. Она сама не получила почти никакого образования, но, проявив упорство, выучилась читать и ощутила возможность перемен. Теперь появилась политическая партия, куда принимают женщин, хотя некоторые мужчины и ворчат, что это не к добру. Женщины стали обсуждать друг с другом свою участь. Конечно, никто открыто не бросал мужчинам вызов, но кое-где раздавался шепот, кое-кто обменивался взглядами. Двоюродная сестра размышляла о своей жизни, о раннем браке с человеком, которого почти не знала, о позоре бесплодия. Она вспомнила, как жила в каморке с тремя стенами, вспомнила тяжкий труд, за который не получала платы. Быть может, когда-нибудь женщины сумеют возвысить свой голос и указать на несправедливость этой жизни. Но сначала им нужно научиться читать.

Она начала учить Прешас счету. Они считали коз и коров. Считали игравших в пыли мальчишек. Считали деревья, давая каждому имя: кривое дерево, дерево без листьев, железное дерево мопани, которое любят гусеницы, дерево, на которое не садятся птицы. Потом двоюродная сестра говорила: «Если мы срубим дерево, похожее на старика, сколько деревьев останется?» Она заставляла Прешас запоминать группы слов: имена родственников, имена коров, принадлежавших ее отцу, имена вождей. Порой они садились у маленького магазинчика, поблизости от дома, и ждали, когда по тряской дороге проедет машина. Двоюродная сестра называла ее номер, а Прешас должна была его запомнить и назвать на следующий день, когда ее спросят, или даже через день. А еще они играли в игру вроде той, в которой упражнялся Ким: двоюродная сестра клала на плетеный поднос знакомые предметы, накрывала тряпкой и убирала один предмет.

– Что я взяла с подноса?

– Старый сморщенный плод марулы.

– А что еще?

– Больше ничего.

Она никогда не ошибалась, эта девочка, все замечавшая своими широко раскрытыми серьезными глазами. И постепенно, без всякого нажима со стороны взрослых, в ребенке развились такие качества, как любознательность и осведомленность.

К шести годам, когда Прешас пошла в школу, она знала все буквы, умела считать до двухсот и затвердила наизусть первую главу Книги Бытия в переводе на сетсвана. Она также выучила несколько английских слов и могла продекламировать целых четыре строфы из английской поэмы о кораблях и море. Под впечатлением услышанного учитель поздравил двоюродную сестру Обэда и похвалил за то, что она сделала. То была первая похвала, которую бедняжка услышала в свой адрес. Обэд благодарил ее часто и щедро, однако ему в голову не приходило ее хвалить – на его взгляд, она просто выполняла свой женский долг, и в этом не было ничего особенного.

«Это мы первыми вспахали землю, когда ее сотворил Модисе (Бог), – говорится в древней тсванской поэме. – Это мы готовим пищу. Это мы заботимся о мужчинах в детстве, юности и старости, перед смертью. Мы всегда были здесь. Но мы – всего лишь женщины, и нас никто не видит».

Бог поселил нас на этой земле, – размышляла мма Рамотсве. – И значит, все мы африканцы. Так было с самого начала, потому что человек появился в Африке, это доказали доктор Лики и его отец. И если хорошенько над этим подумать, все мы братья и сестры. Но что мы видим вокруг? Вражду, вражду и вражду. Богатые убивают бедных, бедные убивают богатых. Повсюду, кроме Ботсваны. И все благодаря сэру Серетсе Кхаме [10], который был добрым человеком, создал Ботсвану и сделал ее хорошим местом. Мма Рамотсве и сейчас могла всплакнуть, вспоминая президента и его последнюю болезнь, когда все лучшие врачи в Лондоне говорили правительству: «К сожалению, мы не в силах вылечить вашего президента».