Стечение обстоятельств

В час двадцать ночи капитан Фрелькович выслушал рапорт своего подчиненного.

— Разрешите доложить, получилось так от неожиданности, — мужественно признался сержант, и в его усталом голосе слышалось сдерживаемое бешенство. — У нее были ключи... Хорошо, по порядку. Стою я, значит, как велено, и вдруг вижу, кто-то идет прямо к воротам. И даже не очень долго я ждал. Идет, значит, к воротам, не скрываясь, преспокойненько их отпирает и запирает и шасть в гараж! Ключи от гаража тоже у нее были. Я там в темноте не очень разобрал, но показалось — баба. В гараж влезла — и ничего! Тихо! Света не зажигала, кто ее там знает, что она делает в гараже. А ну как сядет в машину и попытается скрыться, вот я и подкрался потихоньку к дверям, она их только притворила, думаю, на испуг ее возьму. Подкрался неслышно, в щель фонарем посветил и хотел крикнут: «Руки вверх», да только меня чем-то так огрели, что в глазах потемнело. Будь там мужик, я бы еще поостерегся, но кто такого ожидал от бабы? На оружие бросилась, как тигрица, откуда-то сверху прыгнула, а на меня, разрешите доложить, еще одна доска свалилась, на ноги, двухдюймовая, ну и как раз этой секунды мне и не хватило. А эта стер... извините, баба, и говорит: «Не я руки, а ты!» Ну и ту доску под ноги швырнула. И еще велела не надеяться, что она меня застрелит, а потом придется сидеть как за убийство человека. Ничего подобного! Она мне, дескать, колено прострелит, а стрелять уж она умеет... Ах, не веришь? Смотри, поганец! Видишь, спрашивает, вон ту баночку с крышечкой? Да вон же, рядом с твоей пустой башкой, на полочке! И как даст по крышечке! В самую середку. И надо же, там как раз проходила водопроводная труба, так струя прямо мне в ухо! Такая ушлая, знала, где кран, велела мне перекрыть воду, а сама все о моем колене, чтоб я ненароком не позабыл. А ухо до сих пор болит, хорошо еще, вода холодная была, а не горячая. Что мне было делать? Пришлось в машину сесть, ключи она мне бросила, такая, говорю, ушлая, поумнее меня, близко ко мне не подходила, держит меня на мушке, и пришлось подчиниться. И ворота я открывал и потом запирал, и машину вел. А она с моей пушкой сзади села. От колена отцепилась, на лопатку перешла. В голову, говорит, стрелять не стану, нужна мне твоя голова, а лопатку прострелю, мол, не сомневайся. Мало будет одной — и вторую прострелю. Мне же, говорит, легче будет, надоело тебя держать на прицеле, сама поведу машину, пока ты мешком будешь валяться на полу. Ну я и вел машину, думаю, может, какой случай подвернется, а она знай командует — вправо, влево.. И оказалось, прямиком ехала к нашей комендатуре! Я слышал, она дежурному говорила, что бандита поймала и пану капитану велела сообщить...

Капитан Фрелькович в молчании выслушал рапорт и даже не очень сердился на сержанта, обнаружив множество смягчающих его вину обстоятельств. Он лишь махнул рукой и перевел взгляд на женщину.

— Ну вот, сами видите, — только и промолвил он укоризненно.

Я сидела злая и искренне расстроенная. Ведь была уверена, что по крайней мере хоть одного мафиози собственноручно обезвредила! Я очень хорошо понимала, насколько в моем шатком положении требуются особые заслуги, а тут такая! И вот пожалуйста — никакая не заслуга, совсем наоборот: сняла человека с боевого поста, там никого не осталось охранять объект, преступники могут действовать свободно. Правда, не совсем понятно, что им там еще делать, если торба с наркотиками уже конфискована, но ведь для чего-то же часовой был оставлен! Может, они не знали о конфискации товара, могли явиться за ним, их можно было задержать на месте преступления... Эх!

— А невестка ваша опять скрылась, — сообщил капитан, и в голосе его звучали раздражение и претензия. — Ну, хорошо, допустим, не она убила Торовского, мы это уже установили, но почему же в таком случае она явилась к вилле Подольских, машину поставила на задах и, увидев полицию, скрылась. Выводы напрашиваются сами собой. Что скажете?

Говорить о своей невестке я с полицией по-прежнему не собиралась, а делать выводы — их обязанность, не моя. Заговорила я о другом. Тоже с раздражением и претензией; как можно не отметить мою неоценимую помощь полиции? Ведь не кто иной, а только я вывела их на Константин, показала дом. Я уже поняла, что баба на велосипеде была их лучшим оперативником, никакая не домработница, увы, а я еще собиралась туда вернуться, разыскать ее...

Уже наступило утро, когда мы вернулись домой.

— Если бы я все о тебе не рассказал, сидеть бы тебе уже за решеткой! — упрекал меня Януш. — Куда, черт возьми, подевалась Иоанна? Послушай, ведь это не шуточки, она сейчас нужна полиции по зарезу, без ее показаний дальше не двинуться! Так что, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я сообщил им о квартире ее тетки, если она не причастна к афере, ей ничего не будет, а вот если причастна...

Я не сердилась, просто бросилась к телефону, глянув по дороге мельком на часы — двадцать минут четвертого. Номер телефона Иоанны я набирала без особой надежды, скорее всего, ее нет, скорее всего, она уже мчится в направлении к государственной границе. И когда в трубке услышала ее голос, сначала не поверила своим ушам. Может, какая-то ошибка?

— Слушай, если это ты, немедленно смывайся, — сказала я решительно. — Приезжай ко мне, если сумеешь. Боюсь, что у твоего дома уже торчит шпик.

Во взгляде Януша, устремленном на меня, выражались самые противоречивые чувства.

— Никогда бы не подумал, что, выйдя на пенсию, смогу пережить нечто подобное, — вздохнул он.

— Думаю, шпика к ее дому еще не успели направить...

У капитана Фрельковича было три пары ботинок и летние сандалии. Кроме этого, у него была жена и собака. Точнее, еще щенок, беспородный, но от крупных родителей. Жена и щенок имели самое непосредственное отношение к ботинкам. Да, еще у капитана был сын, но в данном случае он не учитывался, ибо к дальнейшим событиям никакого отношения не имел.

Две пары ботинок жена капитана отнесла в починку сапожнику-частнику, чья лавчонка находилась рядом с их домом. Ремонт был небольшой, надо было просто набить новые набойки, однако, когда жена Фрельковича через два дня явилась за обувью, лавчонка оказалась запертой. Записка, приколотая к дверям, извещала, что мастер заболел, просит уважаемых клиентов извинить и подождать недели три. И если кто из клиентов и удивлялся. что сапожник так точно предвидел продолжительность своей болезни, потом удивляться перестал, когда выяснилось, что человеку предстояло удалить аппендикс, так что можно было приблизительно рассчитать время на операцию и послеоперационный период. Ну да это тоже к нашей истории отношения уже не имеет.

Третью пару капитанских ботинок изгрыз щенок. Впрочем, капитан сам виноват: вернувшись с работы, он разулся, перелез в домашние тапки, а ботинки легкомысленно бросил в прихожей. Да и не целиком их изгрызли, один ботинок всего, ко второму щеночек и не прикоснулся, зато от первого остались одни ошметки. Капитан вспомнил — были у него еще старые ботинки, он уже давно их не носил. Увы, оказалось, до них щенок добрался в первую очередь, как только у него начали резаться зубки. Впрочем, и из них изгрыз только один.

Капитан оказался перед выбором: летние сандалии или два ботинка от разных пар и разной степени изношенности. Слякотное начало ноября предопределило выбор в пользу ботинок, в конце концов, они были одного цвета, а что различались оттенком и степенью изношенности, так это пустяки. Умная собачка предусмотрительно изгрызла в одном случае правый, в другом — левый ботинок.

Остро встал вопрос немедленного приобретения новой пары, и по уши занятый капитан вынужден был выкроить для этой цели время между посещением криминалистической лаборатории и совещанием начальства.

Покончив с криминалистикой, он вышел из служебной машины в центре и отослал ее, намереваясь по дороге в комендатуру зайти в один-друтой обувные магазины.

И почти сразу же пожалел о том, что отправил машину, потому что нужную обувь приобрел уже во втором кряду обувном магазине. И обутый нормально, выйдя из магазина под моросящий дождь, сразу же и пожалел. Тем более что моросящий дождь через две минуты превратился в настоящий ливень, да еще с градом.