Платный сыр в мышеловке

— Голова болит. Заморозка отходит.

— Туда ей и дорога. И все-таки постарайся вспомнить, кого из знакомых ты мог видеть в аэропорту? За исключением отца и Елизаветы Марковны.

— Я ни о чем не могу думать. Давайте сначала сделаем одно дело, потом будем обсуждать другие вопросы. Еще долго до Пролетарского проспекта?

— Ир, дай ему баралгин, чтобы не дергал меня своим «долго». Странно, что твой Ефимов не вколол ему на прощание какой-нибудь анальгетик.

— Да все мне вкололи. На Пролетарский нам не надо. — Виталий с усилием приподнялся. — Все правильно. Сейчас мы едем по маршруту третьего трамвая. Я скажу, когда повернуть.

Чем дальше мы ехали, тем больше возрастало напряжение. Теперь уже Наташка донимала парня вопросом, скоро ли поворот?

— Метров через триста. Попытайтесь обойти трамвай — у него будет остановка, и сразу налево, на разворот в обратную сторону.

— Это нарушение правил!

— У нас сейчас одно правило — действие на выживаемость.

— Бли-ин!

Наташка не только «обскакала» трамвай, но и, ловко развернувшись, успела огрызнуться на водителя грузовика. В ответ на его миролюбивое: «Во баба дает!» — вяло заявила: «Сам такой».

Окончательно забыв о своем намерении не оборачиваться назад, я всю шею отвертела в попытках отследить погоню. Мои усилия были оценены по достоинству.

— Ирка! Ты можешь сидеть спокойно? Выскочка! Из-за твоих колебаний «Ставриду» качает, как парусное судно в штормовую непогоду. У меня все под контролем.

— Поворот направо, доезжаем до конца этого дома, еще один поворот налево, остановка у огороженных мусорных контейнеров. Подбираем бомжа, и в путь.

— Та-ак… Снижаем скорость… Доезжаем до концаа-а… — плавно пела Наталья. — Цивильная свалка… Ну и который из этих бомжей наш? Тут их три штуки дерутся. Не иначе как территорию и добычу делят. Видите, в сторонке шесть бутылок валяется? Между ними своя междоусобица, неодушевленная — бой стеклотары. Одна, по-моему, уже грохнута.

На короткое мгновение боевые действия были прерваны — из чистого любопытства противоборствующих сторон. Одна из нелепых фигур оказалась женского сословия. К ней я и обратилась, приоткрыв дверь и пригласив в машину. Она испуганно попятилась, вытерла рукавом бывшего пиджака нос и тут же изобразила руками неприличный жест. Этого ей показалось мало, она потребовала подтверждения получения информации: «А это видела?!!» Пришлось подтвердить. Двое ее соперников наперегонки кинулись ко мне. От страха я ойкнула, инстинктивно попытавшись захлопнуть дверь, но Наташка, поддавшись уговорам Виталия, воспротивилась. Так я и оказалась на улице. Один на один с хмельной бомжихой, даже отдаленно не похожей на молодую девушку, которая, по моему предположению, должна откликаться на имя «Марина». Мы стояли и препирались, выясняя между собой один и тот же вопрос — «чё те надо, чё те надо», пока Наташкин окрик не заставил меня ретироваться к машине. Задом, естественно. В руках у женщины неведомо откуда появился батон белого хлеба, она им недвусмысленно помахивала. Если он являл собой давнюю окаменелость… Какая низость! Так обращаться с хлебом.

Юркнув на свое место, я увидела второго представителя «богемы». Он нагло и требовательно выпрашивал у Наташки деньги, а она безуспешно пыталась тронуться с места, отказываясь верить тому, что кончился бензин. Я оглянулась назад. На сиденье «навалом» торчали две живые фигуры. Не сразу поняла, что они просто обнимались.

— В багажнике канистра с бензином. Неприкосновенный запас — пять литров. Сможешь заправить в машину? — спросила подруга. — Я пока отобьюсь от этой весьма нечистой, судя по убойному запаху, силы. Блин, даже водка, которой этот экземпляр нажрался, не дезинфицирует. Наверное, паленая. Ир, заправишь и быстро назад. На войне как на войне.

Часть четвертая

Воскрешение истины

— Домой не поедем! Возражения бесполезны, — отрезала Наташка, благополучно отделавшись от просителя. Помогла демонстрация флакончика с дезодорантом и предложение почувствовать разницу между запахом «презренного металла», которого ему маловато показалось, и свежестью альпийских лугов.

Мужик задумался — предложение показалось странным и витиеватым. Особенно вторая часть.

— Ясно, — сказала Наташка, — свежесть альпийских лугов пугает. И правильно. Зачем нам заграничные ароматы? А ну, отойди от машины! Сейчас как пшикну газовым баллончиком, долго будет Карелия сниться! Ир, пристегнись, взлетаем! Знать бы еще, от кого весь этот длительный улет.

Человек без определенного места жительства в три прыжка одолел солидное расстояние до угла дома. Одолел бы и больше, но решил испытать судьбу и встал как вкопанный. Какие слова он при этом говорил, едва ли, протрезвев, и сам вспомнит. А все потому, что очень торопился высказаться. Вот и соединял начало одного слова с началом второго. Наташка сдала назад, развернулась, и мы покатили на главную дорогу старым маршрутом.

— До всех дошло, что я сказала? К нам домой не поедем! Кому не нравится, может вылезать.

Все молчали.

— Понятно. Вылезать могу я одна. Мне единственной не нравится мое предложение. Интересно, почему так бензином воняет?

— Какое же это предложение? — с грустью возразила я. — Это ультиматум. Будь любезна, сообщи, куда тебя несет.

— Дача твоя и дача моя. Третьего не дано. В Городец, а равно в Копенгаген, не поеду. Даже не предлагай. Представляю, как тебе твой Ефимов обрадуется.

— Жаль, не на всю оставшуюся жизнь! Мне бы лучше в Городец. А на худой конец, сошел бы Копенгаген. С другой стороны, если мы обе сбрендили, зачем своим неожиданным визитом подталкивать к тому же собственных детей? Димка другое дело — привычный. Дня не проходит без заявлений о том, что я свожу его с ума. Будем надеяться, что ума у него в заначке еще хватает. Марину и Виталика поселим у тебя, постарайся сделать это незаметно. Не хочется лишних вопросов. А ты переночуешь в нашем доме. Заодно пожалуешься на самовольный захват мною твоего транспортного средства. Угнала тебя вместе с машиной.

— Ты сказала «Марину»? Интересно… Мариночка, привет!

— Привет, — низким голосом поздоровалась Мариночка.

— Ты что, простужена? Такое впечатление, что не Марина, а сбежавший от охотников Серый Волк из «Красной шапочки». Перетрусил, перестал притворяться и заговорил своим голосом.

Наташка попыталась разглядеть обстановку на заднем сиденье в зеркало переднего вида, но ей это не удалось. Я его настроила по своему разумению. Все равно она пользуется им, только чтобы полюбоваться собой.

— Не отвлекайся от руля и дороги! — предостерегла я подругу. — Несмотря на всю катавасию, выглядишь как кинозвезда. Зачем намеренно искать изъяны? Отвлечешься — испортишь свой внешний вид. И мой тоже. Виталик, как ты там?

— Уже значительно лучше. Только в сон тянет. И бензином воняет до тошноты. Можно открыть второе окно?

— Оно не открывается. Вернее, открывается бесконтрольным обрушением вниз. Стеклоподъемник починить некому. Ничего, сейчас проснешься. И к бензину привыкнешь. Ко всему, говорят, привыкаешь. Я вот тоже… привыкаю. До тошноты. Хочешь, расскажу, что ты делал в квартире Владимира Родионовича, прикатив туда из аэропорта? Все в ту же знаменательную субботу после проводов… пожилой женщины. Если ошибусь — поправишь.

— Сделал дело — болтай смело, — ответила за Виталия Наташка. — Ир, ты точно канистру в бензобак вылила?

— Ну так ведь едем же.

Я немного повозилась на сиденье, устраиваясь удобнее. С этим спешным бегством от благоустроенной помойки заскочила в машину как могла и с чем могла — с пустой канистрой из-под бензина. Не было времени укладывать ее в багажник. Даже пробку окончательно не завинтила. Так и сидела в тесной близости с канистрой, завидуя другим, пока не догадалась спустить ее вниз, к ногам. Кажется, пробка совсем отвинтилась.

Наташка, обратив на мою неусидчивость непосредственное секундное внимание, громко ахнула и сразу притормозила. Как оказалось, у какого-то магазина на Кольцевой. Обращаясь со мной так, как будто меня рядом не было, заочно призвала наших попутчиков в свидетели, чтобы подтвердить непутевость «этой Ирки», которая сидит и безалаберно высиживает угрозу токсикологического отравления парами бензина всего коллектива, чудом спасшегося в невероятно трудных условиях. Я хотела было достойно ответить «этой водительше», но отвлек звонок мобильника. Теперь уже громко ахнула я: Дмитрий Николаевич интересовался, почему меня нет дома.