Не спеши умирать в одиночку

Она захлопнула дверцу и уставилась перед собой.

— Что, опять сидеть дома как мышки? — тихо спросила Тамара.

— Есть другие предложения?

— Я хочу сделать что-то такое, — стиснув пальцы в кулаки, сказала Тамара, — чтобы этот бардак наконец кончился! Если надо кому-то дать по башке, я готова! Если надо кому-то выцарапать глаза — пожалуйста! Только скажите кому, потому что сама я ни черта не понимаю, могу ошибиться и сделать инвалидом невинного человека.

— Мы сейчас поедем за город, — успокаивающе сказал я. — Там живет мой дядя. И он нам поможет разобраться...

— С дискетой?

— И с дискетой, и вообще. — Я осторожно положил руку Тамаре на плечо и приступил к сеансу расслабляющего массажа. — Он очень толковый мужик, он разбирается в таких делах...

— А что же ты к нему раньше не съездил?

— Я ездил, он меня выслушал и дал очень толковый совет. Найти охранника Диму — это была его идея...

— Он тебе дал совет, после которого мы нашли труп! — ежась, сказала Тамара. — А сейчас он даст еще совет, и мы еще отыщем пару покойников! Грандиозно! — Она вдруг резко повернулась ко мне. — И что это там за партизанские действия? Куда это там твоя рука лезет? Ты совсем обалдел?

— Это массаж, — сказал я, поспешно убирая руку. — Ты разволновалась, я хотел тебя успокоить...

— Успокоитель нашелся! Ха! — Тамара завела мотор. — Вы, мужики, можете о чем-нибудь другом думать, а? Забот невпроворот, трупы то находятся, то пропадают, а он мне знай за шиворот лезет! Молодец!

— Я думаю, — заверил я и полез в карман брюк, откуда вытащил смятое послание Георгия Джорджадзе депутату Веретенникову. — Я думаю вот об этой бумажке...

— Нашел о чем думать!

— Но ведь зачем-то Джорджик писал это Веретенникову! Ведь какой-то смысл есть в этом письме...

— Очень странное письмо, — отозвалась Тамара, выруливая на улицу. — Я не думала, что Джорджик на такое способен... Я вообще не знала, что у него есть такие знакомые. Хотя... Хотя у нас дома кого только не было. И Джорджик далеко не со всеми меня знакомил.

— Ага, — я разгладил на ладони листок. — Вот смотри: «Не может быть и речи о тех делах, которые мы с вами обсуждали на той неделе». У твоего мужа были какие-то дела с Веретенниковым, а потом Джорджик написал эту записку и пригрозил, что не будет делать эти дела...

— А Веретенников обиделся и убил Джорджика, — сказала Тамара. — Еще один потенциальный убийца. Как его звали — Эмиль? Ничего себе имечко... Если бы ты мне показал фотографию, я, может, и вспомнила бы, заходил он к нам или нет. А что касается дел между ними — тут я пас. Это тайны Джорджика...

«Ягуар» набирал скорость, пробираясь по городским улочкам к загородному шоссе, чтобы там уже окончательно отбросить все условности и понестись стремительным красным зверем по горячему асфальту.

Снова, как и во время поездки с Лимонадом, я чувствовал себя все уверенней и безопаснее с каждым километром, который мы преодолевали после поста ГИБДД на выезде из города. Тут никто нас не мог найти, и Шота с Гиви, Лисицын с Васей, Арчил, Дима, Лимонад и даже депутат Веретенников казались персонажами странной и страшной сказки, откуда мы с Тамарой сейчас волшебным образом выскочили.

Мы обгоняли пыльные «Жигули» и побитые временем иномарки, вызывая завистливые взгляды. Кому-то со стороны казалось, наверное, верхом блаженства — нестись на красном «Ягуаре» с шикарной женщиной.

Мне же, как, может быть, и Тамаре, блаженством казалось другое — прекратить безумную гонку, остановиться, лечь на траву и уснуть, чтобы, проснувшись сутки спустя, совершенно не заботиться о случившемся за это время, не заботиться о чужих смертях и о чужих словах...

Счастливые часов не наблюдают, но я-то наблюдал за часами. Я вообще старался быть внимательным. Страх научил меня этому, а страх хороший учитель.

Очевидно, все это было отчетливо выписано на моем лице, потому что ДК, открыв нам дверь, невозмутимо сказал:

— Все хуже, и хуже, и хуже.

Я не стал с ним спорить.

3

ДК посмотрел на красный «Ягуар», еще более внимательно посмотрел на Тамару и одобрительно заметил:

— Ты выгодно поменял того мальчика на эту девочку. Девочка мне нравится больше.

— Я давно уже не девочка, — устало бросила Тамара, сняла туфли и пошла по газону босиком. Потом она вдруг легла, широко раскинув руки и блаженно закрыв глаза.

— Ты ее совсем загонял, — сказал ДК. — А девочек нужно холить и лелеять. Иначе они теряют товарный вид.

— Я отношусь к категории «б/у, но в хор. сост.», — ответила Тамара, не открывая глаз. — А загонял меня вовсе не ваш племянник, другие люди меня загоняли... Их так много, а я совсем одна, и никто мне не может помочь.

— Бедняжка, — ДК подошел поближе и откровенно любовался возникшей на его газоне картинкой. — За рулем этого «Ягуара» она смотрится особенно несчастной. А сейчас зеленый фон подчеркивает ее уязвимость. Как ее зовут?

— Тамара, — сказал я, чувствуя, как во мне пробуждается какое-то новое ощущение. Почему-то мне был неприятен вид ДК, разглядывающего коленки Тамары. Мне это казалось неприличным. Мне казалось, что ДК не должен ТАК на них смотреть. А Тамара не должна так лежать.

— Тамара, — повторил ДК, — мы с Тамарой ходим парой, санитары мы с Тамарой... Это я не про себя, Саша, это я про тебя. Вы ведь с Тамарой ходите парой?

— Случается, — ответила Тамара. — Но я устала ходить, я хочу лежать, причем хочу лежать в таком безопасном месте, где на меня не наступят. Где мне не будут задавать всякие глупые вопросы...

— Это безопасное место, — сказал ДК. — Я все-таки пустил ток по всему периметру. Я также пристрелял свою винтовку, а противопехотные мины подвезут послезавтра. Тамара может чувствовать себя в полной безопасности. Когда Тамара захочет, ее занесут в дом. Я так долго рассматриваю девушку, потому что девушки редко забредают на мой участок, — пояснил мне ДК. — Вот и все, Саша, никаких грязных мыслей.

— А я и не думал, — сказал я, глядя в сторону. — И вообще... Я ей не муж, не жених. Я ей никто. С чего мне волноваться?

— Саша, — шепотом сказал ДК, — ты не можешь быть ей никем. Потому что мужчина — это всегда мужчина по отношению к женщине. А сцена, которую ты сейчас наблюдаешь — женщина на траве и двое мужчин рядом, — имеет целью привлечь внимание одного мужчины и пробудить таким образом ревность в другом. Ясно?

Я промолчал. Ревность? У меня? К ней? Какой кошмар. Хуже всего, что Тамара все это тоже понимает.

— Это все древние игры, — приободрил меня ДК. — Им быстро учатся, и не твоя вина, что кое-какие трюки ты еще не выучил. Тебе было недосуг. Ведь и сейчас ты приехал не лирики ради...

— Да, — кивнул я и протянул ДК дискету. — Из-за этой штуки убили человека.

— Только одного? — деловито спросил ДК. — Тогда это просто безделушка. Один мой знакомый убил из-за дискеты восемнадцать человек, в том числе трех женщин. А потом и его самого убили из-за той же дискеты.

Его карие глаза смотрели на меня с усмешкой, как бы спрашивая: «Ты веришь в то, что я говорю? Веришь? Напрасно. Не веришь? И это тоже неправильно...»

— Как-то вы сказали, что ничего не понимаете в компьютерах, — напомнил я, глядя на дискету в пальцах ДК. Тот улыбнулся:

— Но ведь ты мне не поверил на слово? Ты ведь нашел коробку из-под ноутбука? Все верно, так и надо было сделать.

— Зачем все это? Зачем эти загадки?

— Кто постоянно сталкивается с загадками, тот в конце концов научится их разгадывать, — сказал ДК. — Не будешь же ты мотаться ко мне каждый раз, как столкнешься с чем-то непонятным. С такой дискетой. С такой девушкой. С такой жизнью. Мальчик становится мужчиной только тогда, когда овладевает искусством разгадывания загадок. А моя роль — дать тебе еще пару пинков в этом направлении. Так что подставляй задницу.

— Всегда готов, — сказал я.

4

К вечеру восточный край неба налился, словно чернилами, угрожающим темно-синим цветом, а потом в тучах замелькали золотые проволочки молний, и громовые раскаты запоздало аккомпанировали их атакам на землю.