Двойная наживка

Дики Локхарт ловил окуней все утро, но попадались все маленькие, двух-трех-фунтовые. Он мог определить вес, как только рыба попадалась на крючок. И чаще всего яростно волочил несчастную рыбу по воде к лодке.

– Проклятье, – кричал он, – перемотайте эту фигню и попробуем еще раз.

Во время перерывов Дики становился все более напряженным и все больше сквернословил.

– Давайте, ублюдхи-губошлепы, – ворчал он, забрасывая наживку у берега, клюйте или завтра я притащу динамит, слышите?

К середине утра ветер усилился и разворошил блестящие черные волосы Дики Локхарта.

– Черт подери, – закричал он, – останови пленку!

Достав расческу из ящика со снастью и пригладив волосы, он приказал оператору снова включить камеру.

– Как я выгляжу? – спросил Дики.

– Великолепно, – тонким голосом ответил оператор, мечтавший о том дне, когда Дики Локхарт налижется до чертиков, спустит штаны и покажет задницу своим добрым старым друзьям-рыболовам всей Америки. Или Дики выпадет из лодки, как это не раз бывало с ним в пьяном виде, а оператор сделает вид, что перематывает пленку и стирает щекотливый момент, но, конечно, не сотрет запись. Он сохранит ее, и в подходящий момент пригрозит послать в спортивно-религиозную телесеть, в которую входит телепередача о рыбной ловле Дики Локхарта. Дики внезапно станет очень щедрым, и оператор наконец сможет себе позволить свозить жену на Вирджинские острова.

Но в данный момент Дики Локхарт беседовал, как мужчина с мужчиной, с серьезным ловцом окуней. Телевизионный выговор Дики становился намного заметнее и гуще, чем его обычная повседневная речь, – преувеличение, необходимое для того, чтобы отвечать демографическим задачам шоу, аудитория которого состояла в основном из мужской части глубокого южного захолустья, известного тем, что здесь говорили так, будто рот был набит песком.

В то время как Дики Локхарт забрасывал приманку и начинал разматывать леску, он мог подробно и точно объяснить, какой сорт приманки использует, какая леска намотана на его катушке, какие солнечные очки (янтарные или зеленые) лучше надевать в яркий солнечный день. Эта болтовня носила непринужденный характер, казалась неформальной и дружеской, но практически единственной ее целью, насколько это было возможно за двадцать четыре минуты съемки, была реклама как можно большего количества товаров, производимых спонсорами Дики Локхарта. Наживка производилась «Бэгли», леска – «Дю Поном», катушки – «Шимано», солнцезащитные очки – «Поляроидом» и так далее. Удивительнее всего – когда Дики смотрел прямо в камеру и нагло и бессовестно расхваливал товары, это не казалось такой уж дешевкой.

Примерно около полудня к месту рыбной ловли на полной скорости направилась еще одна рыбачья лодка, третья по счету, и Дики начал вопить как сумасшедший:

– Черт побери, перестань снимать! Перестань снимать!

Он прыгал на носу лодки вверх и вниз и грозил кулаком:

– Эй! Ты что, не видишь, что мы снимаем? В твоем распоряжении все чертово озеро, но тебе приспичило остановиться здесь и испортить мне пленку!

Потом он заметил, что рыболов в приближающейся лодке был Оззи Ранделл, брат Калвера, и Дики перестал орать. Он, правда, не извинился, но сбавил тон.

– Я не хотел мешать, – сказал Оззи. Он был косноязычен. Дики Локхарт, смягчившись, разрешил ему говорить.

– Не хотел мешать, – повторил Оззи немного громче. За всю свою жизнь он не поймал окуня более четырех фунтов и благоговел перед Дики Локхартом.

– Ну? – Спросил Дики.

– Я думал, что ты хочешь узнать.

Дики покачал головой. Он пинком включил мотор и приблизился к лодке Оззи. Когда они оказались борт о борт, Дики сказал нетерпеливо:

– Ну что у тебя?

– Я думал, ты хотел узнать. Они нашли Бобби Клинча.

– Где?

– Мертвым.

Оззи имел обыкновение отвечать на поставленные вопросы не в том порядке, в каком они задавались. Так уже были устроены его мозги.

– Как? – спросил Дики.

– На озере Харни.

– Когда?

– Его лодка опрокинулась, и он утонул, – сказал Оззи.

– Черт побери, – сказал Дики Локхарт. – Мне жаль.

– Вчера, – сказал Оззи в заключение.

Дики повернулся к оператору и сказал:

– Ну, на сегодня хватит.

Оззи, казалось, затрепетал оттого, что мог прикоснуться к палубе лодки чемпиона. Он не сводил глаз с рыболовных снастей Дики Локхарта и был похож на члена малой лиги, созерцающего биту Теда Уильямса.

– Ну, жаль, что помешал, – промямлил он.

– Забудь об этом, – сказал Дики Локхарт. – Они перестали клевать два часа назад.

– А какую наживку ты используешь? – спросил Оззи.

– Мою специальную, мое детище, – сказал Дики. – «Двойную».

«Двойная» была самой любимой приманкой у профессиональных ловцов окуня главным образом благодаря Дики Локхарту. На последних восьми турнирах победителем был он. Дики объявил, что именно его особая «Двойная» наживка была причиной его удивительных трофеев. Его успех по части наживки (наживки для спиннинга с двумя серебряными ложечками) был феноменален. Однако профессиональные рыбаки, хотя и наполняли свои ящики для снастей тщательно сделанными наживками, варьировавшими и имитировавшими наживку Дики, такого успеха, как он, добиться почему-то не могли.

– Настоящий убийца, – сказал Оззи.

– Хочешь? – спросил Дики, зажав линь между передними зубами и освобождая звенящую наживку.

Оззи Ранделл засиял, как малыш рождественским утром.

– Черт, конечно!

Дики Локхарт кинул наживку в направлении лодки Оззи. В своем ослеплении Оззи попытался поймать ее голыми руками. Конечно, он промахнулся, и двойная прочно впилась своим острым, как игла, крючком в щеку бедняги. Казалось, что Оззи ничего не почувствовал и даже не замечает крови, которая стекала по его щеке.

– Спасибо! – закричал он в то время, как Дики Локхарт заводил мотор своей лодки. – Тысяча благодарностей!

3

– Не стоит! – ответил чемпион и нажал на дросель.

Р. Дж. Декер родился в Техасе. Его отец был человеком ФБР, и семья жила в Далласе до декабря 1963 года. Через две недели после того, как застрелили Кеннеди, отца Декера перевели в Майами и назначили в ударный взвод, задачей которого было не допустить, чтобы приятели Фиделя Кастро подстрелили ЛБДж (президента Линдона Джонсона). Это было напряженное и волнующее время, но оно прошло. В конце концов отец Декера оказался на типичной для канцелярии ФБР отупляющей работе, разжирел и умер от закупорки сосудов в возрасте сорока девяти лет. Один из старших братьев Декера вырос и стал полицейским в Миннеаполисе. Другой продавал «Порти» кокаиновым дельцам в Сан-Франциско.

Будучи хорошим спортсменом и отличным студентом в колледже, Р. Дж. Декер удивил своих однокашников тем, что стал профессиональным фотографом. Камеры были его особой страстью: его пленяло искусство зримого увековечения времени. Он никогда и никому не рассказывал, что именно фильм Запрадера сотворил это с ним. Когда вышел журнал «Лайф» с зернистыми кадрами, запечатлевшими убийство, Р. Дж. Декеру было всего восемь лет. И все-таки его зачаровали фотографии раненого президента и его жены. Розовый цвет ее платья, темное расплывающееся пятно «Линкольна» – страшные, но пленительные образы. Мальчик никогда не представлял, что такой момент может быть запечатлен и сохранен для истории. Вскоре после этого он получил свою первую камеру.

Для Декера фотография стала более чем хобби, она стала его видением мира. На нем лежало проклятие вспыльчивого характера и циничного отношения к жизни, поэтому затемненная комната становилась местом, где он успокаивался, а процесс изготовления фотографий – щадящей терапией.

Его растлению в значительной степени способствовало то, что студийная фотография оказалась невероятно скучным и прибыльным делом. Декер снимал свадьбы, делал портреты и занимался коммерческой работой, главным образом рекламными фотографиями для журналов. Однажды ему заплатили девять тысяч долларов за блестящее изображение флакона ми-дола. Эта рекламная фотография была опубликована во всех крупных женских журналах, откуда Декер вырезал несколько экземпляров и послал друзьям в качестве насмешки над самим собой.