Страсти ниже плинтуса

— Говорят же тебе — аферист!

— Бесшумная...

— Да сейчас таких аферистов развелось! Приходят к бабке, якобы ей какая-то премия причитается или выигрыш, пока она ушами хлопает, все вещи подчистую из дому вынесут!

— Этот не такой был, — всхлипнула женщина. — Этот был честный... я сорок лет на почте работаю, научилась в людях разбираться! Сразу приличного человека вижу! Да и сам посуди, что у меня из дому выносить? Вот если бы была стиральная машина...

Стасик в сердцах плюнул, махнул рукой на упрямую тетку и отправился в дом — досыпать.

Вера Анатольевна Королькова отличалась строгим и принципиальным характером. Кроме того, она отличалась удивительной силой духа.

Эта сила в особенности проявлялась в двух случаях: когда нужно было встать на защиту библиотечного фонда или на защиту любимого сына Кирюши.

Силу ее характера почувствовали на себе многие неаккуратные читатели — те, кто задерживал книги дольше положенного срока, и те, кто возвращал эти книги пусть даже и в срок, но в неподобающем виде, с пятнами на обложке, с загнутыми или того хуже — вырванными страницами.

Когда читательница Васечкина вернула книгу «Воспитание ребенка в дошкольный период» без тринадцатой страницы, Вера Анатольевна едва не запустила в нее огромным русско-латинским словарем. Остановила ее только мысль о том, что словарь при этом непременно пострадает.

— Это Васенька вырвал, — покаянно проговорила читательница. — Мой сынок... мое золотко... я не уследила, извините меня... вот, я вам несколько книг за это принесла... новых...

— Что вырастет из вашего сына, если он уже сейчас позволяет себе портить и рвать библиотечные книги?

— Но ему только восемь месяцев... — пыталась оправдываться нерадивая читательница.

— Тем более! — возвысила голос Вера Анатольевна. — Если в восемь месяцев он рвет библиотечные книги, в восемь лет он подожжет газетный киоск, а в восемнадцать — ограбит книжный магазин!

Читательница начала всхлипывать, но Веру Анатольевну не смягчили эти слезы. Библиотечный фонд — это святое, и всякий, кто на него покусится, должен знать, что его настигнет неотвратимое возмездие!

Вот ее сын Кирюша всегда был очень аккуратен с книгами... никогда, ни в восемь, ни даже в шесть месяцев он не рвал их и не портил!

Всякого, кто посмел бы покуситься на Кирюшу, ожидало еще более неотвратимое и суровое возмездие! Вот, например, эта ужасная девица, Татьяна, которая обманом проникла в их дружную семью. Она посмела поднять на Кирюшу руку — и что с ней стало? Она умерла страшной смертью!

Правда, здесь что-то не увязывалось. Татьяна снова появилась в доме Веры Анатольевны. Хотя, возможно, это было всего лишь привидение... Как бы то ни было, после ее появления Вера Анатольевна на всякий случай позвонила по телефону, который оставили ей люди в сером. Эти люди произвели на нее очень сильное впечатление, и Вера Анатольевна была уверена, что теперь-то невестка больше ее не побеспокоит. Привидение она или не привидение, люди в сером с ней разберутся.

Сейчас Вера Анатольевна шла в отделение милиции, готовая к бою. Она решила принять на себя любые обвинения, любые нападки злобных милиционеров, лишь бы отстоять своего дорогого Кирюшу.

Войдя в кабинет капитана Костикова, она в первый момент увидела только самого милиционера. На лице у него было написано невыносимое страдание. Вера Анатольевна подумала, что капитан испытывает муки совести оттого, что вынужден беспокоить по незначительным поводам такую достойную женщину, как она. Это внушило ей определенные надежды, и Вера Анатольевна решительно проговорила:

— Молодой человек, надеюсь, вы помните, в чем заключается ваш гражданский долг?

Милиционер почему-то еще больше скривился, схватился за голову и тихо застонал.

Вера Анатольевна решила ковать железо, пока горячо, и продолжила:

— Ваш гражданский долг заключается в том, чтобы ограждать достойных членов общества, таких, как я и мой сын, от жуликов, аферистов и недостойных личностей, таких, как... как моя бывшая невестка!

В запальчивости достойная дама забыла, что милиции ничего не известно о том, что невестка приходила к ней в квартиру за своими вещами, милиция считает ее погибшей, и глупо свекрови расписывать дурной характер покойной невестки, это только наведет на подозрение.

Капитан Костиков, похоже, не обратил внимания на это легкое несоответствие и страдающим голосом проговорил:

— Гражданка Королькова, можно говорить немного тише? У меня, извиняюсь, от ваших криков голова болит!

— Можно, — удивленно проговорила Вера Анатольевна. — Так по какому поводу вы меня вызвали?

— Вот как раз по поводу упомянутой вами невестки.

Вера Анатольевна почувствовала себя несколько неуютно.

Она вспомнила свои противоречивые показания... вспомнила признание Кирюши о том, что он побывал-таки в злополучной квартире своего родственника Сергея, ныне покойного... Вспомнила визит людей в сером и свой звонок по оставленному ими телефону...

Вот это воспоминание о людях в сером снова внушило ей уверенность в своих силах. Тот человек сказал, что они куда влиятельнее милиции... они защитят ее в случае чего...

И Вера Анатольевна решительно проговорила:

— По поводу своей невестки я уже сообщила вам все, что могла. Добавить к прежним показаниям мне нечего.

— Ну что же вы так громко-то! — простонал милиционер, обхватив руками голову. — Я же просил немного потише!

Он потер виски, страдальчески поморщился и добавил:

— Мне от вас никаких показаний не нужно... Мне надо, чтобы вы свою невестку опознали!

Вера Анатольевна представила, что сейчас ее поведут в морг и предъявят обгорелые останки Татьяны. Она, конечно, отличалась завидным мужеством и решительностью, но такая перспектива ее не слишком обрадовала.

— А... никак нельзя без этого обойтись?

— Что же мне — других родственников искать? — капитан Костиков явно расстроился. — Конечно, если бы можно было пригласить ее мужа...

— Нет-нет! — воскликнула Вера Анатольевна. — Не надо мужа! Я ее сама опознаю! Ведите меня!

— А зачем вести? — удивленно переспросил капитан. — Куда вести? Она здесь! — И он указал в дальний конец кабинета.

Вера Анатольевна обернулась.

Хорошо, что она в это время сидела, иначе непременно упала бы на не слишком чистый пол кабинета.

Ее невестка, эта ужасная, невоспитанная, вульгарная девица опять выкарабкалась! Она была жива и нагло улыбалась!

Если и были у меня благие намерения вести себя прилично и не ввязываться в скандал, то при виде свекрови они мгновенно испарились.

— Здравствуйте, мама! — пропела я и пошла на свекровь, раскинув руки для объятий.

Поскольку в жизни я ее мамой никогда не называла и свекровь отлично знала, что скорей медведь в лесу сдохнет, чем это случится, моя жаба библиотечная решила, что я все-таки не живой человек, а призрак. Она вдруг отпрянула от меня и вжалась в стену.

— Ой, да никак вы мне не рады? — растерянно спросила я. — Ну, давайте же поцелуемся!

Свекровь позеленела, как настоящая жаба, хотя, кажется, они серые, глаза ее выпучились, она бочком продвигалась вдоль стены и наконец забилась в щель между железным ящиком, когда-то покрашенным зеленой масляной краской, и обшарпанным канцелярским шкафом.

— Ой, что-то вы с лица спали, — фальшиво посочувствовала я, — наверное, за завтраком чего-то не то съели...

Я шагнула ближе.

— Уйди! — вдруг истерически заорала она. — Сгинь с глаз моих!

— Па-апрашу в кабинете голос не повышать! — гаркнул малость очухавшийся капитан. — У меня голова болит, и вообще не положено!