Обявляю убийце голодовку

В больницу я больше не вернусь, мне там пока делать нечего, а вот родственников умерших пациентов побеспокою, тем более что у меня с собой не только искомая дискета, но и распечатка, которую я сделала на всякий случай. И полагаю, далеко не всем наплевать, если близкие люди умерли не своей смертью. Надо найти и наказать тех, кто несет ответственность за их гибель. Никто не смеет лишать человека права на жизнь. И никакие соображения государственной безопасности или даже общечеловеческой пользы — вдруг там производится испытание какого-нибудь нового лекарства — не могут служить оправданием такой бесчеловечности. Пусть используют добровольцев, а еще лучше — ставят опыты на себе. Добросовестные врачи прошлого именно на себе опробовали вакцины и сыворотки, прежде чем передать другим. Неплохая, по-моему, практика.

О моем последнем убежище не знал почти никто, и мало кому пришло бы в голову искать меня именно там.

От отца остался гараж. Довольно далеко и неудобно расположенный. А также «Запорожец», который давно уже следовало сдать в утиль. Я его до сих пор не отправила по назначению только из нежелания подводить хорошего человека, а именно папиного старинного приятеля, который с моего согласия до сих пор пользовался этим чудом инженерной мысли середины семидесятых.

Как я и рассчитывала, колымага была в полном порядке, то есть на ходу, чисто вымытая и свежевыкрашенная. Я давно подозревала, что отец троих детей, совершенно не замеченный в проявлении бурных чувств по отношению к отпрыскам, весь жар своего сердца отдает невзрачному «запору» и нянчится с ним ничуть не меньше, чем молодая мать со своим ненаглядным первенцем.

Я нацарапала мужику записку с предупреждением, что на некоторое время изымаю росинанта, и завела мотор. Оставалось только позвонить Аллочке и осторожно, чтобы не напугать до полусмерти, предупредить об опасности. После чего можно будет преступать к запланированным визитам.

Услышав мой голос по телефону, Аллочка зарыдала.

— Что случилось?! — перепугалась я.

— Как это — что?! — возмутилась Аллочка. — Он меня замучил! Я два часа его терпела!

— Кто?! — Наконец я услышу имя человека, мужественную руку которого заранее готова пожать!

Обычно жалуются на Аллу. Даже я сама, не помешай привычка держать свои проблемы при себе, могла бы много чего рассказать о ее способности доводить людей до исступления.

— Виктор твой замучил! Он теперь что, тоже сюда переселится?!

Я задумалась. Вообще-то я его не приглашала. Аллочка, скорее всего, тоже. Правда, это совсем не означает, что мы застрахованы от нежеланного жильца, особенно если Витюша всерьез намерен строить счастливую семейную жизнь именно со мной.

— Потом разберемся, мне сейчас и без него есть чем заняться. Гони в шею и больше не пускай. Я же тебя предупреждала, чтобы ты его не приваживала!

Алка принялась грузить меня своими прочими трудностями, но я на нее прикрикнула:

— Не забивай ты мне голову ерундой! Звоню из автомата, и у меня скоро карточка закончится. А я еще не сказала самое главное.

Алка возмущенно хрюкнула и замолкла.

— Сиди дома, пока я не вернусь. Запрись на засов и никому не открывай. Боюсь, мы связались с серьезными ребятами.

— Это как сидеть дома? — испугалась Аллочка. — Что, и в магазин не ходить?

Я оставалась непреклонна.

— Ни в магазин, ни в парикмахерскую, ни даже к почтовому ящику! Продуктов тебе хватит на неделю. — Алка возмущенно заверещала, но я хладнокровно закончила: — При разумной экономии, конечно. В общем, свои потребности пока умерь, не время.

Подружка, однако, проявила не меньшую твердость характера.

— Голодать я не намерена! И ходить в одном халате тоже!

— Ходи в двух! — рявкнула я. — А если тебе налезет мое шмотье, можешь накинуть еще и третий! Ты русский язык понимаешь?!

Отходя от автомата, я ругала Аллочку последними словами. Вместо того чтобы ехать разбираться с родственниками умерших, я потащусь за Алкиными тряпками и по магазинам! Только на этом условии она согласилась не покидать квартиру. И зачем я ей только позвонила! Дура я набитая! А она курица!

Я была так зла на подружку, что даже не сообразила спросить, какие вещи она желает получить. С продуктами-то не проблема, с ее вкусами я знакома прекрасно, а вот с тряпками черт ногу сломит. Мало того что я не знаю, во что именно она собирается облачаться, так еще и неизвестно, что на нее налезет, а что уже мало. Сидение у меня и поглощение сладостей вперемежку с колбасой, котлетами и копчеными куриными окорочками отразилось на ней даже больше, чем пребывание в стационаре!

Пришлось опять звонить этой скандалистке.

— Даже и не думай! — завопила Алка. — Без меня ты не найдешь!

Пришлось заезжать за этой клушей.

Возле дома ничего подозрительного я не заметила. Бабульки, малышня в песочнице, все как обычно. Может, зря я так вчера распсиховалась? И с чего я взяла, что мои давешние приключения как-то связаны с больницей и расследованием, затеянным в недобрый час? Могла же я просто приглянуться браткам? И у них на меня, допустим, появились виды как на женщину? Ведь могло такое быть?

Еще пару недель назад я приняла бы объяснение без излишней скромности. Но теперь, в свете потерянных килограммов, каковые были куда как не лишние для моего некогда цветущего организма, я колебалась. Даже глянула на всякий случай в зеркальце, но сомнения не исчезли.

С одной стороны, о вкусах вроде бы не спорят, и разномастные модельки если чем друг от друга отличаются, так уж не телосложением. Тут, я полагаю, к идеалу приблизилась почти вплотную. И ребра выпирают по первому разряду, и ключицы торчат как положено. Но во-первых, никакой косметикой мне не удается замазать прозелень лица и подглазную синюшность, а во-вторых, несмотря на атаки со стороны средств массовой информации, я все равно сильно сомневаюсь, что вид изможденной молодой женщины у нормального мужика вызывает эротические фантазии. Хотя мало ли что бывает у нормальных… Медицинского освидетельствования вчерашние братки при мне не проходили.

Тащиться наверх не хотелось, и я посигналила. Бабульки на меня враждебно покосились, а Алка и не думала проявляться. О том, чтобы бибикнуть еще раз, не могло быть и речи. Портить отношения с общественностью — последнее дело. Я поплелась к двери, мысленно перечисляя свои претензии к лентяйке.

— Ой, Тань, это ты? — защебетала Алка, кидаясь мне на шею.

— Нет, это Витюша, — огрызнулась я. Что-то быстро она сменила гнев на милость. Неужели, кроме тряпок и магазинов, у нее еще что-то запланировано?

— Про этого урода даже не напоминай, — взмолилась Аллочка. — Он из меня чуть душу не вытряс. Жуткий зануда!

— Дошло наконец! А ты мне его сватала!

— Между прочим, он сегодня еще зайдет, — удрученно поведала Аллочка. — Убрался пару минут назад, странно, что вы не встретились.

С улицы донеслись автомобильные гудки. Даже не выглядывая в окно, я совершенно точно определила, что трубные звуки издавало мое антикварное сокровище.

— Накаркала! — застонала я. — Нет, ну каков наглец!

— А на меня-то ты чего орешь?! — обиделась Аллочка. — Я тут при чем? Сами разбирайтесь!

— И разберусь! — кровожадно пообещала я. — Так разберусь, что мало не покажется.

Я рванула к двери и, отпирая дрожащими руками замок, оповестила соседей, каким именно образом собираюсь приводить в чувство зарвавшихся прохвостов, слишком много себе позволяющих. Надеюсь, Витюша моих методов не одобрит…

Мы подъезжали к первому этажу, когда лифт тряхнуло, и у нас с подружкой заложило уши. Алка испуганно пискнула и зажмурилась.

— Да выходи же! — зашипела я. — Или ты теперь здесь жить будешь?

Алка забубнила что-то про мои стальные нервы и полное отсутствие сострадания.

— Дело твое. Есть захочешь, вылезешь.

Я распахнула дверь подъезда и оцепенела. От моей собственности осталась груда покореженного железа, благоухающая гарью, паленой резиной и еще какой-то дрянью. Но это бы ладно, равноценное авто можно купить по цене двух коробок Аллочкиного любимого печенья… Ужас в том, что вместе с личным транспортом я лишилась и Витюши, причем навсегда.