Правосудие в Калиновке (СИ)

Мы оба задыхались, со стороны, должно быть, экзекуция выглядела кошмарно. Внутри она и была настоящим кошмаром, а как иначе. Я слегка отстранился. Обтер пальцы о лацкан его лопнувшего по швам кителя. Бросил хрипло:

— Выкладывай.

— Я тут ни при делах, — повторил лжеофицер, поскуливая. — Слышал только, Док эту тему не первый год разрабатывает. У него за бугром концы, и на таможне тоже. Схвачено-налажено и под прикрытием.

— А ты, падаль, значит, подкидываешь ему матерьяльчик?!

— С асфальта! — взвизгнул милиционер, отплевываясь, кровь стекала по щеке, попадая в рот. — Только с асфальта! Это меня на этот раз черт попутал. Док как раз на связь вышел, нет ли чего перспективного, а тут эта ба… извините, женщина…

— Что значит, с асфальта? — спросил я, в который раз покрываясь гусиной кожей.

— Ну, значит, жмуров после ДТП. Свеженьких…

Я где-то недавно читал, будто по статистике смерть в нашей стране наступает в ста случаях из сотни, если авария произошла на трассе за границами крупных городов, а травмы оказались слишком серьезными, чтобы выкарабкаться без посторонней помощи. Правда, тогда я подумал, проблема — в отсутствии бригад быстрого реагирования, о которых любят потрепаться политики накануне выборов, чтобы приподнять обмякшие за четыре года пребывания у кормушки рейтинги. В убогом оборудовании под руками даже тех врачей, кому удалось не превратиться в коновалов, хорошо научившихся лишь одному — искусству вытряхивать из клиентов бабло. Косить капусту, не правда ли, прекрасно звучит? Больной, этот столик не обслуживается, вам тургеневским языком говорят. Но, мне тогда и в голову не пришло, что на бесхозных внутренностях еще тепленьких трупов можно хорошенько нагреть руки.

— Где сейчас женщина? — спросил я. — Советую трижды подумать, если собираешься лгать.

— В Калиновке, — не колеблясь, ответил Михеич. — У Дока там отстойник… ну, то есть, оборудованная всякой пургой операционная и холодильники.

Я содрогнулся.

— Адрес?!

— Точно не знаю. То есть, однозначно, в больнице скорой помощи, ее еще при коммунярах построили, вместе с атомной станцией, а в какой конкретно палате, я не в курсе. У Дока своя кухня, левых туда близко не подпускают…

Это более или менее походило на правду.

— Сколько ее там продержат?

— Не знаю… День, два. Может, неделю. Смотря какие у Дока будут заказы… сейчас почки в ходу. Бухать-то все любят, а в гроб, даже с инкрустацией, неохота. Особенно неохота, когда при хороших бабках… — Он слабел на глазах и готовился потерять сознание. Я залепил ему увесистую затрещину, чтобы взбодрился, хоть ненадолго.

— Имя Дока назови?!

Он поморщился.

— Афян. Зовут Артуром Палычем…

— Как выглядит?

Лжекапитан еле шевельнул головой. Сглотнул:

— Раньше черный был. Здоровый, как буйвол. На борца похож. Ты узнаешь. Даже если он переменился…

— Как это, переменился?

— Лет пять не пересекались… а то и больше, не помню уже…

— Я ж предупреждал, без брехни!

— Век воли не видать, командир, не пхххх. Я ему давно на пейджер сообщения кидаю. Или, на крайняк, через мобилу сигнал даю, где груз забрать…

Я решил, это логично.

— Кто еще из медперсонала в деле?

— Не знаю… Кто не при делах, но догадываются — помалкивают себе в тряпочку… у Дока — разговор короткий, если что…

— Местная милиция в доле?

— Только я, и еще Петро…

— Кто такой?

— Старлей один. Из наших старых кадров… — Михеич медленно провел языком по багровым губам. Сам язык был синего цвета. — Может уже, и до капитана дослужился. Головатый…

— Как это, может быть? — не понял я, но он не расслышал. Его глаза закатились под лоб. Я снова отвесил ему оплеуху. Затем еще одну, по инерции.

— Сука такая, дххххххх до меня, — жалобно пробормотал Михеич.

— Скольких вы убили?!

— Точно не помню, — сказал он еле слышно. Я подумал, вероятно, он и правда сбился со счета.

— Сколько лет вы этим промышляете?

— До ххх и больше…

Ответ меня ужаснул. Прочь патетику, но, сколько же это исковерканных судеб, несбывшихся надежд и прочего, что обыкновенно принято отождествлять с оборванной жизнью…

— Кто заправляет лавочкой?

— Туристами — я. Кишками — не знаю. Не бейся, бхххх, я не пхххх. У Дока каналы там… — шевельнув рукой, он показал куда-то в небо, лазурное и бездонное, где, по понятиям попов, должен бы был обитать Бог.

— Всех убитых людей в старую шахту сбрасывали? — бросил я наудачу, и попал в точку.

— Ххх его знает, — протянул капитан. — Большинство. Вообще, Гриня с пацанами мог и еще где прикопать. В овраге там, еще где… подходящих мест — завалом… глухомань, бхххх…

— Что за шахта, знаешь?! — поторопил я, весь в напряжении, словно пес, почуявший след. Вряд ли у меня имелся, хотя бы призрачный шанс обсудить с ним мои видения, но, по крайней мере, я нашел человека (если его позволительно было так назвать), который тоже слышал о пропавшей шахте. Уже хотя бы что-то…

Он еле-еле кивнул, теряя последние силы.

— Старое захоронение. Может, скифы выкопали, а то и до них кто. Ххх разберешь…

— Откуда тогда там бетонные бункеры с колючкой взялись, скифы, что ли, оставили?!

— Значит, и их видел? — вопреки тяжелейшему состоянию, он здорово удивился, это было очевидно.

— Выкладывай, как на духу! — прошипел я. Михеич замотал головой, так энергично, как только мог.

— Не заставляй меня! Не хочу… злое место… — он шумно сглотнул. — Может забрать, на ххх… боюсь…

— Бояться надо было, когда в душегубы подавался…

Он беззвучно заплакал. Я, вместо того, чтобы пожалеть, напомнил ему о втором глазе, пока остававшемся невредимым. Пообещал навести симметрию.

— Говори, я долго ждать не буду!

Он попросил сигарету. Машинально хлопнув себя по карманам, я развел руками.

— Во внутреннем кармане кителя, — сказал Михеич.

Эту просьбу я выполнил, выудил из указанного места мятую пачку болгарских сигарет «Родопи» и зажигалку, тяжеленную, явно еще советскую, насколько я их помнил. Или сделанную на зоне, как вариант. Подкурил сразу две сигареты, одну вставил милиционеру в рот. Он попытался затянуться, закашлялся, утер брызнувшую кровь тыльной стороной ладони.

— Итак? Я жду…

— Колючку и вышки — еще при Советах натыкали, — прохрипел милиционер, немного успокоившись. — Там какая-то база была, в жопу охххххх секретная. То ли КГБ ее курировал, то ли военная разведка. Мне не докладывали.

— Чем занимались?

— Откуда мне знать? Они тебе скажут, чем…

— Но слухи какие-нибудь ходили, правильно?

— Ходили, — согласился капитан, — только такие, что на голову ххх оденешь. Ни в пхххх, короче, ни в Красную Армию…

— А поточнее?

— Говорили, будто там археологи еще до войны с немцами то ли бореев каких-то раскопали, то ли, вообще, инопланетян из блюдечка… еще, мол, при Сталине дело было…

— Кто такие эти бореи?

Он попытался пожать плечами под куцыми погонами, демонстрируя, что не знает.

— Как Союз по пхххх пошел, кагэбяры оперативно свернулись. Запечатали там все, не в рот ехххххх, до лучших времен, которые, бхххх, никогда не наступят. Наши, ясно, туда сразу свой пятак всунули, как те смотали удочки. Порядки, бхххх, стали не те, никто никому не указ…

— Кто — наши?

— Местные, бхххх, пацаны. За алюминием полезли.

— И?

— Как они, ех ихнюю мать, туда сунулись, так никто их больше не видал. Как, бхххх, сквозь землю провалились.

— Искали?

— Не так, чтобы шибко. У органов других делов по горло, чтобы всякую схххх из-под земли выковыривать.

— Это я уже понял, — мне оставалось лишь согласиться. — Дальше что было?

— Потом эти наехали, пхххххх, которые железо на себя пялят и деревяшками друг друга еххххх…

— Толкинисты, что ли? — догадался я.

— Во-во, онанисты. Патлатые все, сопляки с соплячками, ххх разберешь, кто где, пока трусов не снимешь. Стали, бхххх, лагерем. Только мы собрались их на ххх оттуда вытурить, чтобы ххххххх не страдали, подъехали на двух машинах, а там — никого. Одну только шалашовку потом нашли. Мозгами на ххх тронулась. Пхххххх, как заведенная, мол, земля сожрала ее дружков. — Ему приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы говорить. С каждым произнесенным звуком кровь изо рта бежала все гуще, он быстро терял последние силы.