Бычки в томате

— В гору шла?

— В гору. Вроде как за своим павианом…

— Но собака время не установила! — напомнила ей Алиция.

Тем не менее за здоровье собаки все охотно выпили.

— Вот именно, что не известно, сразу за ним, или позже. Но там, где он возвращался и по мху прокатился, она тоже была, даже выше была!

— А у трупа отметилась?

— Он тогда еще не труп был, — поправила я. — Пиявки трупы не едят. Он был еще живой, в воде дошел до кондиции…

— Отличная тема под шампанское, — философски заметила Эльжбета.

— А интересно, сколько было времени, когда он покинул сей бренный мир? — полюбопытствовал Стефан. — Точное время установлено? Что об этом известно, Алиция?

Алиция недовольно поморщилась:

— Как всегда неопределенно. Где-то между восемнадцатью и девятнадцатью тридцатью. Сейчас ее там выспрашивают, что он ел и когда. Хотела бы я знать, признается ли она, если это были «Бычки в томате»…

— «Бычки» ведь Мариан сожрал!

— У них еще могли быть в закромах. У меня где-то есть книжка по судебной медицине. Я бы поискала, но точно знаю, что она не на первом плане. Как вы думаете, пищеварительный процесс прекращается, когда переваривателю черепушку проламывают, или по инерции продолжается?

Никто этого точно не знал. Мажена потеряла терпение.

— Вот именно, что черепушку! Говорите, что это был камень? И как, нашли его?

— По последним известиям, водолазы ищут орудие убийства. Возможно, что и нашли, только нам не сообщили, — вздохнул Стефан и занялся очередной бутылкой шампанского. — Зато знаем, что поймали участников экскурсии и сейчас их трясут в полицейском участке. А еще предчувствие мне подсказывает, что тосты за здоровье дорогого покойника откладывать не стоит, того и гляди вернется вдова, пардон, сожительница жертвы, и тогда придется следить за формулировкой тостов.

Нас и убеждать не требовалось. Олаф делал поразительные успехи в польском языке, освоив новые слова: труп, пиявки и тшерепуска. А вот вопрос алиби поставил всех в тупик. Есть у нас алиби или нет? В противном случае под подозрение попадали все мы, так как, если поднапрячься, мотив можно было припаять практически каждому. Даже мне, хоть раньше я этого типа и в глаза не видела, но за Марию Рохач… Рука у меня не дрогнула бы…

Мы начали наперебой перечислять и записывать все, что знали, и вскоре воссоздали почти идеальную версию событий. А тут и шампанское, как назло, закончилось, и буквально через несколько минут вернулась Юлия, любезно доставленная назад джентльменистым аспирантом Гравсеном. «Почти» касалось алиби, которое, к сожалению, застряло на полпути к окончательному выяснению всех обстоятельств этой трагедии.

Надо признаться, что вторая половина того же дня принесла нам много мороки, так как аспирант Гравсен прибыл в двух лицах, не считая само собой Юлии. Характер и привычки Юлии не изменились, кофе она приняла, от еды отказалась, извинилась и скрылась в телевизионной комнате. А удвоенный аспирант принялся с нами болтать, уверяя, что это вовсе никакой не допрос, а обычная попытка разузнать хоть что-нибудь, ибо без нашей помощи полиция пребывает в полном неведении. Никого они не знают, ни о чем понятия не имеют, и кто же им, сиротинкам, окажет содействие, как не ближайшие друзья покойного?

Так, во всяком случае, это звучало в переводе Алиции, которая от себя добавила, что от «ближайших друзей покойного» ей сразу поплохело и она немедленно должна залить это дело кофием. Юлии досталось, а ей нет!

— На столе в салоне, — доложила Магда, которая незаметно для всех и для себя стала вдруг главной по кофе.

Стефан, стараясь по возможности уменьшить скрежет, задвинул двери за Юлией.

— Если они услышат от нас хоть слово правды, я очень удивлюсь, — заметила Мажена с милой улыбкой, присоединяясь к обществу в салоне.

— Прекратите городить чепуху! Они хотят, чтобы я им все точно переводила! — разозлилась Алиция. — Что мне им сказать? Что фиг с маслом от нас получат?

Я, разумеется, вмешалась, хотя вовсе не имела такого намерения. Идиотская у меня натура — раз возникла проблема, значит, надо обязательно встрять.

— Я тебя сейчас удивлю пуще Мажены. Скажи им для разнообразия правду. Во-первых, насколько нам известно, Юлия любила его больше жизни…

— А почему с нее начинать?

— А как правило, первым подозреваемым является супруг, неважно, какого пола. Так что дай им это для затравки. Во-вторых, пусть свяжутся с польскими полицейскими. Мы-то ему никакие не друзья, так, сборная команда, а прислали Буцких Ханя со Збышеком, которые их знают гораздо лучше. Хане и Збышеку это никак не повредит, ведь их здесь не было…

— Погоди-ка, как ни странно, разумные вещи иногда говоришь, дай я им переведу…

Я воспользовалась передышкой, чтобы быстренько выяснить у Стефана, сдавать ли его полиции как их близкого знакомого?

— Близкого, не близкого, а в лицо я их знаю, факт.

— Магда, а ты?

— Тоже в лицо. Ну и слышала, конечно, от тетки. В остальном я лично собираюсь наврать им с три короба. Правде все равно не поверят.

— Ну, дальше что? — поторапливала меня Алиция.

— Погоди, забыла, на чем остановилась. Ах, да! Четверо из нас никогда их в жизни раньше не видели: ты, я, Мажена, Эльжбета и Олаф. Стефан и Магда с ними в Польше пересекались, но по касательной. Случайное знакомство, не более. А Юлия у нас после автокатастрофы выздоравливает. Точка. Ничего лучшего не придумаю.

— И так достаточно, — похвалил меня Стефан.

Алиция перевела все сказанное выше на датский и с чувством выполненного долга откинулась на спинку кресла. Спутник господина аспиранта проявил неожиданные лингвистические способности, свободно оперируя английским и шведским, что обрадовало только Олафа, который понадеялся, что наконец-то будет в курсе событий. Вышло не совсем так, ибо, кроме Олафа, общаться с милыми представителями власти никто не рвался. Попытавшись выудить еще хоть что-нибудь из Стефана и Магды, господа полицейские удалились не солоно хлебавши, если не считать адреса и прочих данных Хани и Збышека.

А нам все никак не удавалось вернуться к вопросу алиби.

На Мажену мы свалили задачу обеда-ужина, против чего она совсем не возражала, заявив, что это не требует умственной работы, зато позволяет привести в порядок свои взгляды на проблемы жизни и знания на тему смерти. Прозвучало это странно, но, если вдуматься, смысл был.

Жутко мешала Юлия. Пришла на ужин, что не позволило нам продолжить оргию с шампанским. Сидела она недолго, ела мало и сочла необходимым извиниться:

— Прошу прощения, если я веду себя глупо. Мне надо свыкнуться с тем, что стало, а это нелегко. Лучше делать это в одиночестве, тем более что я только всех стесняю. Я понимаю… И позвольте мне… Пока дело не выяснится…

Никто и не возражал, все выразили полнейшее понимание. Она удалилась в свою комнату, взяв с собой чай и минералку, но постоянно возвращалась за какими-то мелочами. Казалось, ей хочется что-то сказать или услышать, но как только она появлялась, все замолкали. Наконец она ушла надолго, но тут явился Мариан с собственным комментарием:

— Выходит, вдова здесь будет жить, пока не повяжут убийцу, который труп пиявкам скормил?

Поскольку присутствие недоумка сводило задушевные разговоры на нет, пришлось вернуться к вопросу алиби. Оказалось, что практически все мы в этот самый интересный момент эпопеи торчали дома, кроме Мариана, который теоретически отправился перебрасывать компост и таким образом исчез из нашего поля зрения до конца дня, а потом появился одновременно с Юлией. Никто его у компоста не стреножил, он мог преспокойно помчаться к озеру, грохнуть панголина и быстренько вернуться. А физически он уж точно был не слабее «супруги» покойного. Мотив — тоже не проблема. Мотив лежит, можно сказать, на поверхности:

— Вацлав лопал так интенсивно, что Мариан не выдержал, бедный. Чпокнул конкурента по темени, и концы в воду, — изложила Мажена свою версию.