Сиреневый туман, любовь и много денег

— Что случилось? — спросил тогда Бекас, присев на край стола.

Пантелеев помычал, повозил руками по лицу и вдруг, махнув в воздухе трусиками, быстро и четко произнес:

— Они украли мою Толстую и требуют выкуп. Вот. Только трусы оставили.

«Толстой» Пантелеев в шутку называл свою жену. Ирина была красивой девчонкой с весьма изящной и миниатюрной фигуркой.

— Кто — «они»?

— Не знаю… Эти… злоумышленники. А какая разница?

— Ну, в общем, конечно, разницы нет, — согласился Бекас. — И что им нужно?

— Угадай с трех раз, — горько усмехнулся Пантель.

— Сколько?

— Не все так просто. Они хотят, чтобы я как директор переписал на их имя все дело.

— Все дело? — удивился Бекас, — А рыло у них, того… не треснет?

— У них ведь Ирка… без трусов.

Настала неприятная пауза. Оба смотрели на розовые кружавчики.

— Послушай, Пантелей, — сказал ему тогда Бекас, — а они понимают, что когда завладеют делом, то могут ведь и ответить?

— Они все понимают, — ответил Пантелей, — будь уверен, они не дураки. Это умные твари! Дело нужно переписать на человека, который их и не знает. Он получит деньги за то, что купит что-то за символическую сумму и потом продаст это тому, кому будет сказано. Исполнители не засветятся, а покупатели и вообще не в курсах. Так что… все продумано. Встречаются еще такие мерзавцы! А, Бекас?

Пантелеев машинально засунул Иркины трусики в нагрудный карман и так и проходил с ними весь рабочий день. Траур есть траур.

В общем, было решено отдать дело неизвестным злодеям и спасти Ирину. Дружба и жизнь жены друга были для Бекаса неизмеримо ценнее всяких там фирм, цехов и денег.

Черт с ним, с делом, решили они. Пробьемся.

Фирма была переоформлена на ничего не подозревающего посредника. Ирина вернулась домой даже несколько похорошевшая. Стресс пошел ей на пользу. Какие-то деньги на жизнь все-таки оставались, и Бекас снова начал думать о том, что бы такое сделать, чтобы денег заработать.

Пантелей встречал идеи Романа без особого энтузиазма, но Роман относил это на счет того, что после происшедшего у друга появилась аллергия на любой вид бизнеса, а потому не настаивал. Постепенно они стали видеться все реже, а потом и вовсе перестали контактировать. Правда, супруги подарили верному Бекасу семейную фотографию с трогательной, по их мнению, надписью: «Рыцарю без траха».

Чтобы как-то прожить, Бекас принялся «бомбить» на ржавой «копейке», купленной за триста баксов у знакомых. Чем занимался его старый друг Пантелеев, он не знал. И вот однажды Бекасу позвонила Ирина и тихо сказала:

— Рома, Пантелея застрелили. Приезжай.

Когда Бекас добрался до их дома, Ирина уже была изрядно пьяна и то плакала, то рвала на маленькой груди модно надрезанную футболку, а то вдруг начинала швырять посуду в стенку. Бекас, видя ее состояние, налил себе водки и тоже выпил. Через некоторое время Ирка немного успокоилась и, пьяно выкатив глаза, бросила:

— А ты знаешь, Рома, что это я подала ему идею выдернуть из-под тебя дело, чтобы оно принадлежало только нам одним?

Смысл сказанного ей тогда медленно дошел до Романа. Он налил себе еще водки и молча неторопливо выпил.

— Ну что, любишь теперь своего Пантелея?.. А меня?.. А знаешь, кто его убил? Нет? Ну и не надо тебе знать. Дольше жить будешь.

Ирина замолчала, пьяно уставившись в пространство перед собой.

— А хочешь, трахни меня, — сказала она вдруг, начав быстро и суетливо раздеваться, — ты ведь этого хочешь? Рыцарь…

Ему просто стало неинтересно, он поднялся и, уже подойдя к двери, тихо сказал:

— А Пантелей был прав, Ириша, что называл тебя Толстой. Душа у тебя под таким слоем мяса, что и не разглядишь.

— А говорил, что любишь.

— Видно, не тебя я любил, — сказал Бекас, — а мечту свою. Сиди теперь одна, стерва. А нам, бека сам, пора улетать.

С тех пор Бекас ни разу не видел жену Пантелея. Правда, до него дошли слухи, что она уехала жить к матери в Тулу, но это было ему, опять-таки, совершенно не интересно.

С тех пор прошел год. Он «бомбил» на старой «копейке» и не знал, что же будет дальше и на что он может рассчитывать в жизни.

Прерывая горькие воспоминания молодости, в зеркале заднего вида неожиданно вспыхнул слепящий свет фар догоняющего автомобиля. Качнув воздушной волной, «копейку» со свистом обошел толстый джип-паркетник «Lexus — RX300».

«Совсем мозгов у человека нет, — подумал Бекас, — по мокрой дороге, на такой скорости летать?! Сто сорок, не меньше…»

Роман ошибался, скорость «лексуса» была не «не меньше», а существенно больше, под двести километров в час. Задние фонари обогнавшей Бекаса машины стремительно уменьшились. Дорога впереди плавно уходила влево, и «лексус», как на гоночной трассе, грамотно переместился к левой бровке. Ну, разве что Шумахер, тогда ладно…

И тут произошло то, чего, собственно, и следовало ожидать. Вот только Бекас совсем не был готов к тому, что это произойдет здесь и сейчас, да еще и на его глазах.

Самого «лексуса» на фоне черного леса видно не было, но неожиданно и как-то дико метнулись вверх задние фонари машины, прочертив в темном небе непонятный иероглиф, после чего джип, кувыркаясь и беспорядочно светя в разные стороны, полетел прямо в лес. До места аварии было метров семьсот, но даже на таком расстоянии Бекас смог услышать страшные звуки разбивающегося стекла, и железа, рвущегося о стволы равнодушных деревьев.

Притормаживая, Виктор осторожно приблизился к месту катастрофы и выскочил из машины.

«Может, помочь еще можно», — подумал он, подбегая к изуродованному «лексусу». Но помочь тут мог только гример из морга или таксидермист.

Дорогой «лексус» превратился в кучу металлолома и напоминал смятую пачку из-под сигарет. В воздухе странно повисло пахучее облачко дорогой туалетной воды, вылетевшее из помятого салона иномарки.

Осторожно обходя машину, Виктор в темноте задел головой ветку дерева, вздрогнул и резко обернулся.

Перед его лицом в воздухе висела окровавленная разорванная человеческая маска. Одного из пассажиров «лексуса» выбросило из салона и насадило спиной на сосновый сук в двух метрах от земли. Он висел вверх ногами, хотя вообще-то было трудно понять, где у него ноги, а где — что.

Потрясенный увиденным, Бекас сделал шаг назад и, спотсагувшись о что-то не совсем мягкое, упал на спину. Он тут же вскочил на ноги. Сердце билось, как у землеройки. Нагнувшись, он увидел то, что попало ему под ноги. На земле, в ворохе мокрой перепревшей листвы, лежала сумка из ослиной шкуры. Он видел однажды у своего приятеля, коллекционировавшего реалии Третьего рейха, ранец солдата вермахта, сделанный из такой же серо-коричневой шкуры.

Он расстегнул молнию и увидел… аккуратные пачки стодолларовых купюр.

— Всего-то, — сердце Бекаса дало паузу секунд на пять, а когда оно снова забилось, Бекас перевел дух и огляделся. Дорога в обе стороны была пуста.

Рядом раздался протяжный скрежет, и «лексус» слегка осел, принимая более удобное с точки зрения законов физики положение.

Одна из дверей распахнулась, и из салона выпал еще один труп с пачкой сигарет в окровавленной руке. Головы у трупа не было.

— Прямо «Мастер и Маргарита» какая-то полу чается, — тихо вслух сказал Бекас, чтобы хоть как-то себя подбодрить. Голову он искать не стал, а вместо этого подхватил сумку и рванул к своей машине.

Закинув сумку в багажник, Бекас подумал о том, что сейчас, по законам жанра, двигатель должен не завестись, а сам он, нервничая, должен терзать трясущимися руками ключ в замке зажигания и бормотать в панике: «Комон, бэйби, комон!»

Но «копейка» не подвела. Значит, врут американские кинофильмы! Двигатель завелся, и Бекас, не совсем веря в реальность происходящего, тронулся с места, направляя автомобиль в сторону города, предоставив мертвым право хоронить своих мертвецов.