Талисман из Ла Виллетт

— Толпу? Мы ее презираем. Наша цель — объединить элиту, занимающуюся высокоинтеллектуальной деятельностью! — широкое лицо Гаэтана презрительно сморщилось, и он отошел, не дожидаясь ответа.

— Атака удалась! — воскликнул Жозеф. — Вы получили адрес?

Виктор показал ему визитную карточку:

— Первостатейный прохвост, — прокомментировал он.

— А вон Жан Лоррен, мы с ним общались! — воскликнул Жозеф. — Я рассказал, что пишу и издаюсь, он пригласил меня к себе и обещал прочесть мой роман.

— На случай, если вы не в курсе, он предпочитает мужчин.

— Не считайте себя самым умным! Я в курсе — как и весь Париж. Но все равно это лестно: автор «Прибрежного цветка» [62] снизошел до беседы со мной!

И Жозеф принялся напевать, подражая игривой интонации Иветт Гильбер:

— Ну и дела… И это отец моего племянника!

— Не изображайте скромника, дорогой шурин. Мне отлично известно, что вы цените куриозы, [63] не забыли?

— Ну да, конечно… Но мы отвлеклись.

— Вы позвали меня на похороны, но ничего не рассказали о посещении мадам де Лагурне.

— Я ждал удобного момента. Как насчет плотного обеда? Я знаю маленький ресторанчик, где подают изумительное филе по-беарнски. Мы подведем промежуточные итоги и избежим овощного меню. Мне есть что рассказать. Плачу, конечно, я.

Благие намерения Жозефа испарились.

— Мне тоже, я много чего нарыл. Софи замужем, Сильвен Брикар рассказал, что она…

…Корантен Журдан сидел у окна и смотрел на запруженный экипажами бульвар Страсбур. Счет за номер он оплатил заранее. Одной ночи будет довольно. Он снова перечитал статью.

«Одним меньше, — подумал он. — Осталось двое. Я не должен торопиться, нельзя допустить ошибку. Главное — защитить мою сирену. Потом…»

Он был возбужден, но не утратил способности рассуждать здраво и прекрасно понимал, что ему лучше было бы сесть в поезд и уехать домой, вместо того чтобы нестись на всех парах навстречу неизбежному провалу.

«Ну что за глупышка! Почему она не покинула этот квартал? Это облегчило бы мне задачу. Время поджимает, у меня скоро закончатся деньги… — Он взглянул на часы. — Будь что будет, рискну: теперь или никогда».

Корантен встал, разорвал свою рубаху, взлохматил волосы, накинул куртку и приоткрыл дверь: коридор был пуст. Он запер замок на два оборота и на цыпочках дошел до дверей номера 14, ее номера. Сделал глубокий вдох и со всего размаха врезался о створку, даже не пытаясь смягчить удар. Потом упал на колени и скорчился на полу.

Дверь открылась. На пороге стояла женщина в облегающем воздушном платье. Она на мгновение застыла в нерешительности, потом тенью проскользнула между мужчиной и канделябром. Корантен неловко распрямился, упершись головой в стену. Она здесь, наконец-то здесь, совсем близко. Стоит, слегка наклонив голову, и молчит, затаив дыхание. Он моргнул — свет резал ему глаза.

— Что вы здесь делаете? — спросила она дрожащим голосом.

— На меня кто-то напал, — хрипло произнес он. В голову пришла нелепая мысль: «Мне следовало податься в актеры!»

— Не шевелитесь, мсье, вам нужен врач.

— Нет, никаких докторов!

— Но вы ранены!

Кровь застучала в висках Корантена, он схватил женщину за руку. Она испугалась и попыталась высвободиться.

— Помогите мне встать. Ваше появление спасло меня от худшей участи, я отделался несколькими царапинами.

Он вцепился в ее локоть.

— Слушайте очень внимательно. Вы должны мне доверять. Вы в опасности: возьмите только самое необходимое и покиньте гостиницу, но не берите фиакр.

— Кто вы?

— Друг.

— Записка в «Отель де Бельфор» была от вас?

— Да. Больше я ничего сказать не могу. Возвращайтесь в павильон на улице Альбуи, там вы будете в безопасности. Запритесь, никого не впускайте, еду пусть оставляют перед дверью. Я с вами свяжусь.

— Но… Да вы сумасшедший!

— Вовсе нет. Все, что я сказал, правда! — почти выкрикнул Корантен. — Заклинаю вас, послушайтесь меня.

— Назовите мне ваше имя.

— Я тот, кто спас вас — в январе, в Ландемере. — Он отпустил ее руку. Ему вдруг стало не по себе, он ощущал неодолимую тревогу: как она поступит и как далеко способна зайти в своем безрассудстве. — Вы должны мне верить!

Он, пошатываясь, поднялся с пола и исчез, завернув за угол коридора.

Софи вернулась в номер и заперла дверь на ключ. Ей было страшно, она не знала, что делать. Кто он, этот незнакомец, так страстно моливший ее бежать? Друг? Кто на него напал? И почему? Правда ли, что он спас ее в Ландемере? А вдруг он собирался ее убить?

«Ты бредишь, если он — убийца, ты была бы уже мертва… Голубая тетрадь… Он прочел ее или нет?.. Довериться ему? Нет, это безрассудно…»

Впрочем, павильон на улице Альбуи явно безопаснее этого враждебного отеля.

День клонился к закату. Всю дорогу она почти бежала: стремглав преодолела садик, опасаясь нападения со спины, добралась до двери и повернула ключ в замке. Пять минут спустя за ставнями одного из окон второго этажа мелькнул свет.

Корантен Журдан замер у окошка булочной. Благодарение Богу, она его послушалась.

Погода улучшилась, потеплело, и на улицу Пэ высыпали клерки и продавщицы. В тот момент, когда из ворот дома номер 10 выпорхнула стайка девушек, пытавшихся успеть на омнибус, во двор незаметно проскользнула тень. Никто не обратил внимания на человека, скрывшего лицо за рулоном ткани, который кто-то оставил у двери. Тень метнулась к лестнице черного хода, укрылась в стенном шкафу среди швабр и затаилась.

Консьерж тушил в мастерских печи. По паркету простучали каблуки, зазвучали юные звонкие голоса:

— Что, папаша Мишон, кота ищете?

— Глядите в оба, папаша Мишон, обожжетесь — никто в мужья не возьмет!

Работницы дружно подсмеивались над консьержем, шустрым, то и дело распускавшим руки вдовцом. Папаша Мишон, хлебнув самогона, сдобренного перцем и луком, всегда горько жаловался, что с ним обращаются хуже, чем с подстилкой, и не только эти неотесанные соплячки, но и сам хозяин. Тридцать лет беспорочной службы — и ни тебе почета, ни уважения, одни оскорбления.

Забившаяся в узкий шкаф тень, затаив дыхание, прислушалась. Раздался резкий стук — это консьерж удалился к себе. Уборщица, что-то монотонно бормоча, подмела магазин — так происходило каждый вечер, а в швейных мастерских она наведет порядок ранним утром, перед открытием.

Дышать становилось все труднее, тело затекло, хотелось немедленно размять руки и ноги. От шкафа до лестницы на антресоли — всего несколько шагов. Оттуда можно будет наблюдать за первым этажом и последним пролетом лестницы. Начать сейчас, возможно, опасно — наблюдение, которое он вел несколько дней, позволило установить, что командующий, распустив войска, частенько задерживается, да не один, а с пленницей. Раздавшийся наверху скрип подтвердил это: кто-то спускался по ступеням, останавливался, делал следующий шаг, издавая неясные звуки — то ли смех, то ли плач.