Луизианская заварушка (ЛП)

– Мелвин всегда был ленивой бестолочью. И вечно пытался выманить у народа деньги для своей очередной схемы обогащения. От Харви ему никогда ничего не перепадало, вот он и бесился. А уж когда Мари получила контроль над состоянием…

– Но если Мари попадёт в тюрьму, деньги достанутся Мелвину?

– Насколько знаю, Харви не оставил завещания. Глупо для богача, но ему всегда винтиков не хватало. И вроде Мелвин – ближайший родственник, так что, полагаю, всё перейдёт к ему.

– Вот так выигрыш в лотерею, – присвистнула я.

– Ага, что-то вроде.

– И почему никто не подозревает в убийстве Мелвина?

Уолтер нахмурился:

– Такое приходило мне в голову, но есть кое-что против этой теории. Во-первых, не подставив Мари, он ничего не выигрывает.

– Это да. И вы не думаете, что у него хватило мозгов на подставу?

– Определённо нет. Если он и пытался, то явно облажался, спрятав тело. Трудно обвинить Мари в убийстве мужа, если не можешь доказать, что он мёртв.

– Но ведь естественно, что Харви не исчез бы, бросив своё состояние.

– Ходили слухи – заметь, слухи, никаких веских доказательств, – что у него был роман с женщиной из Нового Орлеана, и они планировали сбежать вместе. Также шептались, мол, со счетов Харви исчезла приличная сумма, но я так и не смог выудить у Картера подробности.

«Неудивительно».

– Вы сказали «во-первых», а во-вторых?…

– Во-вторых, когда Харви исчез, Мелвин сидел в тюрьме в Новом Орлеане.

– А не мог он заручиться помощью друга… тем более при таком идеальном алиби?

– Без понятия. У Мелвина нет друзей, о которых бы я знал. Да и где всё это время было тело? Если это входило в план, то он чертовски неудачный.

– Наверное, вы правы, – вздохнула я. – Значит, больше никто не хотел прикончить Харви?

– Прикончить… брось камень – и попадёшь в желающего. Многие в Греховодье стали счастливее без Харви Чикорона. Чёрт, да я в том числе. Но есть разница между ненавистью к человеку и тем, чтобы всадить в него пулю.

– Ага, согласна. – «Для нормальных людей».

И тут до меня дошло всё, что сказал Уолтер.

– Вы, Уолтер? Вы кажетесь таким спокойным. Почему же хотели его пристрелить?

– Родители Харви владели почти всей главной улицей. Моим магазином, лавкой мясника, церквями и кафе Франсин. Мы долгие годы пытались выкупить помещения, но они не продавали. А когда всё унаследовал Харви, он решил выкрутить нам руки: в два раза увеличил арендную плату, и либо платите, либо выметайтесь.

Я тряхнула головой:

– Будь я здесь, пристрелила бы его ради вас.

– Вообще-то я миролюбивый человек, но солгал бы, сказав, будто ни разу не задумывался, что от смерти Харви все стали бы только счастливее.

– Значит, с его исчезновением проблема разрешилась?

– Конечно. Мари первым делом вернула старую арендную плату, а потом и вовсе продала нам наши здания по более чем справедливой цене. – Уолтер вдруг вновь прищурился. – А тебе-то какой до всего этого интерес? Неужто ты одна из пресловутых сыщиков-любителей?

– Мне просто любопытно. – Ложь легко скатилась с языка. – К тому же я, наверное, надеялась услышать, что есть подозреваемые помимо Мари. Все её любят, и чем больше я о ней узнаю, тем больше она мне нравится.

– Это точно. Ужасно, если Мари посадят за убийство Харви. Думаю, никто, кроме Мелвина, этому не обрадуется.

Я кивнула и тут же почему-то вспомнила о письмах, найденных на чердаке Мардж.

– Можно вопрос?

Уолтер рассмеялся:

– Ты уже минут двадцать их задаёшь.

– Можно ещё один? – улыбнулась я.

– Так как мне нечасто выпадает шанс поболтать с молодой красоткой, можешь допрашивать меня сколько душе угодно.

– В городе так много одиноких пожилых людей: Ида Белль, Герти, Мардж, вы. В чём проблема? Без обид, но вы в той возрастной группе, которую обычно видишь за белым заборчиком с детьми, золотистыми ретриверами и прочим.

– Ида Белль, Герти и твоя тётя – феминистки, опередившие своё время. И не могу винить их за стремление к чему-то большему, чем навязанная обществом роль. Я и сам не люблю, когда мне указывают, что делать.

– Я тоже. Значит, у тёти ни с кем не было романа?

Уолтер хмуро покачал головой:

– На моей памяти нет, но я всё гадал, не встретила ли она кого-нибудь во Вьетнаме.

– Почему?

– После возвращение она иногда выглядела так… будто думает о ком-то, до кого не дотянуться. Мне знакомо это чувство.

– Ида Белль?

Он кивнул:

– Всю жизнь для меня существовала лишь одна женщина. И если я не могу заполучить её, то и другая мне не нужна.

– Уолтер, вы старый романтик!

Он смущённо улыбнулся:

– Полагаю, быть романтиком – не худший вариант.

* * *

Учитывая обильность завтрака, домой мне, вероятно, следовало бежать вприпрыжку, но энергии не было. Вместо этого я буквально приползла, нагруженная сумками. Уолтер помог мне затариться едой лёгкого приготовления и заверил, что аккумулятор для джипа уже в пути. После чего вручил бутылку «сиропа от кашля» производства греховодных дам и подмигнул на прощанье. И чем Иду Белль не устраивает этот старик?

По дороге домой я мысленно прокручивала всё, что произошло со мной в Греховодье. И поняла, что, как бы ни хотела обратного, в итоге слишком увлеклась таинственной смертью Харви Чикорона, всеобщей уверенностью в виновности Мари и всеобщим же нежеланием её ареста.

Я почти сочувствовала прокурору, хотя, судя по опыту прошлых столкновений со стороной обвинения, мою симпатию вряд ли оценят. И всё же, когда настанет время суда, их ждёт серьёзное испытание в виде разгневанных жителей Греховодья. Всех, кроме Мелвина. Этот идиот, вероятно, ежедневно будет приходить на слушанье с плакатом «МАРИ ВИНОВНА!», если только судья позволит.

Поиск других подозреваемых быстро зашёл в тупик. Я надеялась, что разговор с Уолтером поможет, но, очевидно, наиболее вероятные убийцы помимо Мари – это священник, пастор, мясник, Франсин и сам Уолтер.

Я вздохнула. Чем больше я узнавала о Харви, тем сильнее сомневалась в обоснованности обвинений в адрес Мари. Кажется, у многих в этом городе были причины избавиться от гада.

Я всё ещё вертела так и эдак всевозможные безумные предположения о личности преступника, когда осознала, что прошла мимо своего дома. Чёрт. Нужно поработать над концентрацией внимания. Меня могли прикончить прямо здесь, и я бы даже не заметила приближение врага.

Я развернулась и поплелась обратно, а открывая входную дверь, вздохнула с облегчением – заперта. Греховодье уничтожило не все мои инстинкты.

Кости для разнообразия не спал – стоял и ждал у задней двери. Я решила, что он так просится на прогулку, и выпустила пса наружу. Погода стояла прекрасная, и так как под рукой имелись кухонные ножи, дверь я закрывать не стала, чтобы он мог спокойно вернуться, когда закончит с… ну что там делают столетние хаунды, когда не откапывают трупы.

Я и стакан воды выпить не успела, а он уже приковылял обратно и улёгся на своё место в углу. Всё же несправедливо, что виновник всей этой суматохи никаких проблем со сном явно не испытывает. По моим подсчётам, дрых он двадцать три часа в сутки.

Я заперла заднюю дверь и разобрала покупки – на всё про всё ушло минуты две. Затем принялась бродить по дому в поисках занятия. В итоге, навернув четвёртый круг по гостиной, плюхнулась в кресло и вздохнула.

Мне было скучно.

Впервые с момента приезда в Греховодье я получила дозу спокойной и замедленной провинциальной жизни. И её явно переоценивают, если только вы не привыкли спать сутками, как Кости. Я же, вместо того, чтобы вздремнуть, оказывается, предпочитала рисковать прикрытием, расследуя убийство всеми ненавистного кретина его женой, которую никогда не встречала. И что это обо мне говорит?

Всего за минуту я пришла к выводу, что не гожусь для замедленной спокойной жизни. И так как нынешний переполох в Греховодье, наверное, первый с исчезновения Харви, мне ещё подфартило со временем прибытия, ибо хоть какое-то развлечение. Вообще-то мне, конечно, полагалось упаковывать вещи Мардж, но это занятие казалось ещё более скучным, чем просто сидение в гостиной.