Государственный обвинитель

У Наташи сегодня был банный день. Раз в две недели все мужчины отказывались от своей пресной воды, чтобы Наташа могла вымыть волосы. С водой, здесь было туго. Завозили ее на остров редко и помалу. Еле хватало на чай, на суп или макароны. Но Наташа была среди археологов единственной женщиной, поэтому джентльмены предпочитали поесть два раза в месяц из консервных банок, чтобы преподнести такой милый подарок своей богине.

Воды этой было всего полведра. По-настоящему волосы все равно не промывались, но Наташа не могла не проникнуться благодарностью к мужчинам острова, грела воду и мыла свои пшеничные непослушные волосы, экономя каждую каплю.

Мукой потом было их причесать. Они ложились каждый раз иначе, непредсказуемо и дерзко. Правда, ничуть не умаляя при этом красоты своей обладательницы.

Пока Наташа шла от палатки к «балбеснику», ветер несколько раз изменил ее прическу.

— А! Ждем-ждем! — почти стройным хором закричали джентльмены, завидев стройную Наташину фигуру.

Костер уже горел ровным пламенем, не столько грея холодные казематы, сколько окрашивая стены в уютный розовый свет.

— И что мы сегодня пьем? — весело спросила Наташа.

— Портвейн «777», — неловко брякнул землекоп Веня. Он единственный из всех не имел не то что научного звания, кажется, он даже среднюю школу и ту не закончил. Впрочем, копал отлично, за что и нанимался на раскопки регулярно.

— Веня, вы ошибаетесь, — сказал Граф. — Это благородный напиток, почти амброзия. Ну-ка подайте чашу моей даме.

Граф усадил Натащу рядом и даже приобнял ее за плечи.

Наташе дали алюминиевую кружку, Граф плеснул в нее вина, и Наташа спросила:

— За что пьем?

— Пьем за мою любимую! — сказал Федор.

— За Франческу? — уточнила на всякий случай Наташа, потому что любимые у Федора менялись ежегодно, если не ежемесячно.

— Да! За Франческу!

Портвейн выпили. Граф осоловело поглядел вокруг и сказал:

— Мы скоро найдем театр.

Это была вечная тема. Театр искали уже давно. Наташа приезжала сюда с двенадцати лет, с тех пор искать театр не переставали, впрочем, безуспешно. Каждый год Граф твердил, что теперь-то уж он точно знает, где искать, но каждый год оказывалось, что место выбрано неправильно.

— А я вовсе и не уверен, что здесь был театр.

Это, конечно, ляпнул Виктор.

Да, возможно, никакого театра на Ольвии не было, хотя каждый, даже самый маленький, полис в Греции имел театр, но дело не в этом. Виктор опять посягал на что-то куда более существенное, чем историческая правда.

— И из чего же вы это заключили, молодой человек? — снова вступил в бой Граф.

— Очень просто! — небрежно ответил Виктор, упрямо мотнув головой. — Это был пограничный городок. Какие уж тут театры!

— А я, знаете, по темноте своей об этом как-то не подумал, — язвительно улыбнулся Граф. — Мало того, я даже уверен, что театр здесь должен быть, как в любом полисе. И я даже знаю, что театр этот украшала скульптура Праксителя.

Последнее сообщение было новостью для всех собравшихся.

— Граф, откуда дровишки? — спросила Наташа.

— Да так, есть кое-какие косвенные свидетельства, — скромно потупился Граф.

Что тут началось!

— Ах ты, чертяка, — налетел на Графа Федор, — что ж ты молчал, конспиратор хренов!

Он начал в шутку мутузить Графовы бока, а ему помогала Наташа. Остальные тоже устроили Графу кучу малу. Граф хоть и был руководителем экспедиции, но права скрывать от своих друзей столь важное открытие не имел. За это и получал сейчас довольно увесистые тумаки.

— Пустите, уроды! Не троньте меня! — ныл Граф.

— Нет, вы поняли? — возмущался Андрей. — Он тут, понимаешь, в высшую мудрость играет, а мы у него пешки!

— Ну-ка, выкладывай, откуда сведения?

— Не скажу! — верещал Граф из-под кучи тел.

— Ну вот, — хохотал вместе со всеми Виктор, — явное влияние античности. Он рабовладелец, а мы тупые исполнители!

Эта шутка почему-то сразу всем не понравилась.

Кучу малу тут же прекратили и угрюмо расселись по местам.

— Ну, Граф, колись! — попыталась спасти положение Наташа.

Граф набычился, молчал. А Виктор словно и не заметил собственной бестактности.

— Да ничего он не знает. Просто так трепанулся.

Это было уже верхом бестактности. Граф неприязненно сверкнул глазами в сторону Виктора:

— Простите, молодой человек, а вы, собственно, кто такой?

— Вас интересует профессия? Я художник. Если имя — Виктор Клюев.

— Художники… Вторая реальность, мир грез, фантазии, — съязвил Граф. — Правда, что-то ваше имя не звучало для меня в этом контексте.

— Ваше имя, честно сказать, тоже было для меня новостью.

Наташа отметила, что оба спорщика были предельно бестактны. Но Виктор вынужден был защищаться.

— Эдуард Владимирович, — тем не менее вступилась за Графа Наташа, — член Академии наук, у него сотни исторических открытий…

— В области третьей реальности, — тут же подхватил Виктор, — которая в простонародье называется — вранье.

— Ты что, парень? — надвинулся на Виктора могучий Федор Томов-Сигаев.

— А что? Вы тут боретесь исключительно за правду? — Виктор ничуть не испугался. — Вся ваша выдуманная античность — это истина в последней инстанции? Да вы же сами не замечаете, как подменяете реальность собственными фантазиями — «золотой век», «детство человечества», благородство эллинизма… Мрак, дикость, рабство, войны, антисанитария… Да, я создаю вторую реальность, но при этом, заметьте, я ни от кого не скрываю, что это мои фантазии. А вы свои выдаете за первую.

Наташа заметила, что Виктору, в общем, глубоко наплевать, как к нему относятся окружающие: он сейчас враждовал со всеми. И никак не могла понять, зачем он это делает.

— Я не собираюсь спорить с человеком, который к истории имеет, мягко говоря, косвенное отношение, — презрительно фыркнул Граф.

— А проще говоря, крыть нечем, — уставился на Графа Виктор.

— Друзья, у нас как портвешок называется? А ля гер ком а ля гер? Или все же миру мир? — улыбнулась Наташа.

— Ин вина веритас! — тут же ответил Виктор. — Мы выясняем истину.

Граф вскочил:

— Все, всем спать. Завтра двигаем землю от крийского раскопа.

И тяжело зашагал к выходу.

За ним стали медленно подниматься остальные. Наташа бросилась догонять Графа, потому что только она могла хоть как-то смягчить его гнев.

— Кто это такой? — бурчал Граф. — Кто его сюда привел?

— Веня, — ответил Федор.

— Чтоб завтра же его ноги тут не было!

— Граф, ты не прав, — мягко сказала Наташа.

— А тебя никто не спрашивал! — по-бабьи взвизгнул Граф.

Наташа остановилась как вкопанная. Что-то страшное и неотвратимое вдруг нависло над многолетней дружбой этих замечательных людей…

Когда она уже забралась в спальный мешок, чтобы попытаться уснуть, когда уже мысли стали путаться в голове, Наташа вдруг услышала какие-то сдавленные крики и топот ног.

Из палатки она выскочила вовремя.

Мужики дрались. Граф и Виктор сцепились и пыхтели, пытаясь свалить друг друга на землю. Правда, кулаки в ход не пускали. Все-таки интеллигентные люди.

— Прекратите сейчас же! — закричала Наташа. — Вы что, с ума посходили?! Граф! Но ты-то?!

— Это все он! Это он все! — тут же оставил борьбу Граф. — Чтоб завтра твоей ноги здесь не было! Понял, псевдохудожник?!

— И не подумаю, псевдоисторик! — с тем же запалом выкрикнул Виктор.

— Я не допускаю тебя к раскопкам!

— Я плевать хотел на твои раскопки!

— И что же тебе тогда от нас нужно?! — почти взмолился Граф.

— От вас — ничего!

— Так и убирайся!

— Ни за что!

— Да, что ж это за наказание! — чуть не завыл Граф.

— Тебе что здесь надо, милок? — пробасил Федор.

— Что? А вот ее! — И Виктор повернулся вдруг к Наташе: — Вот ее мне надо! А на вас наплевать! Ясно?

Граф, открывший было рот, не произнес ни слова. Но и рот закрыть он забыл…

Музыка

Юм отрезал Венцелю четыре пальца. Только после этого врач умер. Грузин разрезал на учительнице платье, и оно теперь болталось на одних плечах. Та не шевелилась, только сжимала руками бледное лицо.