Взерошенные перья

Присцилла больше не улыбалась. Теперь она выглядела так, словно изо всех сил старалась не расхохотаться.

– Господи, – прыснула она, – тяжелая у бедняги, должно быть, жизнь?

– Отнюдь, – угрюмо ответил я, в конце концов стащив Рипа на землю. – Это у меня тяжелая жизнь.

Присцилла быстро отвернулась, но все-таки я сумел заметить, как она затряслась от смеха.

Сделав свои дела, Рип, не мешкая, пристроился у моих ног и уставился мне в лицо. Давая понять, что пора возвращаться домой. На моем опять же горбу. На этот раз он, похоже, догадался о моем раздражении, поскольку, попытавшись разок лизнуть меня в ухо, но промахнувшись, оставил эту затею и поудобнее устроился у меня на руках.

Присцилла уже успела подняться на террасу и теперь стояла у входной двери, ожидая, когда я отопру. И напрасно. Я никогда не запираю двери. Равно как и мои соседи. Если уж воры доберутся сюда, то они заслуживают небольшого вознаграждения за свои усилия.

Впрочем, большого вознаграждения они все равно бы не получили. У меня почти нечего красть, разве что телевизор да микроволновую печь. Ничтожная добыча в сравнении с тем временем, которое надо потратить, чтобы взобраться на эту гору.

Я опустил Рипа на пол, и мы всей компанией вошли в дом.

Присс прошла в гостиную и – вот чудо из чудес – не побледнела, когда огляделась по сторонам. Правда, мой дом в отличие от офиса все-таки не Бермудский прямоугольник, но можно сказать, что над ним поработал тот же оформитель. Однако Присс вовсе не выглядела потрясенной, как это случается с другими моими гостями, просто на секунду задержалась в дверях, словно в поисках места, куда бы сесть. Вот и все. У нее даже губы не скривились от отвращения.

Эта женщина начинала мне нравиться.

Надо сказать, что выбор у Присс был небольшой. Имелся лишь стул, обитый клетчатой тканью, на котором высилась огромная стопка журналов, да диванчик, заваленный старыми газетами. Вообще-то лучше бы Присс не останавливалась. Рип, воспользовавшись предлогом, сделал то, что всегда делает, когда к нам приходят гости.

Он обнюхал ее туфли.

Поскольку Рип ростом с немецкую овчарку и имеет соответствующего размера острые зубы, я заметил, что некоторые женщины напряженно застывают, когда Рип это проделывает. Да и мужчины подчас ведут себя несколько нервно.

– Рип, фу! – Я шагнул к нему. – Не бойся, Присс. Он не кусается.

Присцилла глянула на меня, рассмеялась, нагнулась и почесала Рипа за ушами.

– Конечно, ты умница! – сказала она. Я было обалдел, но тут же сообразил, что она разговаривает с Рипом. – Конечно же, ты меня не укусишь. У меня в детстве была собака – ну точь-в-точь как ты!

Застыла не Присс, застыл Рип. На пару секунд. Он смотрел на Присс так, словно она сошла с ума. Затем, видимо сообразив, что у них с Присс есть много общего, Рип начал извиваться, хвост его застучал по полу словно молот.

Должно быть, так он изображал злющего сторожевого пса. Дескать, сейчас напугаю ее до смерти и стану из нее веревки вить.

Я потянулся к ошейнику, чтобы оттащить глупую собаку, но Присс остановила меня.

– Не надо, Хаскелл, он мне совсем не мешает. Чудный пес! – Она продолжала почесывать Рипа за ушами, глядя ему прямо в глаза. – Ты же умница, правда? Ты хорошенькая старенькая киска?

Любая другая собака сочла бы эти слова оскорбительными. Однако Рипу, похоже, не пришло в голову, что его оскорбляют. Более того, можно было подумать, что этого тупицу никогда не чесали за ушами. Рип стремительно погружался в собачью нирвану. Язык его вывалился, глаза сладострастно закатились.

Я потрясенно смотрел на собственного пса. В жизни не видел более омерзительной картины.

С меня довольно! Я вышел из комнаты, плюхнул в миску Рипа еду и принялся собирать вещи, которые мне могут понадобиться ночью. Зубная щетка, бритвенный прибор и все такое. Одежду я брать не стал, решив, что утром все равно заскочу домой.

По-моему, Рип даже не заметил, что я вышел из комнаты, – он был слишком занят тем, что с обожанием таращился на Присс. Нельзя же быть таким падким на лесть!

Когда я вернулся, Рип лежал на спине, бесстыдно раскинув лапы, а Присс почесывала ему живот и улыбалась. Глаза Присциллы скользнули по бритвенному прибору, который я держал в руках. Глаза Рипа, разумеется, не отрывались от лица Присс.

Я приготовился к тому, что Присс опять заведет свою шарманку: ей не нужен телохранитель и не слишком ли далеко я захожу. Вместо этого она лишь пожала плечами:

– Ты готов?

Стараясь не показывать своего удивления, я коротко ответил:

– Конечно.

И мы поехали. Сцена расставания была уже явным перебором – Рип выл и бесновался, но в остальном все прошло довольно гладко.

Как и на следующее утро.

Руби приготовила настоящий деревенский завтрак – ветчина, колбаса, яйца, тосты, соус, яблочное повидло и бог знает что еще. Глядя на такой завтрак, удивляешься, как это фермеры вообще выходят на поля.

Мне казалось, что мы с Присциллой ясно дали понять, зачем я остался на ночь, но Руби, похоже, пришла к совсем иным выводам. Она суетилась вокруг со своей неизменной лучезарной улыбкой, а когда я поглощал третий тост с повидлом, прочирикала:

– Правда, Присс, чудесно, когда в доме есть мужчина?

Я перестал жевать.

Присс, расправлявшаяся с яичницей, тоже перестала жевать и твердо отчеканила:

– Мама, Хаскелл здесь потому, что выполняет работу. Понятно? Ему за это платят.

Я подумал, что теперь все стало на свои, чисто торгашеские, места. Большое спасибо, Присцилла, дорогая.

Руби лишь загадочно улыбнулась и весело пропела:

– Ну конечно, милая, конечно!

Вместо того чтобы рассердиться, Присс улыбнулась. Она попыталась прикрыть улыбку салфеткой, но я-то все равно углядел, как ее губы поползли в разные стороны.

– Нам лучше поторопиться, сказала она. – Офис открывается только в восемь, но я люблю приходить пораньше. Стараюсь появляться на работе хотя бы за полчаса до остальных, чтобы просмотреть почту.

Улыбка исчезла. Я догадался, о чем она думает. Веселенькое дельце – тащиться к бройлерам на следующий день после убийства их властелина.

Присс мгновение помешкала, потом продолжила:

– И еще нам нужно проведать Рипа.

Похоже, я ее недооценивал. Все утро я твердил себе, что надо напомнить о Рипе, а Присс опередила меня и сама напомнила. Всякий, кто способен отнестись с симпатией к безмозглому псу, не может быть у меня на плохом счету.

Рип всего пару раз гавкнул, когда мы с Присс вышли из машины. Причем оба гавканья предназначались мне, и стрелка моего раздражения тотчас зашкалила. Все остальное время Рип с такой силой вилял задом, что хвост так и мелькал в воздухе. Движения Рипового зада были обращены, конечно же, к Присс. И, судя по всему, она была рада этому глупому псу не меньше, чем он ей, потому что, не обращая внимания на свой элегантный деловой костюм, стащила Рипа по ступенькам.

Видимо, у нас с Рипом есть что-то общее – к нам обоим давненько не прикасались женские руки. Я даже испугался, что с этим дуралеем от восторга случится сердечный приступ.

И еще надо признаться кое в чем. Меня грызла ревность. Я почти подозревал, что Присс с Рипом собираются сбежать, бросив меня на произвол судьбы.

Испустив тяжкий вздох, я покинул влюбленных голубков и побрел переодеваться. Пока я шуровал в спальне, мне не давал покоя один вопрос: с какой стати с Присциллой произошла столь невероятная метаморфоза? Куда подевалось все ее высокомерие и надменность? Снизу донесся веселый смех. Я прислушался. Так могут смеяться лишь счастливые девчонки, которым нет дела до тягот этого мира.

Опустившись на кровать, я предался скорбным размышлениям. Интересно, кто вызывает у меня большую ревность: Рип, который начисто забыл о моем существовании, или же Присс, сосредоточившая все свое внимание на моем глупом псе?

Похоже, стоит поучиться у старого греховодника Рипа, как следует производить впечатление на дам. А что? Может, и мне не мешает наловчиться так же закатывать глаза и вываливать язык?