Запах легких денег

Макс и Жорик тут же последовали за ним.

Они прошли ещё два вагона следом за директором и в одном из тамбуров наткнулись на молодого человека, который занимался довольно странным занятием. Он набирал в большую сумку уголь, предназначенный для топки титана. Заметив, что его застукали за этим неприглядным занятием, он быстро застегнул сумку и двинул по проходу. Макс внимательно посмотрел ему вслед. Чем-то этот чудак привлек его внимание. Они с Жорой переглянулись и пошли дальше по проходу, догоняя убегающего директора.

А тот уже скрылся в своем купе.

Когда вошел сосед, Витя сидел за столиком, жевал булку и запивал её чаем. Рядом с ним на столике лежал раскрытый учебник физики, а на его лице была полная безмятежность, словно он только что проснулся, видел приятный сон и теперь чаевничал, разгоняя скуку. Киселевич сел на свое место и уставился на него. Витя бросил исподлобья взгляд на соседа и заметил на его лице жуткое расстройство — видно, директор никак не мог отойти от оживленной беседы с прекрасным полом и громилой-парнем. Витя решил ему не мешать предаваться радужным воспоминаниям, уткнулся в учебник и попытался прочитать хоть пару строк. Но внутреннее напряжение было столь велико, что он не понимал ни одной буквы. Да ещё это напряжение приходилось тщательно скрывать, чтобы у соседа даже не появилось ни малейшего подозрения. Но Киселевич сам обратился к нему, желая хоть с кем-нибудь поговорить и отогнать неприятные мысли о невосполнимой потере. Пусть даже с этим молодым оболтусом.

— Ужинаешь? — бросил директор, не скрывая раздражения.

— Ага, — кивнул Витя, старательно отводя глаза в сторону.

— А я уже поужинал!

Киселевич сказал это с таким укором, словно Витя заставил его тащиться в ресторан и платить за ужин на двоих. Эх, лучше бы он остался в этот вечер голодным! Как-нибудь дотерпел до утра, зато остался бы при деньгах!

— Да я тоже наелся, — мило улыбнулся парень и бросил невинный взгляд на соседа. — Мне мама много чего положила.

— Заботливая у тебя мамаша, — хмуро заметил Киселевич.

— Да, очень, — согласился абитуриент. — Сказала, в дороге все может пригодиться. И точно, пригодилось! Чтобы я без неё делал!

— Слушайся маму! — буркнул Киселевич и уставился в окно. Там уже не было видно ни зги. Абсолютно черная тьма. Ну что ж, завтра утром будет светло, забудется расстройство этого вечера, и он отправиться к новым неизведанным горизонтам со своими пятьюстами тысячами баксов. Жизнь все ещё прекрасна, черт возьми! Несмотря на мелкие неприятности.

— Конечно, буду слушаться! — ответил Витя и подумал, что если бы всегда слушал мамашку, то ни в жизнь не решился на такую лихую авантюру с баксами, и сейчас бы так и остался нищим абитуриентом, и его, скорее всего, выгнали бы из института после первого же вступительного экзамена.

Так бы они ещё долго беседовали на отвлеченные темы, пока их не сморил бы сон, но тут откатилась дверь, и в купе заглянули две ухмыляющиеся рожи. Киселевич повернул голову и от неожиданности потерял дар речи. Он-то грешным делом уже подумал, что рэкетиры остались в городе и уже получают нагоняи от своего Левы Меченого. Но желаемое в одно мгновение растворился в небытие, как призрачный сон, и превратилось в ужасное действительное. Директор узнал бы эти рожи из тысячи лиц, до того они запали ему в душу. Никак не ожидал он увидеть их в этом поезде, который уносил его из проклятого городишки.

Тем не менее, довольные собой рэкетиры нагло ввалились в их купе. Жорик тяжело плюхнулся рядом с бедным директором, прижав его плечом к стенке. Киселевич не мог вымолвить ни слова и только испуганно таращил глаза. Второго смертельного удара за один вечер он точно не переживет. Он уже чувствовал, как кондрашка пробирается в самое его нутро и сейчас начнет хватать за внутренности своими грязными лапами.

— Здорово, Кисель! — радостно проговорил здоровяк. — Вот так встреча! Никак не ожидал тебя здесь увидеть? А ты что, тоже едешь в столицу?

Киселевич испуганно кивнул.

— Ед-ду…

Макс плюхнулся рядом с будущим студентом и довольно строго посмотрел на него.

— Парень, поди-ка погуляй, что ли! Там, по проходам симпатичные девахи прогуливаются. Может, подцепишь какую-нибудь.

Витек понял, что сейчас будет происходить серьезный мужской разговор, и перечить не имеет смысла, торопливо отставил стакан с холодным чаем, поднялся со своего места и поспешно вышел. Макс задвинул за ним дверь и повернул защелку. Затем обернулся к директору, и на его губах засияла такая обворожительная улыбка, что Киселевич почувствовал себя совсем плохо.

Он напряженно ждал, что же сейчас произойдет. Во всяком случае, сразу догадался, что лично для него — не произойдет ничего хорошего. Может даже произойти то, что ему набьют фейс, выкинут с поезда или вставят перо между ребер. О деньгах он старался не думать, чтобы ничем, ни жестом, ни мимикой, не выдать их наличия. Где-то в дальнем уголке души он ещё надеялся, что все обойдется.

— И чего это ты собрался в Москву ехать? — спросил Макс.

— Да вот, — пробормотал Киселевич. — Хочу повидать столицу.

— Да чего не неё смотреть! Одна грязь, толкотня и духота. Был я как-то жарким летом в Москве — врагу не пожелаешь!

— Да что-то захотелось потолкаться…

Киселевич опустил голову. Никак не мог он понять, что затеяли эти головорезы. Неужели, они оказались в этом поезде совершенно случайно! Нет, в такие случайности он не верил. По его душу они пришли сюда, по его. И Макс это тут же подтвердил.

— Ну что, Кисель, — весело спросил он, — сам отдашь деньги или как?

Киселевич тяжело сглотнул и приоткрыл рот. На большее у него просто не было сил.

— У меня нет никаких денег! — завел он опять свою шарманку.

Макс понял, что придется выбивать признание любым доступным способом. Но под рукой не было даже гвоздя, уж не говоря о более подходящем предмете, с помощью которого можно было развязать язык. Он осмотрел купе и не увидел ничего достойного внимания. Конечно, Жорик может поработать кулаком, но это грубо и малоэффективно. Кисель озлобится и замолчит навсегда. Тем более что этот скупердяй ради денег готов терпеть любое унижение и любую боль. Макс остановил взгляд на оконном проеме. По случаю жуткой духоты стекло было сдвинуто вниз, и в окне образовался небольшой проем, вполне достаточный для того, чтобы просунуть в него голову. Макс перевел взгляд на напарника.

— Как ты думаешь, Жорик, пролезет человек в форточку?

Жорик посмотрел на окно, потом на Киселевича, потом снова на окно, словно проверяя, пролезет тот в форточку или нет. И видимо, остался своими измерениями удовлетворен.

— Пожалуй, пролезет, — доложил он. — Ну, если и не пролезет, то поможем.

Макс повернулся к Киселевичу и резко, отрывисто бросил:

— Давай, лезь!

Киселевич испуганно смотрел на него, подумав, что тот, может быть, шутит, перевел взгляд на окно, потом обратно на Макса. Видно, тоже проверял, насколько габариты окна сопоставимы с его собственными. И они показались ему совершенно несопоставимыми. Даже его голова не способна была пролезть в узкую оконную щель, не говоря про живот.

— Вы шутите?

— Какие могут быть шутки? — серьезно проговорил Макс. — Жорик, помоги ему!

Жорик кивнул, схватил директора под мышки и оторвал его от сиденья с явным намерением подтащить к окну. Киселевич ухватился руками за стол, пытаясь сопротивляться, но, тем не менее, освободил сиденье от своего зада. Этого было вполне достаточно. Макс тут же приподнял сиденье и извлек из багажного отделения его кейс.

— Спасибо! — холодно проговорил он. — Можете садиться, подсудимый.

Киселевич плюхнулся обратно с полным отчаянием на лице. Его прощальный взгляд был жалок и плаксив. Да, ненадежным оказался мини-сейф, даже хитрость не помогла!

— Там ничего нет! — глухо проговорил директор и отвернулся, чтобы не смотреть на манипуляции с чемоданом. Пускай делают, что хотят, решил он, лишь бы все побыстрее это закончилось! Отчаяние стало настолько сильным, что он стал равнодушным ко всему.