Высокие блондинки

Одиночество в Бомбее — совсем другое дело, город начинает казаться слишком шумным. Глория целых два дня не высовывала носа из гостиницы, бесцельно слоняясь между роскошными бутиками в холле. На третий день она попробовала разок выйти на улицу, но нищие стали приставать еще настырнее, чем прежде, испуская тот же гортанный клекот, что и дрозды; безногие калеки поползли к ней со всех сторон, и Глория вернулась к себе сильно обескураженная. Ей начинало не хватать Бельяра. За все время ее общения с Рэчел он не показался ни разу, но это было нормально. Теперь же, когда она осталась в одиночестве, он мог бы и удостоить ее своим визитом. Но, увы, Бельяр отсутствовал. Глория начала опасаться, не нашел ли он себе вариант получше, оставшись в Сиднее.

В любом случае пора было двигаться дальше. Рэчел рассказывала Глории о маленьком городке на юге страны, где ей так приятно жилось в небольшой, спокойной и уютной гостинице в чисто английском духе. Глория тогда записала адрес. С помощью администратора своего отеля она забронировала билет на ближайший поезд в вагоне с кондиционером. И на следующее же утро отбыла.

В этих краях «маленький спокойный городок» означает место обитания не менее миллиона темпераментных жителей, но «Космополитен-клуб» действительно оказался солидным заведением со старинными традициями, расположенным вдали от центра, в квартале дипломатических миссий. Его главный вход соседствовал с воротами консульства Бирмы, а задний фасад выходил к перекрестку улиц Кенотафа и Архипресвитера Венсана, то есть на квартал, где в садах за высокими стенами притаились большие белые виллы. Здесь Глория могла считать себя в безопасности.

Большое низкое здание «Космополитен-клуба» состояло из просторного холла и множества салонов. Тут имелись: ресторан, курительная, комната для игры в бридж, бильярдная, бальный зал, бар, второй бар, третий бар. Террасу на крыше дома венчал двадцатиугольный шатер, украшенный, в свою очередь, странным конусом, напоминающим урну. В холле были развешаны парадные фотопортреты королевы и более свежие принца Галльского, над входом простирался светлый бетонный навес, под которым тяжелые лимузины «амбассадор» и мощные многолитражные «хиндустани» то и дело высаживали измученных жаждой членов клуба, чтобы спустя один-два литра снова принять их в свои недра мертвецки пьяными. Слева — бассейн с питьевой водой, справа — библиотека с залежавшимися книгами. Поодаль стояло здание самой гостиницы — два этажа номеров и люкс-апартаментов, лифт, отделанный палисандровым деревом; именно там Глория и поселится в номере рядом со служебным входом и с прекрасным видом на улицу Кенотафа. Здешняя жизнь протекала в шелковисто-шелестящем безмолвии, и слабый, но постоянный гул, доносившийся из шумных городских кварталов, едкий, как угрызения совести, лишь оттенял собой благопристойную тишину этой обители.

Заведение дышало невозмутимым покоем пятизвездочного отеля, семейного пансиона и санатория. Тут все осталось, как было при англичанах: бары красного дерева, медная фурнитура, серебряные столовые приборы, теннисные корты, посыпанные кирпичной крошкой, и бои в белоснежных кителях. Зал ресторана выходил на длинную, просторную, как верхняя палуба океанского лайнера, террасу, откуда пятнадцать удобных низких ступеней вели в парк, обсаженный пальмами и мелиями, населенный мангустами и попугаями, окаймленный то и дело разливающейся рекой. Солнце сияло вовсю. Замечательно!

Сразу по прибытии Глории управляющий показал ей ее номер. Комната была чрезмерно велика, в ней стояли черно-белый телевизор «Texla» и небесно-голубой холодильник, а между окнами висел громоздкий кондиционер плюс три вентилятора на потолке. Над каждым из двух ночных столиков висели четыре маленькие застекленные картинки с изображением крошечной птички (Chloropsis cochinchinensis), еще одна картинка побольше над самой кроватью изображала четверку крупных птиц (Porphyrio porphyrio). И это тоже было замечательно.

Управляющий, субтильный молодой человек с едва заметной холодной черточкой усиков и едва заметной ледяной улыбкой, мгновенно исчез, как только Глория расписалась в книге регистрации. В последующие дни он будет так же ненавязчив, скорее уклоняясь от встреч, чем отсутствуя вовсе. Слуги же, наоборот, оказались довольно пожилыми и в высшей степени предупредительными, так что когда супруга одного из них, самого любезного, приносившего утренний завтрак, попала в больницу, Глория тут же передала для нее мужу две тысячи рупий. Итак, она развесила свои платья в необъятном шкафу, где могло поместиться в сто раз больше туалетов, прошлась по парку, заглянула в пустующие салоны отеля, определилась в пространстве, и дни ее потекли по новому руслу.

Похожие друг на друга как две капли воды. В семь утра она просыпалась от жары. Ближе к восьми муж госпитализированной больной ставил на низенький столик поднос с первой чашкой чая и раздвигал шторы. Металлические кольца разъезжались в стороны с резким лязганьем — ззинг! ззинг! — словно нож на колесе точильщика. Потом Глория в одиночестве завтракала на террасе, время от времени бросая вниз кусочки тостов, одинаково вожделенных и для гигантских дроздов, и для пальмовых крыс, которые тут же гурьбой бросались на добычу. В девяти случаях из десяти крысы отступали под натиском дроздов, куда более свирепых и сплоченных, или под угрозой нападения орлов, парящих в небе над отелем. Затем Глория недолго отдыхала у себя в комнате, не видя ничего, кроме пары короткохвостых розовых ящериц, недвижно замерших на стене. Только однажды она попыталась поймать одну из них.

У входа в клуб постоянно дежурило множество велорикш, готовых доставить клиента куда угодно. Глория нанимала один из этих желтых экипажиков с тентом, весьма хрупких на вид: три колеса, два места сзади, вечно сломанный счетчик, — и ехала в центр города. Там она наведывалась в лавки торговцев тканями, в храмы, к массажистам, а также регулярно доверяла свои руки — то ладони, то ногти — специалистам, иными словами, хиромантке и маникюрше.

Туземцы взирали на нее не без любопытства: им были внове высокие блондинки — редкие гостьи в этих широтах. А тем временем далеко на севере, не выходя из своего угла, Сальвадор записывал еще не оформившиеся соображения на данную тему — высокие блондинки в «мини-остинах», высокие блондинки и тактика выжженной земли, — искоса поглядывая (а вдруг вдохновит!) на репродукцию творения Джима Дайна под названием «The blonde girls» (масло, уголь, холст, 1960). И тем же временем Персоннета пытался — правда, все еще безрезультатно — определить маршрут странствий Глории, которая пока что проводит дни в шезлонге у бассейна либо гуляет по парку, изредка останавливаясь у прудика возле трансформаторной будки, где полчища жаб круглые сутки молча заглатывают насекомых всех калибров, желательно покрупнее.

По вечерам Глория все так же одиноко ужинает в ресторане, читая за едой и почти не глядя в тарелку, рано ложится в постель, включает телевизор и смотрит какой-нибудь тамильский фильм, не слишком трудный для понимания, или же, убрав звук, берется за одну из книг, принесенных из библиотеки, — как правило, научно-популярных: рассказы о путешествиях, учебники по естествознанию, исследования нравов и обычаев, а то и более специальные труды, опубликованные у «Теккера, Шпринка и Ко» (Калькутта), как-то: «Мелкие животные», «Собаки для жаркого климата» и прочее. Все это Глория прочитывает с величайшим усердием, не пропуская — и не запоминая — ни единой строчки. Потом она обычно засыпает. Хотя это не всегда удается: чем дальше, тем труднее ей нормально уснуть. Что же касается Бельяра, то он после Сиднея не появился ни разу. Неужто проблемы с паспортным контролем?

16

На следующей неделе бессонница приняла угрожающие формы. Сокращая сон Глории сразу с двух концов — вечернего и утреннего, — она каждую ночь отвоевывала себе и тут и там по нескольку дополнительных минут. Теперь Глория вставала с постели совсем разбитая.