Жена скупого рыцаря

Кердык маньяку. Если не Лева, то «крокодил» его достанет точно.

Машину Лев водить умеет. Мой Миша может разобрать и собрать двигатель с завязанными глазами, а возможно, и временной рекорд поставит, но за рулем ему делать нечего. Каждый раз, когда муж выводит нашу «девятку» из гаража, мы с мамой начинаем пить таблетки от морской болезни. Под его управлением машина нервно дергается и словно нарочно пересчитывает все знакомые ухабы. Миша наслаждается звуком работающего, налаженного механизма и, кажется, специально уродует внутренности автомобиля, чтобы еще раз в них поковыряться. Поездка до кооператива «Бетонный завод» превращается в тренировку летного состава пилотов сверхзвуковой авиации. Тошнит всех, кроме мужа и Людвига. Муза Анатольевна считает, что пес однозначно прославился бы, запускай и сейчас Россия в космос собак. Космос не «Педи Три», там главное не порода, а вестибулярный аппарат.

Прокол с анекдотом Лева переживает недолго.

— К месту встречи мы подъедем заранее, — говорит бандит, ориентируясь по значкам с номерами троллейбусов, прибитым над каждой остановкой. — Прикинем, так сказать, на местности расклад сил. Надеюсь, там найдется укромный уголок, где спрячусь я…

— Не надо, — перебиваю я. — Я знаю, что там за место. Укромных уголков не будет.

Лева не верит и продолжает настаивать. Машина в это время идет плавно и ровно, словно на спидометре не восемьдесят километров в час, а десять, максимум двенадцать.

— Серафима, этот человек может быть опасен, — он косится на ворот моей майки, — один раз вы уже пострадали…

— Лев, мне нужна сумка, — твердо произношу я и, подчеркивая свою храбрость, продолжаю: — Во-первых, я буду готова к нападению. Во-вторых, со мной будет Людвиг (отсутствие собак отдельно не оговаривалось). В-третьих, коли что… вы подоспеете…

Поспевать, оказалось, придется издалека. Длинная, как кишка, односторонняя дорога, ближе к повороту в ненужную сторону — облезлый навес. И ничего более. Ни одного куста, клочка зелени, укромного угла. Узкая прямая дорога, огороженная бетонным забором.

Но я уже притворилась храброй, и Лева идет к проходной почти простаивающего завода. Проверить, бдит ли охрана.

Охрана в лице пьяного вахтера спит. Лев барабанит по мутному плексигласу двери, получает витиеватый посыл и идет в другом направлении. Возвращается ко мне и Людвигу.

— Я доеду до поворота. Там развернусь и буду ждать. Глазом не успеете моргнуть, Серафима, я уже рядом…

— Ехать придется навстречу движению, — бормочу я.

— Его нет, — отвечает Лев. — Если отъезжать за тот угол, мне будет вас почти не видно…

— Спасибо, — шепчу я и чувствую, как закипают слезы.

Лев опускает тяжелую руку на мое плечо и начинает уговоры:

— Я остаюсь, Серафима.

— Нет. Езжайте. Я справлюсь.

Картина маслом — муж провожает жену на фронт. Жена — кинолог со стажем и идет воевать вместе с любимой собакой. Толстой зубастой сарделькой преклонных собачьих лет. Еще чуть-чуть, и мы будем целоваться.

— Езжайте, Лев. — Я скидываю с плеча теплую руку и становлюсь в позу «мы с Трезором на границе». Нота напружинена, глаза — вдаль, пес не знает, чего ему делать, но охраняет на всякий случай.

Лев скребет в затылке, некоторое время любуется композицией и усаживается в джип. Шины мягко шуршат по асфальту, я провожаю взглядом серебристый автомобиль и начинаю ждать субъекта с сумкой.

Кто он? Маньяк или прохожий, случайно нашедший сумку? Ночное происшествие в квартире указывает на первого, но с течением времени я почти убедила себя, что Муза Анатольевна дверей не запирала. Что звяканье ключей в прихожей мне приснилось, а Людвиг среагировал на кошку или чужого пса, иначе пес примчался бы в прихожую при звуке отпирания первого замка, а не второго из двух. Дверь спальни Музы Анатольевны собака открывает ловко. Впрочем, не всегда с первой попытки…

Как бы то ни было, делать нечего. Я уже здесь. В засаде сидит огромный бандит. Про Людвига только страшные анекдоты рассказывать. В одной руке у меня зажато пятьсот рублей одной бумажкой, на другую намотан поводок Людвига. Время — десять минут девятого, а субъекта нет и нет.

Наконец вдалеке, в туманном мареве, появляется синий троллейбус. Он медленно ползет вперед, и ноги мои начинают дрожать и подгибаться в коленях. Если звонок к Зайцевой не розыгрыш, то человек приедет на этом троллейбусе.

Я невольно оглядываюсь назад, на поворот, за которым скрылся Лева, и прикидываю, как быстро джип объедет встречный транспорт по одной полосе. Как быстро до меня доберется подмога.

Троллейбус тащится, как паралитик, его обгоняет спешащий «КамАЗ», и массивная морда грузовика почти скрывает от меня застекленный салон. Я нетерпеливо вытягиваю шею и молю троллейбус скорее добраться до остановки.

То, что происходит дальше, невозможно представить в кошмарном сне, навеянном полетом пули.

Я всматриваюсь в окна троллейбуса, уже становятся различимы лица пассажиров, но никто не стоит на изготовку у дверей… Людвиг страшным рывком дергает поводок, и я лечу на проезжую часть. В каком-то сантиметре от лица проносится жуткая морда грузовика. Он несется дальше и разрывает на части железный навес остановки. «КамАЗ» скребет по бетонному забору мордой, боками, остатками навеса, налипшими на бампер… летят искры… я ору…

Водитель, смявший остановку, газует и, волоча за собой кусок жести, несется прочь.

Я лежу на дороге, на поводке бьется Людвиг, на нас медленно наезжает передняя часть троллейбуса…

Вокруг нас люди, люди, люди… Водитель троллейбуса кричит: «Вызывайте «Скорую»!» Мне помогают подняться, какая-то старушка ощупывает мои ноги, руки, волосы. Я только трясу головой и пытаюсь снять с руки намотанный насмерть поводок.

— Что это было? — спрашивает водитель.

Я хочу сказать: «Мой пес внезапно дернулся и выскочил на проезжую часть. Грузовик пытался нас объехать…» Но молчу.

— Пьяный был, — уверенно говорит старушка. — Надо милицию вызвать.

Я смотрю в сторону, где за поворотом скрылся «КамАЗ», и не понимаю, почему оттуда до сих пор нет Левы. А вдруг водитель грузовика его сшиб?

Я представляю Леву, стоящего на повороте дороги… летящий «КамАЗ»… И мне становится страшно. Что я наделала?! Из-за меня погиб хороший парень!

Но разреветься не дает появившийся на повороте джип. На всех парах автомобиль несется к месту происшествия.

По-моему, Лев выпрыгнул из машины на ходу. Раздвинул мощными плечами толпу людей, прорвался ко мне и стиснул в объятиях.

— Что произошло? — не отрывая моей головы от собственной груди, спрашивает он.

Я слышу, как стучит его сердце, и слышу взволнованный голос водителя троллейбуса.

— Пьяный чуть девушку на остановке не сбил!

Толпа разноголосо ему вторит, шумит.

От остановки мало что осталось. Покореженные куски железа впечатаны в покосившуюся плиту забора, половина крыши валяется метрах в ста…

Через двадцать минут я говорю лейтенанту из ГИБДД:

— Водитель грузовика не виноват. Моя собака дернулась на проезжую часть, он старался нас объехать…

— Хм, — произносит лейтенант, — и бросил грузовик за поворотом? Где вы, мужчина, говорите, «КамАЗ» стоит?

Я удивленно оборачиваюсь на Леву. Обращение «мужчина» адресовано ему.

— За тем поворотом, — говорит Лев. — Я стоял на обочине, грузовик сделал поворот, проехал метров двести и съехал в кусты. Водитель оставил машину и бежал.

— Так, так… — бормочет лейтенант. — Водителя вы не запомнили.

— Не видел, — поправляет Лев. — Вернее, видел, но со спины. Да и далековато было…

Я смотрю на Леву и только сейчас замечаю, что у него разбита бровь и тоненькая струйка крови стекает на висок. Лев бледен, сосредоточен и старается не смотреть мне в глаза.

Милицейского лейтенанта отзывает сержант с рулеткой, и мы остаемся одни. Вернее, не совсем одни — рядом сопит Людоед и болтается сердобольная старушка из очевидцев.