Фокиниада

– Ты… тоже беременная?.. – Говорухин сошёл с лица, смертельно побледнел и схватился за сердце. – Нет, этого не может быть, это слишком… Я знаю точно, что этого не может быть! – завизжал он. – Не могут быть все бабы в городе быть беременны от меня одного!!

– Немедленно звони в загс, подключай все свои связи и деньги, чтобы нас завтра же расписали.

– Я… не могу… – Говорухин рухнул в кресло и, откинув голову на спинку, закрыл глаза. – И потом, какой загс… ночью?!

– Звони! – закричала Котова, тряхнув рыжей гривой. Севка поразился, как эта злющая стерва могла казаться ему идеалом женственности и красоты. – Звони! У тебя везде есть знакомые, которые ради тебя проснутся ночью и выполнят самые невероятные просьбы! Звони! Или я… я… – Вероника схватила с каминной полки баллончик с жидкостью для розжига камина. – Или я сожгу себя у тебя на глазах.

Говорухин медленно достал из кармана мобильный.

– Скажи, ты… правда беременна? – прошептал он.

– Да! – Котова поставила баллончик на полку, подскочила к Александру Петровичу, уселась ему на колени и несколько раз поцеловала в висок. – Да, дорогой, да, да, да, я беременна. Это выяснилось только сегодня, так что звони! – Она слишком быстро и слишком небрежно это сказала, чтобы слова её оказались правдой. Говорухин это понял, поэтому захохотал.

– Ужас, – покачал он головой. – А я-то, дурак, собрался делать явку с повинной! А, знаешь, почему?

– Почему, дорогой? – заглянула ему в глаза Вероника, настроение которой менялось как погода, подверженная циклоническим вихрям – то бурное ненастье, то яркое, безмятежное солнце. – В твоей явке с повинной есть какой-то экономический смысл? Убийца твоей жены пообещал заплатить тебе бешеные деньги, если ты возьмёшь вину на себя и отсидишь за него? – Она поболтала ногами и поцеловала Говорухина в нос. – Или ты действительно зарубил жену и теперь тебя мучают угрызения совести?

Говорухин столкнул Веронику с колен и решительно встал.

– Да, – с каменным лицом сказал он. – Меня мучают угрызения совести. И поэтому я пойду делать явку с повинной.

– Сначала мы с тобой распишемся, а потом ты пойдёшь куда хочешь. Я поселюсь в этом доме, рожу тебе сына и… подожду тебя года три, если уж тебе так хочется посидеть в тюрьме. Тебя выпустят условно-досрочно, и мы заживём счастливо. Правильно, дорогой?!

– Правильно. – Усмехнувшись, Александр Петрович достал что-то из кармана, подошёл к Веронике и… судя по движению, надел ей на палец кольцо.

– Что это?! – Побледнев, Котова уставилась на руку. Севка увидел, как на её безымянном пальце голубым отсветом полыхнул топаз. – Что это?! – Вероника подняла глаза на Говорухина и впервые на её лице появились растерянность и испуг.

– Твоё кольцо. Во всяком случае, я видел у тебя точно такое же.

– Откуда оно у тебя? – Котова быстро сунула руку в карман узких джинсов. На её щеках вспыхнули алые пятна.

– Его нашёл частный детектив, которого я нанял, – устало и безучастно ответил Александр Петрович. – А где он его нашёл, я думаю, ты лучше меня знаешь.

Котова бросилась на него как пантера, вцепилась в горло с такой силой, что из-под ногтей брызнула кровь. Говорухин даже не думал сопротивляться, он только вытянул руку вперёд и упёрся кулаком в грудь Вероники. В движениях и выражении лица банкира была такая обречённость, что Севка едва сдержался, чтобы не броситься ему на помощь. Но он вовремя решил, что пока ещё рано.

– Что ты делала в квартире Ксении Сергеевны? – тяжело дыша, спросил Говорухин, когда Котова устала царапать его шею и отступила на шаг. На белые лацканы пиджака капала кровь.

– Это не моё кольцо! – Сорвав с руки перстень, Котова швырнула его в камин. Голубой топаз ударился о стекло, за которым бушевал огонь, и откатился в угол. – У меня было похожее, но… я его потеряла!

– Не ври. – Говорухин достал сигарету с золотым фильтром и прикурил, с трудом справившись дрожащими пальцами с зажигалкой. – Твой братец приходил в опечатанную квартиру, чтобы забрать улику, но ничего не нашёл. Не отпирайся. Я нанял частного детектива, и он всё раскопал.

– Это не моё кольцо, – процедила сквозь зубы Котова. – Мой брат никуда не ходил и ничего не искал. Немедленно звони тем, кто сможет нас расписать или…

– Или? – усмехнулся Александр Петрович, глядя, как пляшет в камине огонь. – Или что?!

– Или по законам нашей семьи тебя убьют мои родственники.

– Ты угрожаешь мне?! Ты?!! – Говорухин бросился к Веронике и схватил её за обшлага коротенькой кожаной курточки. – Да я в тюрьму вместо тебя собираюсь сесть!! Я хочу спасти тебя, потому что люблю, а ты угрожаешь мне, дрянь?!! – Он притянул её к себе и на ухо, проникновенно и доверительно, но довольно громко сказал: – Я никогда не женюсь на тебе, слышишь? Никогда! Будь ты даже трижды беременна. Достаточно будет того, что я за тебя отсижу. И пусть твои родственники молятся за моё здоровье! Впрочем, я и за себя отсижу, ведь по сути, это я убил Жанну. Я убил свою жену и своего неродившегося ребёнка…

Пока он говорил эту сбивчивую, пылкую речь, Вероника смотрела ему в глаза, но рука её медленно тянулась к стоящей на столе бронзовой статуэтке средневекового рыцаря. Весила статуэтка наверняка немало, но главное – рыцарь держал в руке острое копьё, проткнуть которым человеческую плоть ничего не стоило.

Словно завороженный, Севка смотрел как длинные пальцы Котовой коснулись бронзовых ног в доспехах, как притянули к себе убийственную тяжесть безделушки, как сжались поперёк туловища, и как в быстром замахе взметнулась рука Вероники, направляя рыцарское копьё в лоб Говорухину…

У Фокина не было времени открыть балконную дверь. Он вышиб собою стекло и старым армейским способом – стремительным перекатом, – ринулся Веронике под ноги, схватил её за каблуки и дёрнул на себя изо всех сил, спасая идиота-банкира от смертельного, сокрушительного удара по голове.

Котова рухнула как подкошенная, рыцарь выпал у неё из руки и тяжело покатился в угол. Взвизгнув, Вероника начала отчаянно лягаться, касаться и даже плеваться. У Севки появилась отличная возможность потискать её, и он с удовольствием потискал, с удивлением отметив, что на ощупь эта фурия довольно костлява.

Говорухин тупо смотрел на эту возню, не пытаясь ничего предпринять.

Удовлетворив своё мужское любопытство, Фокин наконец заломил Веронике руки и сел на неё верхом.

– Принесите верёвку, пожалуйста, – вежливо попросил он Александра Петровича.

– Я же приказал тебе не лезть в это дело, – безжизненно отозвался банкир, не сдвинувшись с места. – Я тебе даже заплатил за то, чтобы ты больше не совал свой нос в… – Он не успел договорить.

Со стороны приоткрытой двери гостиной громыхнул выстрел. Разодрав рукав Севкиной куртки, пуля впилась в стену, оставив в шёлковой обивке чёрную дыру. Фокин распластался на Котовой, стараясь вжаться в неё как можно сильнее, чтобы не осталось выпуклых частей его тела, которые могла бы зацепить вторая пуля.

Банкир рухнул на пол как подкошенный, закрыв голову руками. Умирать ему явно не хотелось, несмотря на то, что он поставил крест на своей карьере и собирался отсидеть лет пятнадцать в тюрьме.

Севка проклял себя за то, что оказался в этом осином гнезде без оружия и что совсем забыл про вооружённого Кота, который наверняка прикрывал сестрицу в этом непростом разговоре, скрываясь в тёмном коридоре.

Фокин схватил Веронику в охапку и едва успел перекатиться под стол, как громыхнул второй выстрел. Дверь распахнулась, и рыжие «какзаки» невероятно большого размера застыли в дверях. Пуля впилась в ножку стола, рядом с Севкиным носом, и Севка громко и грязно выругался, и Котова выругалась, и Говорухин выругался – тоже очень громко и грязно. Это было самое большее, что они могли сделать, лёжа на полу – безоружные и беззащитные – перед зловещими рыжими «казаками», которые так тупо и необдуманно пытались спасти Веронику.

Севка приготовился глупо погибнуть, как неосторожная муха.