Сиреневый туман, любовь и много денег

— Спасибо… — сказала Ольга и тут же поправилась. — Спасибо большое.

А что еще она могла сказать? «Вы меня спасли! Там были все мои деньги! Как вас зовут! Позвольте пригласить вас на чашку чая!» Какая пошлость! Ничего тут не скажешь, кроме «спасибо».

Оля поспешно взяла сумочку и сунула ее в коляску. Ей очень не хотелось, чтобы незнакомец заметил потрепанную ручку сумки из кожзаменителя, замотанную прозрачным скотчем.

За Олиной спиной, на замызганной стене лестничной площадки было кем-то мелом написано: «О. + Б. = ЛЮБОВЬ». Явно не про нее. Наверное, про ту пятнадцатилетнюю девчонку с первого этажа, которая, поругавшись с алкашами-родителями, уходила каждый вечер в компании орущих на весь двор парней куда-то в сторону набережной.

— Вам помочь? — спросил спаситель, указывая на коляску.

— Я уже пришла.

— А вы, случайно, не из восьмой квартиры? — в голосе парня послышалось удивление.

— Да. А что? — Оля подняла глаза и заметила, что мужчина чем-то сильно смущен.

— Вы, наверное, Инга Борисовна?

— Нет. Меня зовут Ольгой, а Инга Борисовна — моя бабушка.

— Очень приятно… Роман. Значит, это я с ней говорил по поводу объявления о сдаче комнаты?

Вот оно что! Ангел-спаситель пришел по объявлению! «Спасибо тебе, Господи!»

Только вчера Оля приклеила два листика с бахромой телефонов на Сиреневой и Рыночной площадях. Бабушка боялась, что придут какие-нибудь ларечные девицы или злые «чичены», а тут вроде приличный человек, если и «чичен», то наверняка добрый. Можно даже сказать, рыцарь. Только вряд ли рыцарь в таком дорогом костюме останется жить в их квартире. Если только он не скряга какой-нибудь…

— Ну что ж. Проходите, — специально сухо и, как ей показалось, даже несколько неприветливо сказала Ольга. — Как в таких случаях говорят: я надеюсь, что у нас вам понравится. Но у нас маленький ребенок.

— Я заметил…

Парень улыбнулся на этот раз Игорьку. Тот внимательно посмотрел на незнакомца, разжал пухлые губы, будто что-то собираясь сказать. Но вместо слов у четырехмесячного малыша получился прозрачный пузырь, который тут же лопнул. Молодой человек тихо рассмеялся.

— И еще, у меня бабушка-инвалид и этот… сосед алкоголик. Ванна у нас на кухне. Необустроенность. Ремонт давно не делался. Полный негативный набор, — опять зачем-то излишне резко сказала Ольга, открывая дверь квартиры и злясь на себя за напускную грубость манер, совершенно ей в жизни несвойственную.

Парень не стал отказываться, топтаться, мекать и разочарованно вздыхать, чтобы потом удобней было сбить цену. Входя в полутемную прихожую, он спокойно сказал:

— Бог с ней, с ванной. Давайте посмотрим комнату.

Оля вдруг подумала, что если бы таким мягким и спокойным голосом кто-нибудь сказал ей: «Ничего, Оленька, все будет хорошо», или что-нибудь в этом роде, она многое могла бы простить своей судьбе.

— Подождите немного, я только раздену малыша.

Роман остался один в обшарпанном коридоре, с какими-то выступающими из темноты шкафами, прикроватной солдатской тумбочкой под телефоном общего пользования. Над тумбочкой болтался оторванный кусок обоев с записанными на нем местными летописцами именами и номерами телефонов. По количеству обойных слоев можно было сосчитать количество ремонтов. Чтобы жить здесь нормальному человеку, надо было иметь многолетнюю привычку, сноровку и, в какой-то степени, отупление чувств. Но что-то было в этой квартире такое, что делало его уход отсюда невозможным. А может быть, ни «что-то», а «кто-то»?! У этой резкой в речах молодой женщины в чистой, но очень не модной одежде были такие фантастические глаза: большие и доверчивые…

«В таких глазах и кроется смысл нашего существования, — несколько высокопарно подумал Бекас, слегка смутившись от столь возвышенных мыслей. — Может быть, не только мне одному нужна помощь?..»

Итак, у Бекаса начиналась новая жизнь, стоило только протянуть руку и открыть дверь…

Открылась соседняя с туалетом дверь с набитым по низу куском дерматина. В проеме показалась физиономия без возраста и каких-то определенных национальных черт, кроме небритости, немытости и опухшести, то есть существо, которое в народе зовется «синяком».

— Ты кто? — спросило существо «синяк».

Тут же следом за небритой физиономией показалось еще более небритое, то есть очень волосатое, тело в полосатой тельняшке и семейных трусах.

— Олькин ухажер, что ли?

— Нет, я хочу снять здесь комнату, — спокойно объяснил Роман, но потом сообразил, что с этим субъектом надо выбрать другую манеру общения. — А ты сам-то кто такой будешь?

— Я? Я здесь живу. Понял? — существо обиженно качнулось, но удержалось на ногах. — А меня кто-нибудь спросил — хочу ли я, чтобы тут жил посторонний фраер? А? Где эта училка? Я согласия не давал…

— Слушай, ты, — начал было Роман, но опять сообразил, что неправильно себя ведет. — Тебя, вообще-то, как звать, мужик?

— Меня — Леня.

— А меня — Рома. Так вот, слушай меня, Леонид. Если будешь вести себя правильно, не будешь высовываться, скандалить… Одним словом, если я буду видеть тебя как можно реже, у тебя будет всегда бухало и закуска. Я тебе нетрезвую жизнь гарантирую. Ты меня понял?

— Понял, Рома. По рукам. Заметано, — сосед постарался всем видом изобразить сверхпонятливость. — Раз такое дело, может, обмоем твое заселение?

— Нет, Леня. Ты меня не понял. Пить я с тобой не буду. Пить ты один будешь. Вот тебе на первое время сто рублей. Только уговор — соседей не обижать, друзей не приглашать, пить у себя в комнате или на улице и на кухню не высовываться. Лады?

— Лады… Все, Рома… Лады… Я же все понимаю… Что я фраер какой?.. Лады…

Так все и устроилось. Все остались довольны.

Инга Борисовна и Оля, хоть и были вынуждены находиться в одной комнате, но получили существенную ежемесячную прибавку к семейному бюджету.

Леня был освобожден от необходимости соображать с утра, чем ему утешаться вечером. Роман обрел крышу над головой, а в глазах внучки Инги Борисовны, отчасти, и новый смысл своего существования.

— Тебе ли пропадать? — говорила Оле Галка. Галка была ее школьной подругой, а на данный момент она представляла самое лучшее, элиту, так сказать, девочек по вызову. Новенькая «ауди» и большая квартира в центре города не исчерпывали всех ее материальных богатств, заработанных ударным трудом и дорогим французским макияжем. — У тебя фигурка — загляденье! А мордаха!.. Брюнетка с голубыми глазами! Это же — отпад. Дефицитный товар! Ты бы посмотрела на нас, подруга, когда мы сидим в казино, у барной стойки, расслабляемся. Все, как одна, блондинки… крашеные, некрашеные — не разберешь… Черные мини-юбки, голые ноги, накладные ногти и бюсты… Все равны как на подбор. С нами рядом сутенер! Ха-ха-ха… А ты — штучная вещь! Ну, хорошо, не вещь. Стихов много знаешь, книжек уйму прочитала. Языком работать сможешь!.. Шучу, шучу… Четыре курса мединститута отпахала! Массаж сможешь изобразить запросто, первую помощь оказать сможешь, если богатому дяденьке плохо на тебе… Ну, ладно-ладно… Ты же готовая «эскорт-герл», девушка сопровождения. Разговор поддержать, в чувство привести, а остальному научишься. И тебе ли пропадать без денег? Подумай об Инге Борисовне, Игорьке. Через год купишь квартиру приличную, наймешь няньку сыну, а бабушке сиделку. Купишь машину. Если повезет, захомутаешь серьезного папашку, станешь законной супругой какого-нибудь законного господина. И тогда — особняк в ста метрах от президентского дворца, бассейн с морской водой. Не будь дурой! Главное, давать не отдаваясь. Немного подыграть и все. Ты и так всю жизнь играешь в принцессу! Да что я тебя уговариваю? Оглянуться не успеешь, как цена тебе будет — пособие по старости и глупости. Слушай, подруга… Сказочного принца на белом коне всю жизнь можешь прождать.

В чем-то Галка была права. Современная жизнь не оставляла почвы для иллюзий. Мужчины воровали и убивали, женщины старались успеть продать свои тела подороже, чтоб на старость хватило. Как говорится: «на войне, как на войне!»