Бычки в томате

— Ты у себя дома тоже гостей принимаешь, — проворчала подруга. — И они со своей жратвой не приходят, поэтому поступай, как знаешь.

— Еще как приходят. У себя я как раз хрен бы купила, в том смысле, что один хрен в магазинах и есть. — Выдав на прощание эту краткую характеристику развитого социализма в польском издании, я удалилась.

Впервые Алиция спихнула на меня обязанность по снабжению дома, хотя гостей у нее бывало и поболее, чем теперь. Сама она как раз совсем недавно досрочно вышла на пенсию, чтобы спокойно заниматься своей любимой керамикой, и времени у нее было предостаточно. Никогда раньше она так не поступала, максимум просила купить по дороге какую-нибудь мелочь, но чтобы все и сразу, без согласования и подробнейшего обсуждения? Странно…

И вообще, все мне вдруг стало казаться странным, включая поведение Алиции. В нормальной ситуации она отправилась бы за покупками сама или поехала со мной, а сейчас почему-то повела себя иначе. Опасалась оставить дом на Ромео с Джульеттой? Но не могла же Ханя рекомендовать ей в качестве гостей двух подозрительных типов!

Пришлось мне все эти загадки из головы выкинуть, так как я вспомнила про грядущий визит Эльжбеты и Олафа, прониклась чувством ответственности, и проблема закупки продовольствия в условиях капиталистического изобилия сразу повернулась ко мне своей приятной стороной, так что я с удовольствием переступила границу датского продовольственного рая.

А когда я вернулась на базу с набитым продуктами багажником, Алиция опять показала зубки то ли в улыбке, то ли в оскале раздражения. Пан Вацлав пытался помочь ей в кухне и, кажется, опять что-то отчебучил. Расспрашивать я не стала, затащила продукты и как последовательная свинья сбежала в огород, чтобы сжечь подсохшую хворостяную мелочь и нападавшие на дорожку ветки. Оправдание у меня было подготовлено заранее: это якобы последняя возможность устроить им аутодафе, так как буквально через несколько дней вступит в силу запрет на разжигание костров в летние месяцы, а значит, весь собранный мною в красивые кучки сушняк может так и остаться лежать до самого сентября.

Юлия полулежала на террасе в садовом кресле, заваленном подушками. Вероятно, ей было достаточно удобно, так как эта мебель требовала именно такой позиции, сидеть же на ней было сущей пыткой. На всякий случай я свои древесно-стружечные работы проводила, отвернувшись от дома, чтобы, боже упаси, не принимать участия ни в чем, что там могло происходить.

И снова я поймала себя на мысли об аномальности ситуации. Ведь в доме у Алиции всегда случается что-то крайне интересное, захватывающее. Иногда эти события утомляют, но остаются при этом яркими, загадочными, таинственными. И я радостно во все эти дела влезала, вертелась, как слон в посудной лавке, а если не вертелась, то наблюдала со стороны, слушала, сплетничала. А теперь что? Может, у меня температура? Заболела я, что ли? Или это пан Вацлав вызывает у меня ассоциации с моей личной жизнью? Нет, не то. Тогда в чем аномалия? В упорном молчании Юлии? Пожалуй, но не только. В доме изменилась атмосфера! Да, нечто неуловимо неправильное носится в воздухе…

Интересно, они так и будут все время безвылазно сидеть у Алиции на шее, никуда не поедут, ничего не посмотрят?

А вот и Алиция, я как в воду глядела! Она вышла из дому вместе с паном Вацлавом, направляясь по боковой дорожке к орешнику, показывая ему путь к контейнерам с компостом. Пан Вацлав с полным ведром этого добра проследовал в указанном направлении, а Алиция подошла ко мне. Выглядела она так, будто вырвалась на волю из душного чулана и теперь жадно дышала свежим воздухом полной грудью.

— Может, перекусим?

Завтрак уже давно был в прошлом, подкрепиться не мешало. Я оперлась на палку, которой орудовала у костра вместо кочерги, на этот раз она была достаточной длины и соответствовала требованиям техники безопасности.

— Съесть бы я что-нибудь съела, но лучше прокачусь к палатке Ирмы и куплю себе там сосиски.

— Сказать, что я о тебе думаю?

— Во-первых, не обо мне, а во-вторых, я думаю то же самое. И вообще, можешь сама туда съездить, а я, так и быть, пожертвую собой и останусь дома.

— Не могу. У меня одно колесо спустило, и аккумулятор разрядился.

— Ромео тебя подтолкнет. Доедешь на ободе, это совсем рядом.

— Балда. Уж лучше я пешком пойду, тут всего-то пять минут. Ну, семь.

— Десять.

— А вообще-то… Слушай, я, конечно, не хочу преувеличивать, но я бы голову дала на отсечение, что он партийный.

Я постаралась успокоить подругу:

— Подумаешь, велика важность. Моя тетка тоже партийная, а нисколечко на него не похожа.

— Охотно верю, прежде всего с лица…

— Не смей обижать мою тетку! Фигурой тоже, она и ростом пониже, и при бюсте.

— Полагаю, и бороды у нее нет. Надо бы Хане со Збышеком позвонить и спросить, член он партийный или нет, но не хочется зависать на телефоне. Не уверена я, сама пока не пойму, но что-то здесь не так.

Я кивнула, соглашаясь, что еще как «не так», и подбросила сушняка в огонь. Противная куча хвороста исчезала на глазах в пламени и дыму.

— Сейчас вот это сожгу, — сказала я, указывая палкой на костер, — потом оставшиеся толстые ветки сгребу к клумбе и пойду покараулю в доме. Хотя в это время ты Ханю со Збышеком и так не застанешь, она наверняка стоит в очередях, а он по делам ходит. Можно я в кухне побуду и оттуда пригляжу за нашей парой?

— Только не смей в ванной прятаться!

Пан Вацлав выплыл из зарослей крапивы с пустым ведром и направился было к нам, но на пол-пути засомневался, сменил галс и двинулся-таки к супруге, возлежавшей в кресле на террасе. Алиция на всякий случай повернулась лицом к дому.

— Ах, да, — вспомнила я. — Что он такого натворил, что ты так взбеленилась?

— У светильника над плитой крепление разболталось. Этот бросился чинить и уронил все на мою лучшую сковородку. Теперь у нее на дне вмятина.

— Вот гадство!

— Гадство? — Алиция внезапно оживилась. — Ты права. Гадство тут какое-то в воздухе витает. Не пойму пока, откуда оно берется и как выглядит, но я его чувствую. Закачивай свою огненную потеху и займись делом, следи внимательно, а я пойду подумаю, а заодно и позвоню…

За ланчем, который хоть и с некоторым опозданием, но все-таки появился на столе, а приготовлен он был не без нашего внутреннего сопротивления и с активной помощью пана Вацлава, причем начала готовить я, а закончила Алиция, пан Вацлав снова расправил крылья. Правильнее будет сказать, распустил хвост. А вдохновили его на поэтические обобщения три компостных контейнера, один из которых мощно вонял растительно-органическим гнильем, второй благоухал умеренно, третий же практически не пах, заключая в себе прекрасный перегной, правда еще не просеянный, но это не важно.

Так вот, ничего более прелестного и романтичного пану Вацлаву якобы в жизни видеть не доводилось. Возможно, что и обонять тоже, но это обстоятельство он в своих рассуждениях почему-то опустил. Зато не преминул воспеть очарование уголка, утопающего в буйной зелени…

Ну да, зелень у Алиции, конечно, разбуянилась, так как у меня до нее еще руки не дошли… Так что там с этим очарованием? Ага, оно вдохновляет поэта, пропустила я, раньше, сейчас или в будущем? О таких местах, по его словам, писал Варгач! Это еще кто такой, первый раз слышу… У него стихи, дескать, такие лаконичные и выразительные… А, тогда понятно, почему такого не знаю, за современной поэзией я не слежу. Пан Вацлав, по его словам, тоже поддался поэтическим соблазнам и опубликовал два томика своих стихов, и хотя его специализация, собственно говоря, критика, но он берет на себя смелость утверждать, что получилось неплохо…

Поэзия на компосте добила меня окончательно и, перестав слушать, я всецело переключилась на ожидание облизывания ложки. Все салаты были с майонезом, и картофельный, и с макрелью, и с карри, оставалось только залечь на дно и ловить момент. И представьте себе, дождалась! Очень непоэтично, зато обстоятельно наш велеречивый гость облизал по очереди все ложки. И вилку. Причем вилку два раза.