Самец, или Приключения веселых «мойдодыров»

— Брал на гоп-стоп и смывался в канализацию?

— Меня зовут Диггером, — продолжал хозяин, не обращая внимания на хамство Комара, — потому что никто никогда не знает моих дел. Потому что у меня всегда чисто. А хочешь греметь на весь Питер И всю жизнь провести в федеральном розыске — иди к Владу. С твоей лошадиной мордой и длинным языком тебя возьмут через неделю после первого шухера.

Диггер встал из-за стола. Комар тотчас перестал ухмыляться, скромно сложил руки на тощих коленях и на всякий пожарный отодвинулся.

Хозяин, не сказав ему больше ни слова и грозно нахмурившись, быстро прошел в комнату к «мойдодырам»:

— Что скажете, соколики?

— Вот, пожалуйста! — Дина протянула ему бумажку с подсчетами.

— Что за фигня?

— Счет. Здесь учтен аванс, наши дополнительные затраты и… Некоторые издержки. С учетом всего — с вас еще шесть тысяч долларов. Что-то не так?

Диггер побагровел и даже приоткрыл рот, но тотчас взял себя в руки. Порвав бумажку в клочки, он бросил ее под ноги Харитонычу и злобно улыбнулся:

— Ну ты и борзая, поломойка! А мои рыбы? А моя рука? Я теперь неделю ствол не смогу взять! Ты представляешь, какие это убытки? Да мне из дому не выйти! А оранжерея и кактусы? Твой дурак унес половину колючек в своей заднице!

— А моя чесотка? — встрял вошедший в комнату Комар.

— Заткнись! А что вы сделали с моими коврами?

— А что такое с коврами? — заинтересовалась Дина. — С ними все в порядке.

— Чем вы их намазали? Мой пес ведет себя как ненормальный. Он рвет их на мелкие клочья.

— Это уже ваше дело, как вы воспитываете собаку.

— С собачками такое бывает, — робко пояснил Харитоныч. — Особенно во время течки. А ковры мы ничем таким не мазали, нет…

— Заткнись! — рявкнул взбешенный Диггер. — Сейчас у тебя самого начнется течка! Ты влетела, мойдодырка, и по-крупному.

Он, забывшись, грохнул опухшим кулаком по спинке дивана, отчего зашипел и запрыгал по кругу, схватившись за руку и прижимая ее к животу. Девушки проснулись, принялись протирать глаза и оглядываться в недоумении.

— Я согласна, согласна! — заторопилась Дина. — У нас были некоторые недоработки. Давайте обсудим спорные вопросы и найдем цивилизованное решение… Мы согласны на некоторую компенсацию…

— Насрать мне на компенсацию! — орал Диггер, тряся рукой.

— И мне тоже! — вторил ему Комар. — Я весь чешусь! Легко выскочить хочешь, как намыленная! Ты отработай сперва со своими поломойками!

— Что вы имеете в виду? — насупилась Дина, отступая к дивану и оглядываясь на девчонок, прижавшихся друг к другу, и на мрачного Страшилу, загородившего выход.

— Не позволю! — вскричал вдруг Харитоныч и вскочил с дивана. — Я тоже, между прочим, мужчина, и я не позволю!..

Саша Диггер удивленно воззрился на подпрыгивавшего перед ним бледного от страха Харитоныча, потом схватил его широкой ладонью за лицо и толкнул на диван:

— Сидеть, старый дурак! Молчать! Вы все, — он ткнул холеным пальцем с красной мозолью от спусковой скобы в клинеров и повел им, как стволом пистолета, — вы все влетели. Вы мне задолжали! И у вас есть только один выход — сделать то, что я скажу. Иначе, главная поломойка, и тебе, и твоим шнырям будет очень плохо.

Будто в подтверждение его слов застучали по полу когти и между ног у Страшилы просунулась большая круглая собачья морда, вся в нитках и ворсе. Принюхавшись, молодой откормленный бультерьер опознал в Харитоныче источник ненавистного запаха и с утробным лаем бросился на него. Страшная пасть готова была распустить эксперта по швам, но Диггер здоровой рукой ухватил пса за складки кожи на загривке, больной — прямо за хвост, как за рукоятку, и поднял в воздух. Бультерьер извивался, сучил лапами, тянулся к Харитонычу, как хищная мурена, и щелкал пастью.

— Отпустить собачку? — спросил Диггер, поднося бультерьера поближе к Дине и гнусно улыбаясь. — Э, да чего ты так взбычилась? Никто вас не тронет. Это не то, что ты подумала.

— Нет, как раз то! — взорвалась Дина. — Ты просто не хочешь платить! Гони бабки, вот что я скажу! Мы их честно заработали! Мне надо с людьми расплатиться, еще штраф, еще налоги! Плевать я хотела на твоего пса! Отпускай, если хочешь!

— Пускай! Пускай! — кричал Комар и, приседая, хлопал себя длинными, как у гориллы, руками по коленям.

— Эй, эй, Дина!.. Не горячись! — взвизгнул Харитоныч и проворно отпрыгнул к балкону.

— Сначала рассчитайся за работу, потом поговорим о делах! — кричала Дина, встав перед Диггером. — Гони деньги, жлоб! Я их собственным горбом зарабатываю, понял?

Саша Диггер нахмурился и перебросил бультерьера прямо в руки Страшиле. Тот поймал пса и держал на вытянутых руках, подальше от лица.

— Убери! — скомандовал Диггер.

Невысокий, коренастый, несколько оплывший

боками, он прошелся по комнате, заложив руки за спину. Все молча ждали его решения.

— Поломойка, я знаю, как достаются бабки, — сказал он в сторону. — Не тебе меня учить. Я дам вам два косаря бакинских… — Он поднял руку и возвысил голос — Два косаря! Но после дела вы получите еще десять. Все, что заколотите помимо этого, тоже ваше.

— Диночка, соглашайся! — блажил с балкона Харитоныч, с ужасом глядя на бультерьера. — Две тысячи — хорошие деньги!

Наташа и Женя с надеждой смотрели на Дину. Она вздохнула и махнула рукой.

— Заметано! — поспешно закрыл торги Диггер. — Кумпол! Филя! Бабки сюда!

Пока бегали за деньгами, Комар что-то нашептывал Диггеру на ухо, оскалив желтые зубы и поглядывая на слегка ошалевших клинеров. Диггер поначалу согласно кивал, потом воспротивился:

— На кой хрен они мне все здесь? Одну оставим — и хватит. Эй, поломойка! Вы еще должны дочистить оранжерею и закрыть люк, в который провалился ваш толстяк. И еще: всех шнырей я отпускаю, а ты останешься здесь. Поживешь у меня в гостях, пока не закончим дело. Причиндалы ваши тоже пока у меня останутся.

— Давай толстуху оставим, — попросил Комар. — Я хочу толстую.

— А я — умную! — отрезал Диггер. — Побудешь здесь, чтобы твой сброд не разбежался.

— Мы не сброд, — устало возразила Дина. — Мы команда.

— Вот и посмотрим, какая из вас команда. Возьми бабки, можешь не пересчитывать. Вы понадобитесь мне завтра. И растолкуй им, что если кто-то не придет, тебе будет худо. Если кто-то распустит язык — тебе и ему будет худо.

Глава 3

КТО ПЕРВЫЙ ВСТАЛ,

ТОТ И ВЫНОСИТ МУСОР

I

Вытребовав зарплату и вырвав у растерянной своим нежданным арестом Дины кровные премиальные, Харитоныч поспешно покинул дом, где его так безжалостно травили собаками, и возвращаться в него не собирался. Он решил, что настал наконец тот самый день в его жизни, когда все круто изменится. Чтобы воплотить задуманное, не хватало сущей безделицы. Харитоныч поспешно отделился от прочих «мойдодыров», усталых и напуганных, и на станции метро «Крестовский остров» поехал в противоположную сторону. Странный наряд его — брюки, обрезанные по колено, и теплый тельник в черную полоску — не привлекал особого внимания. Чего только не увидишь в питерском метро. Выцветшие глаза Геннадия Харитоновича сияли такой решимостью и верой, что богобоязненные мамаши крестились при взгляде на него, развязные девицы прикрывали рты, и даже милицейский патруль у турникетов не решился его тормознуть. Красную футболку Харитоныч поспешно снял, стыдясь своего непрезентабельного прошлого, хотел даже выбросить, но раздумал, скомкал и засунул под тельняшку.

На обширном пустыре, именуемом Стародеревенской улицей, за оградкой бойкого торжища Харитоныч увидал диковинное зрелище. Невысоко над головами зевак болталась связка разноцветных надувных шаров с привязанной к ней за ручку огромной кастрюлей. Из толпы доносился странный шум, отдаленно напоминавший рокот тамтамов. Подойдя поближе, Харитоныч узрел двух сероглазых «негритят», в четыре руки колотивших деревянными киянками по дну кастрюли размерами еще больше той, что парила в воздухе. Возле них суетился, надрывая горло, маленький круглый загорелый человек, голый по пояс, в очках, с опрятной профессорской бородкой.