Душные бандиты

Посредине нее, вероятно, некогда была прибита массивная мраморная доска, о которой теперь напоминал более светлый, не покрытый таким плотным слоем копоти, как остальные кирпичи вокруг, прямоугольник… Вместо нее теперь на поверхности виднелись два листочка желтоватого цвета, удерживаемые яркими магнитными прищепками.

«Великий Чертог Двух Истин», — прочитала на одном из них Сухова. «In God We Trust», — извещал другой. Непонятным образом пройдя сквозь стену, они двигались по плохо освещенному коридору, постоянно шарахаясь от злобно шипящих змей, обвивающих массивные колонны, пока не вступили в зал Суда.

Наполняющие просторное помещение с золотыми стенами боги, спешно бросив посторонние занятия, стремительно заняли отведенные им места, разделившись на две группы. Кто-то уже был в подобающем случаю головном уборе, украшенном пером, иные только водружали убор на себя. У одной из богинь перо сломалось, и она, выругавшись сквозь зубы, извлекла откуда-то из складок одежды прозрачную клейкую ленту и наспех устранила повреждение…

В самом центре на высоком троне восседал, по-видимому, судья, держащий в руках какую-то крючковатую палку и что-то наподобие метелки. Лицо его плавно перетекало в темную и узкую, сходящую на нет где-то в районе груди, бородку. Глаза были скрыты круглыми ленноновскими очечками с непрозрачными стеклами. Едва заметив Марию Даниловну, он подскочил и диким голосом закричал:

— Какой кретин ее сюда притащил?!

— Но, Великий Осирис… — начал было Анубис, сменив свойственный ему до того развязный тон на заискивающий.

— Молчать! — перешел на визг Осирис. — Ты уволен! Вы все уволены! — Боги, изумленно переглядываясь, зашептались. Судья продолжал: — Да! Ты, ты, ты… Все! Все уволены! Я разрываю контракты! — Он яростно схватил свитки папируса и принялся их раздирать.

— А профсоюзы? — подал голос один из уволенных.

— Имел я ваши профсоюзы! — взвизгнул Осирис, продолжая осыпать зал мелкими кусочками папируса. Закончив, он воздел руки и воскликнул:

— С кем? С кем я работаю?!!

Боги воздержались от ответа на риторический вопрос, оставшись при своих мнениях.

Еще раз взглянув на Марию Даниловну, Осирис скомкал очки, приблизил к незваной, как оказалось, гостье свое лицо и тихим грозным шепотом, переходящим в крик, произнес:

— Вон! Во-о-он отсюда!!!

Недоуменно пожав плечами, пожилая женщина с достоинством развернулась и направилась к выходу, стараясь не думать о предстоящем ей головокружительном пути обратно.

— В шею ее! — продолжал брызгать слюной Осирис.

К ней потянулись тысячи рук, жаждущих выполнить приказ в надежде вернуться на работу…

— В шею! В шею! — раздавались визгливые голоса отовсюду. Ее грубо вытолкнули за двери… Под ней оказалась бездна. Успев заметить это, Мария Даниловна тут же полетела вниз…

Она все летела и летела… Рядом с ней пристроился молодой очкастый студентик, который, лежа на спине, листал какую-то книгу и говорил гнусавым голосом:

— Знаете ли вы, многоуважаемая, что, по профессору Фрейду, полет во сне означает половой акт?

Подмигнув ей, юноша взмахнул руками, тут же превратившимися в крылья, и полетел куда-то в сторону, отшвырнув свою книгу.

Изменив траекторию полета, книга настигла Сухову и, медленно проплыв перед ее глазами — так, что та успела прочитать название: «За фасадом масонского храма», — развернулась и больно шлепнула Марию Даниловну по голове… Она вскрикнула, падая все быстрее…

Пенсионерка Сухова проснулась на полу. Опрокинутый торшер все еще горел, хотя в нем уже не было необходимости — комната щедро была залита лучами неяркого осеннего солнца…

Оперуполномоченный Алексеев и пенсионерка Сухова, свернув с Исаакиевской площади, бодро продолжали путь по Вознесенскому, направляясь на опознание. По дороге Петруха бегло вводил спутницу в курс дела.

— Это, если признаться, большая удача, что вы согласились посидеть… Сами подумайте, — да вон, к примеру, по той стороне, видите? — идет гипотетически подходящая нам женщина — немолодая, аккуратная… Так же и свидетели преступницу описывают…

— Догнать? — встрепенулась Мария Даниловна.

— Попробуйте! — усмехнулся опер. — И что дальше? Вы скажете ей, что она здорово похожа на преступницу и потому ей оказана большая честь потерять час драгоценного времени, помогая следствию? Да она, скорее всего, покрутит пальцем у виска, пошлет вас… в лучшем случае именно в отделение милиции… Скажет, что в «Сезоне» распродажа сосисок, у которых вечером срок годности истекает, и что туда-то она и спешит… Это ведь жуткая проблема — подобрать подсадных…

— Да что вы? — изумилась пожилая женщина. — Быть не может! Любой честный гражданин должен сознавать ответственность…

— Ну-ну, — усмехался Петруха. — Идеалистка вы!

— Сколько еще человек вам не хватает? — деловито спросила Мария Даниловна.

— Ну, одной вашей ровесницы было бы достаточно, — сообщил опер. — Взяли вчера одну даму, с лицом без определенного места жительства и, естественно, занятий… Все-таки инкассаторы… Тут запросто не отвертишься, нужно деятельность развивать… Тетка-то — смех! — почти карлица, ежу понятно, что не та, да не повезло ей — одежду себе подобрала не в стиле… В длинном плаще была — ну ровно та убийца!

— Плащ — это уже полдела! — кивнула собеседница.

— Вы серьезно? — поднял одну бровь опер. — На самом-то деле ясно, что она ни при чем… Говорит, что плащ на помойке нашла еще весной… Скорее всего, так и есть, ну и хрен с ней. Отработаем версию, комар носа не подточит…

— Хотите спор? — перебила его спутница, заметив, что теоретически пригодная в деле опознания пожилая женщина двигалась совсем неподалеку от них, выйдя из какого-то магазина.

— Спор? О чем и на что?

— Ну, на что… На кагор! Сможете достать? — загорелись глаза у Марии Даниловны.

— Ну, допустим… Это если я продую! А вы что на кон поставите?

— Я?.. Ой, свернет сейчас! Порадую вас, найду чем! Итак, спорим, что я ее уговорю? — ринулась Мария Данил овна за женщиной.

Алексеев недоверчиво хмыкнул и, остановившись в ожидании исхода уговоров, закурил. На другой стороне проспекта пожилые женщины о чем-то беседовали, вначале степенно и неуверенно, затем все более оживленно, точно две старинные приятельницы.

«Ну что они там так долго? — с раздражением подумал Петруха, взглянув на часы. — Или согласна, или нет. Чего еще-то обсуждать? Пойти, что ли? Напомнить, куда мы с утра собрались? Может, она забыла? Или испорчу все? А может… вон еще тетка бредет… Ее, что ли, сагитировать? Нет, фиг согласится… С авоськами… Рыбий хвост выглядывает… Такая если и пойдет, так все вокруг рыбой провоняют… Или…» Он принялся озираться в поисках альтернативных кандидаток и не заметил, как к нему подошли две улыбающиеся старушки.

— Познакомься, Петечка, — активно подмигивая оперу, озадаченному ее неожиданной фамильярностью, ласково произнесла Мария Даниловна. — Вот, голубчик, как ты и просил… Это — Анна Егоровна Загребина, согласна нам помочь… Представляешь, мы тут разговорились, оказалось… Ну просто невероятно! Данила Антонович — ну, мой папенька и твой, соответственно, прадедушка… ты его, конечно, не помнишь… И отец Анны Егоровны — Егор… Михайлович, да? Так вот, они в одной гимназии учились! Она тоже всю жизнь в нашем районе так и прожила… Ну прямо как я…

— Как здорово! — поспешно согласился, не до конца разобравшись в бурном словесном потоке, льющемся из уст Марии Даниловны, Алексеев. — Давайте, когда все закончится, поболтаем, стариной тряхнем… У нас дома, согласна, бабушка? — Веселые огоньки заплясали у него в глазах, когда он, пристально взглянув в лицо Марии Даниловны, задал последний вопрос. — А сейчас нам надо спешить! Как хорошо, Анна Егоровна, что вы согласились… Пойдемте, это, надеюсь, ненадолго… Здесь уже совсем рядом…

Они вывернули на Садовую, и вскоре уже пожилые женщины в компании понятых внимательно выслушивали свои права и обязанности, монотонным голосом произносимые молодым следователем с безнадежно скучающим лицом.