Кольцевой разлом

  - Так-то оно так,- кивнул Корсаков,- но у нас мало людей. Поэтому придется мне составить вам компанию, а там, по моим расчетам, должна и помощь подоспеть. Людей с гранатометами выдвинуть вперед. И не делай такое кислое лицо - я никому не обещал, что буду отсиживаться в тылу.

   Гранатометчики тяжелой трусцой побежали к дверному проему. За ними гуськом потянулся весь отряд Бориса. Через несколько секунд на лестничной площадке ухнули гранатометные выстрелы, и в глубине помещений другого крыла здания глухо громыхнули разрывы. Как оказалось, Корсаков опередил спецназовцев с началом атаки всего на минуту - они уже накапливались перед лестничной площадкой, когда гранаты просвистели над их головами, и тут же начался яростный встречный бой. Корсакову показалось, будто этот бой длился часа полтора, но он знал, что это всего лишь иллюзия - все было кончено через несколько минут. Фигуры врагов, встающие на пути и тут же отлетающие куда-то в сторону, бледные огоньки стрельбы, автоматные очереди, грохочущие словно прямо в черепе, руки, выверенным механическим жестом вскидывающие оружие... Эти несколько минут вместили в себя столько смертельного риска, что стоили даже не полутора часов, а полутора лет. Лишь пройдя до конца все крыло здания и выгнав уцелевших спецназовцев на лестницу, по которой те, огрызаясь короткими очередями, спустились на первый этаж, Корсаков и его люди очнулись от неимоверного напряжения, из-за которого все они действовали как роботы. На лестничной площадке из-за баррикады, прикрывавшей противоположный дверной проем, их приветствовали товарищи.

  - Ну что, отсиделись?- с сердцем обратился к ним Борис. - Вылезти и помочь не могли?

     - Да ты что, Боря?- добродушно возразили ему. - Куда нам вылезать, нас здесь всего трое. Мы и так еле отстрелялись.

  - Как трое?- удивился Борис. - А остальные где?

  - Поубивало остальных во время налета,- последовал ответ. Корсаков схватился за голову, представив себе окончательные цифры потерь, и с ненавистью подумал о генерале Кабанове. Какого черта отставной генерал ввязался в это дело и пролил столько крови?

  - Так вертолеты вроде с другой стороны на штурмовку заходили?- продолжал спрашивать Борис.

  - И с этой тоже,- заверили его. - Если интересно, перелезай сюда, сам посмотри. Не повезло ребятам...

  - Некогда,- отказался Борис. - Сейчас попросим подослать нам еще людей и начнем вышибать спецназ с первого этажа.

   Услышав эти слова, Корсаков машинально пересчитал людей, уцелевших в отряде Бориса. После боя за второй этаж их осталось не более половины.

  Поймав его взгляд, Борис заметил:

  - Странно, но раненых почему-то нет, все, кого не хватает, убиты.

   Корсаков только тяжело вздохнул и покачал головой. В этот момент в противоположном крыле здания на верхнем этаже вспыхнула стрельба. Корсаков зашел с лестничной площадки в комнаты и осторожно, дабы не поймать пулю снайпера, приблизился к окну и выглянул на улицу. Сделал это он в самый драматический момент: на верхнем этаже стрелок, в котором можно было узнать капитана Ищенко, устанавливал на плече короткую и толстую трубу огнемета "Шмель" - видимо, захваченную у противника, так как отряд капитана огнеметов на вооружении не имел. Прямо за спиной капитана поблескивала кафелем стена тесной кухоньки. Ищенко целился в окно смежного крыла здания, должно быть, разглядев там противника. Корсаков рявкнул:"Капитан! Не стреляй!" Однако было уже поздно, и в следующую секунду произошло то, что и должно было произойти. Бухнул выстрел, снаряд полетел куда следовало, но назад из   трубы вырвалась и ударилась в стену мощная струя газов - куда более сильная, чем у обычного гранатомета. Оттолкнувшись от стены, она подхватила, как пушинку, легкое тело капитана и вышвырнула его в окно. Яростная ругань капитана разнеслась по всему двору. Человеческая фигурка, нелепо кувыркаясь, описала дугу в воздухе и полетела вниз. Корсаков застонал, как от зубной боли, и на миг закрыл глаза. В результате он не увидел того, как капитан рухнул в крону тополя и, пересчитав ребрами множество веток и десятки раз перевернувшись, наконец прочно засел внизу, между наиболее толстыми сучьями и стволом. Открыв глаза, Корсаков отыскал глазами тело капитана, и у него появилась надежда на благоприятный исход этого падения. Когда же он услышал донесшийся с первого этажа хохот спецназовцев, оказавшихся свидетелями полета, и ответную матерщину раздосадованного капитана, то облегченно вздохнул. Прислушавшись, Корсаков разобрал обмен репликами:

  - Ну ты орел!- кричали спецназовцы. - Просто Чкалов!

  - Молчи, мудило!- отругивался Ищенко. - Ты-то уж точно в лепешку бы расшибся!

  - Крепко засел?- интересовались насмешники. - Может, дерево спилить? Или, может, пристрелить тебя, чтоб не мучился?

  - Тебе сдаваться надо,- резонно возражал капитан. - Если ты меня пристрелишь, кто же тебя, дурака, в плен возьмет?

  - К нам подкрепление идет,- возражали спецназовцы, но без особой уверенности. - Слышишь, стреляют на мосту?

  - Правильно, стреляют,- соглашался капитан. - Добивают к е....й матери ваше подкрепление. Я же все видел с верхнего этажа. За что вы тут вообще бьетесь-то, неужто за бабки?

  - Ладно, будем думать,- уже без насмешки в голосе крикнул спецназовец и умолк. Капитан саркастически поддержал его:

  - Да уж, подумайте.

   Корсаков вышел на лестницу, очищенную от противника,и быстро поднялся   на крышу, называя по дороге пароль, чтобы не оказаться подстреленным невзначай. Пароль был "Леокадия" - эту песенку постоянно крутило повстанческое радио, и среди бойцов Корсакова она приобрела необычайную популярность. На крыше Корсаков перебежал к уцелевшему после воздушного налета, хотя и изрядно покромсанному осколками укреплению из мешков с песком, служившему наблюдательным пунктом. Открыто разгуливать по крыше не стоило - вокруг на расстоянии снайперского выстрела имелось немало более высоких зданий, и можно было не сомневаться в том, что стрелки из числа агентов спецслужб сейчас разглядывают оттуда в прицелы злополучный дом, ставший местом кровавого боя. Впрочем, если на командном пункте в ходе боя наступило затишье, то на Солянке не умолкала стрельба. Корсаков припал к амбразуре и поднес к глазам поданный ему бинокль как раз в тот момент, когда от высотного здания докатился гул выстрела из танковой пушки и вертолет, стоявший посреди проезжей части перед въездом на мост, мгновенно превратился в дымно-огненный шар и с грохотом взорвался, выбросив в разные стороны пылающие обломки. Танки и бронемашины, не приближаясь на расстояние выстрела из гранатомета, продолжали методично обстреливать десант со стороны Котельнической набережной и со стороны площади Ногина. Корсаков видел в бинокль фигурки убитых на маслянисто-черной мостовой, догорающие обломки вертолетов, воронки минных и снарядных разрывов. Панорама постоянно заволакивалась клочьями черного дыма от горящих возле командного пункта пожарных машин, из которых не уцелела ни одна - все превратились в черно-седые уродливые остовы, вокруг которых по горящему асфальту перебегали голубоватые языки пламени, лениво облизывая бесформенные черные груды, еще недавно бывшие человеческими телами. Видимо, ближе к месту боя горели какие-то здания - слишком много дыма поднималось в воздух и ветром уносилось к югу. Переведя бинокль, Корсаков заметил, что вовсю полыхает синагога, купол которой в нескольких местах был пробит снарядами, а от колонн разрывами отбило   большие куски камня. Перестрелка вокруг синагоги продолжалась - на стенах, на фронтоне, на колоннах то и дело появлялись дымки, тут же сносимые ветром. Внезапно от купола отлетел и по ветру плавно понесся   вниз большой кусок кровельного покрытия. Из окон, из дверей храма, из   дыры в куполе уже валил густой дым - удерживать синагогу дальше становилось явно невозможно. Простреливаемую Солянку начали перебегать фигурки в камуфляже - походило на то, что десантники отчаялись прорваться к своим осажденным товарищам и теперь пытались просочиться к реке. Впрочем, Корсаков не сомневался в провале их затеи - к району боев он заблаговременно подтянул подкрепления, которые заняли все выгодные позиции и образовали внутреннее кольцо окружения. Десанту, понесшему большие потери, прорвать это кольцо, усиленное бронетехникой, было явно не под силу. Корсаков вызвал по рации Бориса.