Холодное блюдо (СИ)

Решено, кончать его! Где там тесак лежит?!

Зарычав от переизбытка переполняющих его эмоций и забыв о мерах предосторожности, на которые потратил столько времени и сил, Стрельцов содрал с руки тряпку, отшвырнул ее и ринулся на кухню за ножом. Выдернул ящик кухонного стола, схватил первый попавшийся нож и метнулся обратно в ванную. Лихо замахнулся, не глядя, рубанул бандита по шее…и нож ледышкой выскользнул из руки.

Что за дрянь?! От подлости верного, не единожды апробированного, оружия Артем опешил. От такого удара скорее голове должно слетать с плеч, а не ножу из руки вываливаться, шея у бандита ведь не стальная. И кровь не хлещет, хотя полагалось бы… И ощущения какие-то…не те. Когда Артем накануне тесаком пользовался, он казался продолжением руки, вонзался в плоть – только пальцы разлетались. А сейчас – будто скалкой по деревянной чурке засадил, разве что соответствующий стук не раздался.

Несуразность ощущений вызвала легкий ступор, вследствие чего колыхавшаяся в глазах тьма отступила. Артем сдвинул брови, подобрал свое грозное орудие с пола и…едва не расхохотался. Первым попавшимся под руку ножом оказался не верный тесак для рубки мяса, а нож с длинным волнообразным лезвием, тупым до неприличия. Подобные ножи, если он не ошибается, предназначены для разделывания рыбы. Хотя, как таким тупым предметом вообще что-нибудь можно разделать, Стрельцов не представлял. По крайней мере, порезать человека, точнее говоря, нанести ему существенные телесные повреждения этой рыборезкой у Артема не получилось. Величев, целехонький и невредимый (если не учитывать вчерашние потери), корчился в углу, что-то безостановочно мыча и пытаясь спрятать голову под ванной. Разглядеть, есть ли у него отметина от удара на шее, было нереально. Если даже и есть, то наверняка царапина, не более, ведь даже кровь не течет.

Взвесив на ладони "рыбный нож" и уразумев, что им помимо разделки селедки впору только размягченное сливочное масло резать, а человека им убить очень сложно, разве что способом длительного и мучительного пиления, который однозначно отпадает как чрезмерно садистский, Артем отправился на кухню за верным тесаком. Или за другим ножом, но обязательно обладающим острым лезвием.

К сожалению, пока Стрельцов метался по квартире туда – обратно, решимость, простите за тавтологию, порешить бандита улетучилась. Данный факт Стрельцов вынужден был констатировать, добравшись до кухни и заменив "рыборезку" на полюбившийся тесак. И вроде нож удобно лег в ладонь, и тяжесть привычная придала уверенности, а вот всепоглощающий гнев выветрился. Нет, злость на Величева не исчезла, но пропала…праведная ярость, а без нее убивать, пусть даже и подонка, было противно. Будто обширное болото нужно форсировать: и в обход тащиться нет резона, и лезть в дурно пахнущую муть, рискуя запачкаться по уши, неохота. Одно дело, в драке или в горячке супротивника на свидание с праотцами отправить, а другое – представителя биологического вида Homo Sapiens Sapiens хладнокровно прирезать. Как жертву на алтаре, как свинью на бойне.

Тесак со свистом разрезал воздух и вонзился в дверной косяк, расщепив деревянную планку надвое.

– Эта тварь Настю не пожалела, а ты его жалеешь! Слабак несчастный, а ну, соберись, тряпка!- змеей зашипел, накручивая сам себя Артем. И еще раз рубанул ножом по косяку. Затем свободной рукой залепил себе пощечину. – Заколоть его, понял, заколоть! Как на скотобойне!

Своеобразный аутотренинг помогал, но слабо. Решимость убить негодяя снова появилась, но…какая-то робкая. Тысяча пятьсот извинений за очередную несуразность, нерешительная. С такой решимостью под танк не бросаются и на броневик не лезут. И на вежливо спрашивающих "покурить" хулиганов, размахивая кулаками, не кидаются. И даже с родителями невесты (жениха) знакомиться не идут. С подобной решимостью разве что билет на экзамене по плохо усвоенному предмету тянут. Принцип один и тот же: вытяну, а там поглядим. Авось что-нибудь выглядим. И кривая вывезет.

– Ладно, убивать не буду,- заявил окружающему пространству Стрельцов.- Не душегуб ведь. Руку подлюке отрублю, а дальше – воля божья… Жить будет – хорошо. А нет… На нет и суда нет.

Слова прозвучали приговором. Сухо и казенно, словно произнесли их чужие уста. Даже мурашки по телу побежали. Упитанные, каждая размером не меньше спичечной головки. Пока его вновь не одолели сомнения и ненужные вопросы (типа: а не слишком ли, батенька замахнулись – плащ судии примеривать, едва ли не с судьбой себя, ничтожного, ровнять?), Артем покрепче сжал тесак и потопал в ванную комнату.

Исполнять приговор.

Судья из Стрельцова получился неважный. Точнее, судья, вполне вероятно, и неплохой, а вот палач или, если желаете, экзекутор – аховый. Приговор-то вынес, а вот исполнить его…не сумел. Перешагнуть черту не смог. А все из-за неискоренимой мягкотелости. Когда Артем возник на пороге ванной комнаты с верным "мачете" наперевес, пленник повел себя…неприлично. Где-то даже неинтеллигентно. То ли он слышал и слишком близко к сердцу принял яростные вопли Стрельцова, то ли его сверх всякой меры возбудил вид не раз на собственной шкуре испытанного ножа, но вместо того, чтобы стоически перенести вынесенное судом наказание в виде усекновения длани или хотя бы изобразить героическое и безнадежное сопротивление, как положено примерной жертве, бандит выпучил глаза из орбит, икнул, громко испортил воздух и обмяк. Застыл нелепой, несуразной кучей. А из-под этой кучи по ровным прямоугольникам кафеля растеклась лужа. Специфического цвета.

Конечно, прикованный к батарее человек, над которым вторые сутки измываются и регулярно отрубают пальцы, увидев приближающегося мучителя, должен как-то реагировать. Мелко задрожать, например, или заплакать, или попытаться закричать. И в обморок хлопнуться допустимо, и глаза выпучивать из орбит не возбраняется, и икать, но…чтобы все сразу, все одновременно… Это, мягко выражаясь, перебор. Особенно возмутительно загрязнение атмосферы… сероводородом. И без того воздух спертый. Как вообще столь впечатлительные неврастеники в бандиты попадают? Ведь третий раз за два дня сознание теряет. Ладно еще вчера – сознание вместе с пальцами терял, сейчас-то от одного вида ножа…обмочился и вырубился. Потёк, во всех смыслах, что, прямо скажем, плохо соотносится с имиджем "крутого пацана" и гангстера. Как там следователь говорил: "бригадир низового звена". Не валенок из подворотни, а бригадир. Звучит громко. И пистолеты у него есть, и наручники, и дубинка, да и сам "гангстер" про свои подвиги много чего напел. Аль Капоне – не меньше. А на поверку оказалось…слабоват. То ли он трус по натуре, что с учетом рода деятельности и "авторитета" представляется маловероятным, то ли испугался до…усра…кхе…до беспамятства.

Впрочем, причины несоответствия реакции имиджу пленника "экзекутора" интересовали мало. Куда больше его беспокоило, а не даст ли он сам слабину, не дрогнет ли у него рука?

И по всему получалось, что рука дрогнет. Ну как ему бандита наказывать? Прикажете бесчувственное, обос… обгаженное тело на куски крошить? На извращение смахивает. Редкое и малоизученное. Или в сознание привести для начала, пусть осознает свою участь и помучается? Тоже веселье для маньяка-затейника. А если бандит опять в обморок грохнется? Вновь его откачивать? Нет, наверное, Артему с собой не справиться… Видимо, бандиту суждено продолжить свое никчемное существование, и даже клешни он безвременно не лишится. И что здесь более уместно, радоваться или расстраиваться, Стрельцов не знал.

От безысходности и переизбытка эмоций Артем пнул несуразную кучу по…филейной части туловища.

Несуразная куча даже не вздрогнула, только…снова издала характерный звук. Сопровождающийся не менее характерным запахом. Ситуация стала настолько смешной и нелепой, что новоявленный палач-экзекутор захохотал. Вернее, громко и заливисто заржал откормленным на казенных харчах жеребцом. А кто бы остался серьезным? Тут судьба злодея решается, можно сказать, по канонам, завещанным классиком жанра, то бишь Вильямом нашим Шекспиром, а негодяй, вместо того, чтобы проявить толику уважения к палачу-экзекутору и преисполниться важностью момента, в обморок грохнулся и в себя приходить не желает, выражая отношение к происходящему самозабвенным…пусканием ветров.