Собор без крестов

интересующим их лицам он отнесся с вниманием, сообщили, что он должен у них искать.

Потом Туянов спустился в зал, где вместе с Виталием Ивановичем ему пришлось еще прождать минут

пятнадцать, прежде чем началась долгожданная посадка пассажиров интересующего их рейса.

При тщательном досмотре вещей Алана Штока в служебном помещении работником таможни в его

присутствии и в присутствии представителей двух учреждений у американца в багаже полотен Церлюкевича не

оказалось.

Работник таможни, извинившись перед американцем за затянувшуюся формальность, разрешил ему идти на

посадку в самолет.

Выйдя в зал, Туянов с удивлением констатировал, что посадка пассажиров на рейс Москва—Вашингтон

закончена. Поинтересовавшись у работника таможни, который без них проводил досмотр пассажиров в зале, Туянов от него узнал, что Петер Стивенсон досмотр не проходил.

Дождавшись отправки самолета по маршруту, Туянов убедился: Петер Стивенсон не полетел. В кассе

аэропорта он узнал, что Петер Стивенсон свой билет не сдавал.

«Неужели он нас обнаружил, пустив Алана Штока приманкой? Боясь быть задержанным у кассы, он не стал

даже сдавать билет», — запоздало подумал Туянов.

Обескураженные неудачей, Туянов и Церлюкевич вернулись на Петровку, 38, где из своего кабинета Туянов

позвонил в гостиницу «Пульман». Из гостиницы администратор сообщил, что мистер Стивенсон вновь занял свой

номер, но его там нет, так как минут пять тому назад он куда-то ушел. Одновременно администратор сообщил, что Стивенсон спешил и у него в руках была большая хозяйственная сумка.

Попросив Церлюкевича выйти из кабинета и подождать в коридоре, Туянов задумался:

«Я сегодня совершил очень много ляпсусов, и во всем виновата спешка. У меня не было фотографии

Стивенсона, — начал он свой анализ. — А когда я мог ее получить, если событие все время меня подгоняло, и у

меня едва хватило времени на поездку в аэропорт? Почему за американцами я не установил наблюдение от

гостиницы — тогда этот Стивенсон от меня так легко не ушел бы, — запоздало думал он, выявляя свои ошибки.

— Короче, дело показалось мне простым, я к нему отнесся несерьезно и теперь поплатился. Удастся ли

исправить свою ошибку? — уже без прежней уверенности думал он. — И вообще, кто знал, что мистер Стивенсон

возвратится в гостиницу?»

Теперь все надо начинать сначала: допросить Церлюкевича, съездить к нему домой и воочию убедиться, что

часть похищенных картин разыскана и ему возвращена. Он подивился про себя «везению» частных сыщиков.

Пригласив к себе в кабинет Церлюкевича, он попытался через него вновь выйти на тайных помощников, но

его попытка не нашла со стороны Церлюкевича надлежащей поддержки, тем более неудача в аэропорту не

предрасполагала Церлюкевича к душевной беседе.

Туянов понимал, что Церлюкевич сейчас на стороне тех, кто вернул ему часть похищенных картин, и никакие

доводы не заставят его изменить своего мнения. Осуждать Церлюкевича за такую принципиальную позицию

Туянов не мог, да и не имел морального права.

Перестройка, приватизация в умы людей внесли переоценку многих ценностей и взглядов, которые в период

застоя были бы подвергнуты всеобщему осуждению. Сейчас это была реальность, которую со счета не сбросишь.

В таких условиях работу сотрудников отдела можно сравнить с работой пожарников, которые справляются с

тушением пожаров, но не имеют времени для профилактики и выяснения причин, вызвавших их.

Нельзя сказать, что в работе службы по борьбе с организованной преступностью нет впечатляющих

результатов как в количественном, так и в материальном плане раскрытия преступлений, но чрезмерная

загруженность работой каждого сотрудника, безусловно, отрицательно сказывалась на качестве отдельных дел.

Таким отрицательным примером в работе отдела было дело, возбужденное по факту похищения полотен у

Церлюкевича.

Вернувшийся в гостиницу неизвестно где отсутствующий Стивенсон был взят под постоянное наблюдение.

В тот же день мистер Стивенсон заказал себе билет на самолет, который первым рейсом должен был лететь

в Вашингтон. При проверке его багажа работниками таможни в нем полотен Церлюкевича обнаружено не было.

Не спрашивать же его, почему он не улетел домой раньше. Такой вопрос был бы бестактен, и на него он имел

право не отвечать или отделаться шуткой, сославшись на расстройство желудка.

«Что делать, как быть и где теперь искать картины?» — думал Туянов, возвращаясь на автомобиле к себе в

управление.

Глава 65

Утром домой Душману позвонил его человек, оставленный дома у Заславского до особого распоряжения. Он

сообщил, что задержал на квартире Заславского американца с четырьмя картинами, интересовался, как ему

теперь поступать, нуждаясь в дальнейших указаниях.

Похвалив его за расторопность, Душман сказал ему, чтобы тот продолжал ждать приезда Арбата, которого он

сейчас к нему направит.

Арбат зашел к Заславскому с неизменным своим фотоаппаратом. В зале, на диване, понуро сидели рядом

Заславский и Стивенсон, связанные между собой одной парой наручников.

Услышав топот в коридоре, Стивенсон оживился и попытался сказать что-то с возмущением, но первое его

слово застряло в горле, когда он увидел у вошедшего в зал мужчины на лице маску.

Стивенсон понял, что у него искать защиты бесполезно. Арбат, подойдя к нему, принудительно раскрыл ему

рот и вставил туда ствол пистолета. Страх парализовал Стивенсона. «Зачем я связался с этими дикарями? Разве

с ними сделаешь бизнес?» — запоздало раскаиваясь, подумал Стивенсон.

— Ты знал, что покупаешь у него ворованные картины? — кивнув головой в сторону Заславского, спросил

Арбат.

Стивенсон отрицательно помотал головой.

— Знал он об этом или нет? — задал аналогичный вопрос Арбат Заславскому.

— Конечно знал. Он бравировал своей осведомленностью, шантажировал меня, что побудило меня уступить

ему картины почти за бесценок, тогда как сначала я просил за них миллион.

После услышанного Стивенсон вынужден был подтвердить его слова.

Арбат записал на магнитофон обстоятельства сделки, состоявшейся между Заславским и Стивенсоном.

Арбат заставил последнего раздеться до трусов и позировать с ворованными картинами, сделав четыре снимка, не стесняясь давать пинков по ягодице ногами или рукой по шее, если «клиент» был нерасторопным или не хотел

выполнять его требования, тряс его, как мешок с картошкой. В заключение Арбат прочитал Стивенсону «лекцию»

на правовую тему:

— По нашим законам ты совершил несколько преступлений. Ты незаконно провез в нашу страну валюту и

скупил ворованные картины, зная, что они ворованные. Это второе преступление. Ты хотел обворовать наше

государство. Ты — преступник, и тебя надо сажать в тюрьму лет на десять. Ты понимаешь, что я тебе говорю?

— Понимаю, — подавленно несколько раз кивнул головой Стивенсон.

Вид у него был не как у преуспевающего бизнесмена, а как у человека, освобождаемого из медвытрезвителя.

Читаемой Арбатом лекции Стивенсону мог позавидовать не один из бывших замполитов и парторгов.

— ...Мы — гангстеры, — для большего впечатления назвал себя Арбат. — Мы ограбили его, — Арбат показал

пальцем на Заславского, — и тебя. Ты на него не должен держать зла, а на нас хоть всю жизнь, но если ты у нас

в Союзе поднимешь хипиш насчет картин и денег, то мы тебя или в расход пустим, или посадим, а в твой город, вот видишь, беру твою визитную карточку, чтобы не забыть, ворам пошлем твои фотографии, чтобы они

размножили и показали, какой ты в трусах спортсмен. Понял, почему надо было тебе раздеваться?

— О’кей, — подавленно выдавил из себя Стивенсон, убедившись, что назад он не получит своих денег, и к

тому же потерял картины.