Дикое правосудие

– Может быть, да, а может быть, и нет. Паньшин наверняка там. Не спросить ли у него, а? Сколько людей у него может быть в такой поздний час?

– Трое, возможно, четверо. По рабочему распорядку клуб должен быть закрыт уже больше часа. В такую погоду он мог и вообще не открываться, – Воронцов пожал плечами. – Может быть, и больше, чем четверо. Дополнительная охрана. Лок, мы не знаем, во что ввязываемся.

– Это неважно, – взгляд Лока был сумрачным, обращенным внутрь. «Он опасен как для себя, так и для окружающих», – подумал Воронцов. – У нас остается единственный шанс. Нужно рискнуть.

Дмитрий вздохнул и через силу кивнул.

– Нам понадобится Марфа, она может прикрыть нас с тыла.

– Нам нужно идти сейчас, – ровным голосом произнес Лок. Он напоминал актера, игравшего не вполне подходившую ему роль, требовавшую другого исполнителя. Воронцов вспомнил о прошлом Лока в ЦРУ. Перед ним находился заново родившийся полевой агент: старые дурные привычки, вернувшиеся инстинкты.

– Сейчас Касьян уже около двадцати минут находится внутри. Они вызовут поддержку. У нас мало времени.

– Если Марфа войдет наобум, ее могут убить.

– Тогда позвоните ей!

Воронцов передал телефон Дмитрию, набравшему собственный рабочий номер.

– Да? – голос Марфы звучал бесцветно и отчужденно.

– Все в порядке?

– Дмитрий! – выпалила она.

– Что случилось?

– Ничего, – внезапно ее голос упал до шепота. – Ничего.

– Мы собираемся войти к Паньшину. Когда приедешь сюда, подожди снаружи, прикрывай нас с тыла. Мы не знаем, кто там находится и сколько их. Возможно, нам придется выходить оттуда в большой спешке. Будь готова встретить нас.

Дмитрий выключил телефон.

– О'кей? – спросил он.

Воронцов кивнул. Лок со щелчком вогнал в пистолет Макарова новую обойму. Дмитрий шумно выдохнул.

– О'кей, – произнес Лок, распахнул дверцу и вышел из машины. Воронцов мрачно покосился на Дмитрия.

– Не бросайся за ним очертя голову, старина, – проворчал он. – Мы нужны друг другу, а не ему, ясно?

На лице Дмитрия отражался конфликт между пониманием и разочарованием, борьба здравого смысла с неким подобием боевого товарищества, связавшего его с американцем.

– Понимаю... товарищ майор, – медленно произнес он.

– Лок опасен для всех, кто находится рядом с ним, под каким бы флагом они ни выступали, – резко произнес Воронцов. – Не забывай об этом. Все, что ему нужно, – это убить Тургенева. Он использует нас. Не позволяй ему загонять тебя в гроб!

– Очень хорошо, Хамид! Прекрасно! – раздражение Тургенева было подобно треснувшей кости; ткань вежливых отношений, так искусно сплетенная им за последние месяцы, рвалась, словно рисовая бумага. – Я лично прослежу за вашим вылетом на моем самолете!

И снова невидимое давление и молчаливое признание превосходства, которое иранец имел над ним.

«Это ненадолго, – напомнил он себе. – Обычное дело в торговле». Он устал от непогоды и от ощущения сузившейся перспективы, вынужденно сведенной к Хамиду, но больше всего он устал от маленького, аккуратного, назойливого иранца. «Это ненадолго», – повторял он, словно заклинание.

– Мой друг, я понимаю, что отнимаю у вас время и испытываю ваше терпение, – Хамид пожал плечами. – С меня тоже спросят за выполненную работу, хотя и в совершенно другой форме. Но как бы то ни было, я благодарен вам за помощь.

Тургенев улыбнулся и провел рукой по своей пышной русой шевелюре. Такое извинение было щедростью со стороны иранца; оно ласкало, как женская рука.

– Принято, – сказал он. – Мы еще понадобимся друг другу в будущем, Хамид. Тесное сотрудничество – залог будущих успехов.

«Несмотря на то, что меня ждут другие, более важные дела», – добавил он про себя. Сделки, торговые операции, отчеты и анализы были упакованы в его мозг с такой же четкостью, долларовые бумажки – в банковские пачки. Вопросы, с которыми следовало разобраться, стоили этих денег, но вместо этого ему, словно какому-то дерьмовому стюарду, придется наблюдать за отправкой полудюжины ученых и инженеров в Тегеран на его же собственном самолете!

– Судя по прогнозам метеорологов, окно в буране появится около восьми утра, – ровным приятным голосом продолжал он. – Это продлится два часа или двадцать минут...

Черты иранца затуманились от раздражения.

– Боюсь, они не в состоянии дать более точный прогноз.

– Понимаю, – неохотно отозвался Хамид.

– Вот и прекрасно.

– Они готовы? – в устах иранца «они» звучало как наименование изысканного блюда, которое предполагалось подать во время полета.

Тургенев кивнул.

– Да. Надежно спрятаны и полностью проинструктированы. Они знают, что им предстоит, и получили щедрое вознаграждение.

Двое или трое из более ранних партий начинали паниковать в последний момент, некоторые даже пытались вернуться обратно из Ирана, обманутые в своих ожиданиях и тоскующие по дому. Бедные идиоты. Обратной дороги уже не будет.

– Сейчас дела обстоят не так, как в былые дни, Хамид, – добавил Тургенев. – Москва обращается с ними, как с грязью, – он рассмеялся. – Теперь они жаждут работать на вас!

– Когда мы выезжаем отсюда?

– В шесть утра, Хамид, не раньше.

Метель за стенами особняка бушевала все сильнее и сильнее. Где-то задребезжало окно. Да, этак придется повременить с вылетом... Тургенев улыбнулся, отсалютовал непьющему иранцу бокалом виски и проглотил остатки жидкости. Несмотря на присутствие Хамида, он чувствовал себя почти комфортно – до тех пор, пока не вспомнил о Бакунине и о том, что он про себя называл «делом Лока – Воронцова». Ему хотелось услышать рапорт об успешном окончании операции до отъезда в аэропорт.

– Вас что-то беспокоит? – с натянутой вежливостью осведомился Хамид.

– Нет, ничего, – бесстрастно ответил Тургенев. – Ничего, что могло бы заслуживать вашего внимания.

* * *

Воронцов прислушивался, склонив голову к плечу. Звуки, издаваемые Дмитрием у парадной двери, были едва слышны здесь, на крытой автостоянке за кафе «Американа». Лок стоял рядом с Воронцовым, тихо притопывая от холода или от нетерпения. Любин, надвинувший на лоб меховую шапку, с суровым видом ожидал распоряжений.