Их было семеро

— Это ложь, — заявил Волков.

— Назвать счет? Номер платежного поручения? Реквизиты отправителя?

— Вы не могли получить эту информацию законным путем, — заметил Блейк. — Это коммерческая тайна.

— Арни, заткнись! — вмешался Гринблат, не отрываясь от камеры. — Мы не прокуроры. Нам нужна информация, а не способы ее получения.

— Скажу больше, — продолжал Пастухов. — Заказчики господина Волкова были столь великодушны, что подсказали ему способ увеличить эту сумму в несколько раз. По их совету сын господина Волкова, президент «Фонда развития», продал под залог этих денег акции нескольких российских нефтяных компаний в расчете на дальнейшее падение их курса… Анатолий Федорович, как вы назвали наемников, которые берут деньги и не выполняют контракта? Грязными подонками?

— Да! И я не отказываюсь от своих слов!

— Включите, пожалуйста, телевизор. Программу «Деловая Россия». Она уже началась.

— Серж, мы пришли сюда не смотреть Ти-Ви, а делать его! — запротестовал Блейк. — У меня еще куча вопросов!

— Замри, Арни! — взмолился Гринблат. — Ты что, не видишь? Парень знает, что делает!

Волков безразлично пожал плечами, пультом включил «Панасоник» с крупным экраном. И подался вперед. В студии, рядом с ведущим программы, сидел Назаров.

«По-моему, я схожу с ума», — подумал Волков.

— Это же Назаров! — заорал Блейк. — Сам Назаров! И он, годдэм, живой! Серж, сукин ты сын! Ты знал это!

— Конечно, знал. У нас был контракт: обеспечить безопасность Назарова и переместить его в Россию. Мы это сделали. Правда, не на определенный участок польско-белорусской границы, а в Москву. Но наш заказчик, надеюсь, не станет придираться к таким мелочам… Анатолий Федорович, сделайте погромче. Давайте немного послушаем.

Волков прибавил звук.

— …презентации проекта в «Президент-отеле» присутствовали крупнейшие финансисты и предприниматели России, видные журналисты, ученые, политические деятели и члены правительства. Герой дня, инициатор проекта Аркадий Назарович Назаров — надеюсь, мне не нужно его представлять? — был так любезен, что согласился сразу после презентации приехать к нам в студию и ответить на вопросы программы «Деловая Россия». Добрый вечер, Аркадий Назарович.

— Добрый вечер.

— Разрешите поздравить вас с очередным воскрешением.

— Спасибо.

— С каждым разом вы делаете это все эффектнее и эффектнее.

— Набираюсь опыта.

— Вам не надоело с грохотом погибать, а потом воскресать?

— Очень утомительное занятие. Но оно разнообразит жизнь.

— Рассказывают, что Хемингуэй любил запираться от домашних и читать собственные некрологи. Вам нравится читать статьи о собственной смерти?

— Нет, в них все время одно и то же.

— А теперь перейдем к серьезным вопросам, — продолжал ведущий. — Наши эксперты предсказывают, что после сегодняшней презентации акции нефтяных компаний взлетят в цене. Как вы думаете, на сколько пунктов?

— Завтра узнаем.

— И все-таки? На тридцать? На пятьдесят? На сто?

— Думаю, что не меньше.

— Значит, те, кто крупно играл на понижение, будут разорены? Вы не боитесь мести с их стороны?

— Нет. Им не на что будет нанять приличного киллера.

— А с неприличным справится ваша охрана?

— Я намерен совсем отказаться от нее. Полагаю, что охранять меня сейчас бросят все спецслужбы России. Потому что, если мне на голову даже случайно упадет кирпич, Кремль все равно обвинят в сведении счетов с политическим противником.

— Вы являетесь противником президента?

— Только тогда, когда он отступает от им же провозглашенного курса реформ.

— Вы взвалили на себя огромное дело. Оно потребует колоссальной отдачи сил и не сулит быстрых прибылей. Во имя чего? Вы и так являетесь одним из самых богатых людей России. Можете ли вы сказать, что работаете для блага Родины?

— Это не из моего словаря. Но, если угодно, можно сказать и так.

— Какой смысл вы вкладываете в это понятие? Если хотите, можете не отвечать.

— Почему? Я отвечу. Родина — это то, что остается у человека, когда у него не остается больше ничего…

Пастухов взял пульт и выключил телевизор.

— Продолжим, — проговорил он, обращаясь к журналистам. — Сенсация номер два. Примерно в начале этого года Управление по планированию специальных мероприятий начало реализацию программы под кодовым названием «Помоги другу». Специалисты фирмы «Медикор» предполагают, что за это время на нелегальный рынок поступило трансплантационных органов не меньше, чем на сто миллионов долларов наличными…

— Нет! — прервал его Волков. — Нет! Вы этого не расскажете!

Пастухов повернулся к нему и спокойно сказал:

— Расскажу.

И Волков понял: расскажет. А эти стервятники вынесут сенсацию на первые полосы газет и в прайм-тайм ведущих телеканалов мира.

И это будет для него…

Это будет страшнее смерти.

Это включит в себя его смерть как само собой разумеющийся и далеко не главный элемент. Неважно, что это будет: случайное ДТП на темной подмосковной дороге или приступ сердечной недостаточности. Но включит и многое другое. Слишком многое. Там будет и разорение дома, который он строил. И клеймо проклятья на семье, которую он любил. И позор России, которой он служил.

Как мог.

— Пусть они уйдут, — попросил Волков. — И заберут камеру.

Блейк выжидательно взглянул на Пастухова. Тот кивнул: выйдите.

— Чего вы хотите? — спросил Волков, когда они остались одни.

— Куда ушли эти сто миллионов? На избирательную кампанию президента?

— Не уверен.

— А я уверен. Вы с упорством маньяка уничтожаете всех, кто хоть что-то знал о программе «Помоги другу».

— Я выполнял приказ.

— Такой приказ отдают, когда хотят сохранить страшную и грязную тайну.

— Эта тайна гораздо страшней и грязней.

— Вот как? — не поверил Пастухов. — Бывает и так?

— Да. Лишь часть этих денег могла поступать в избирательный фонд президента. Но я думаю, что не поступало и части. Все деньги оседали на частных счетах в западных банках.

— И вы, русский офицер, служили этой мрази?!

— Я стал догадываться обо всем слишком поздно.

— Последний вопрос. Понятно, почему командарм Гришин. Понятно, почему Жеребцов. Понятно, почему мы. Но почему Голубков? Он знал только название программы. И услышал его от меня по чистой случайности.

— Он следил за виллой в Ларнаке. Мог увидеть Веригина и Куркова. И узнать их. У него феноменальная память.

Пастухов вынул из кармана какой-то листок и положил перед Волковым.

— Я хочу, чтобы вы оплатили этот счет.

— «Свечи церковные…» Что это значит?

— Расшифровать? Лейтенант Тимофей Варпаховский…

— Хватит, — сказал Волков.

— Здесь не хватает еще одной свечи. Я узнал об этом только сегодня. Анна Назарова. Врачи считали, что она в бессознательном состоянии. Они ошибались. Она услышала по радио о взрыве виллы в Ларнаке.

— Я сожалею.

— Вот как? — вскинулся Пастухов. — И это все, что вы можете сказать?

— У меня нет оружия.

Пастухов вынул из-за спины тяжелый револьвер и швырнул его на письменный стол Волкова. Волков едва успел поймать его на краю стола.

Он знал эту модель. Кольт-коммандер 44-го калибра. Червленый ствол, серебряная насечка на рукояти. Самый мощный револьвер в мире.

— Один патрон? — спросил он.

— Все восемь. Из этого кольта не стреляли ни разу.

Волков проверил барабан и взвел курок.

Спросил, в непроизвольной усмешке кривя губы:

— Не боитесь, что начну с вас?

— Нет, — сказал Пастухов.

И его «нет» было для Волкова, как пощечина.

Пастухов повернулся и пошел к выходу.

Стукнула дверь.

Волков поправил очки, сунул ствол под подбородок и нажал спуск.

Приемная была отделена от кабинета тамбуром из двух тяжелых дубовых дверей, но звук выстрела, даже приглушенный, прозвучал резко и страшно.

Помедлив, Док заглянул в кабинет, постоял на пороге и вернулся в приемную.