Золотой иероглиф (СИ)

— Послушай. — Меня эта лекция стала несколько угнетать. — Может быть, хватит о смертях? Неужели это самая лучшая тема для сегодняшнего вечера?

Лена поднялась с кресла, подошла ко мне и присела рядом на корточки, положив руки мне на колени: — Я, наверное, действительно слишком глубоко погрузилась в свой Восток. Но там все очень отличается от того, к чему мы привыкли здесь. Смерть, секс, рождение там считаются явлениями обыденными и лишенными греховности. Просто одна форма сущего переходит в другую, и ничего более, за исключением, конечно, улучшения или ухудшения кармы. Понять это не все могут и не все хотят.

— А ты?

— Я стараюсь.

— И ты на полном серьезе пытаешься почувствовать себя японкой? Или камбоджийкой?

— Конечно, нет, — вздохнула Лена. — Просто я иногда жалею, что не родилась там.

Нагнав на меня тоску, Ленка и сама загрустила. Не знаю, как это принято у азиатов, но у нас выручать ситуацию в таких случаях должен сермяжный мужик.

— А если не секрет, кто лучше: наши или японцы? — спросил я, протянув руки к последней нерасстегнутой пуговице Лениной блузки.

Это был удачный ход. Глаза молодой женщины задорно заблестели.

— В настоящий момент лучше — ты.

Да, это действительно был удачный ход.

Глава IV

Сашка Попов иногда бывает прав: хоть и видит он перед собой при любых обстоятельствах лишь экран монитора, но прогноз его оказался близким к истине. С Танькой мы, конечно, не расстались, но пищу мне пришлось какое-то время готовить самому. Повторять произнесенное в запальчивости «убирайся!» она не стала. Понимая, что глупо требовать от меня безоговорочной верности, коль скоро еще на ранней стадии нашего знакомства мы пообещали друг другу обходиться без взаимных упреков и прочей ревности, решив, что наши отношения будут относительно свободными, Таня просто выволокла из-за шкафа раскладушку и предложила мне на ней располагаться.

Хозяйство и постель врозь — через это мы уже проходили, причем раза три, из них дважды — по причине именно моих фокусов. Но сейчас дело казалось более серьезным, чем обычно.

А с Ленкой тоже обстояло не все просто — я объяснил, что не могу пока продолжать наши встречи по причине, которую не стал скрывать; вероятно, это было не лучшим выходом, но, по крайней мере, честным. Лена тем не менее обиделась. Наверное, она не считала, что ренессанс нашей интимной связи можно ограничить лишь одним разом, но теперь, когда я подробно объяснил ей сущность наших с Татьяной отношений (а я ведь и раньше не врал, что мы с ней живем, как муж и жена), Лене открылась более полная картина… И при последующих встречах у нас в офисе я больше не замечал ни игривой улыбки, ни стреляющих глазок. И вообще, за ней вдруг начал приударять Сашка, хоть и не очень активно. Но протестов с ее стороны не последовало — поддразнивает меня, не иначе.

Совет Ленки насчет того, чтобы не бахвалиться поверхностным знанием японских обычаев, я запомнил. Сэйго, которого, как он и просил, стал называть Сергеем, это оценил, и уже к концу первого дня совместной работы я как-то и забыл даже, что Такэути — гражданин иностранного государства. Конечно, о дружеских отношениях говорить было более чем преждевременно, но скоро мы во время перекуров стали разговаривать о вещах, не имеющих отношения к делам фирмы, и перешли на «ты». Тем более, что Сэйго был старше меня всего на каких-то три-четыре года.

Рассказал я ему и о том, как нас обворовали в ночь после презентации. Такэути почесал затылок, покрытый длинными волосами.

— Надо сказать об этом Мотояме или Кидзуми, пока они здесь.

— А смысл?! Они же не будут проводить своего расследования! Кто им даст возможность что-то предпринимать?

Сэйго странно улыбнулся:

— Ты теперь наш сотрудник, и фирма должна тебе помогать.

Вот так, ни больше ни меньше. Я — сотрудник японской фирмы, а, значит, должен и работать, как японец… Без выходных и отпусков.

Но самый большой сюрприз ждал меня в конце трудовой недели, в пятницу утром. Я собирался на работу, Танька — тоже, когда зазвонил телефон. Трубку взяла она и, что-то там услышав, протянула ее мне.

— Тебя, Маскаев.

Ее голос нисколько не потеплел за время, прошедшее со дня скандала, хоть я и полагал, что скоро все утрясется.

— Алло? — сказал я.

— Вы Маскаев Андрей? — послышался незнакомый мужской голос. И довольно суровый при этом.

— Да, это я.

— С вами говорят из РУОП.

— Откуда? — Черт, этого еще не хватало.

— Из регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Я — подполковник Владимир Панайотов. Вы можете прямо сейчас подъехать к нам?

— У меня рабочий день…

— Постарайтесь отпроситься. У вас все же не пропускной режим, да и должность имеете высокую.

Так. Они уже достаточно много про меня знают. Интересно, чем все это пахнет?

— Я постараюсь подъехать, — сказал я обреченно.

— Очень хорошо. Знаете, куда?

— В курсе…

— На вахте скажете, что вы — ко мне. И вот еще что. Об этом звонке никому не говорите. Не сообщайте, что вы едете к нам. Дело серьезное. Понимаете, да? Даже жене.

— Я понимаю…

— Жду вас. — И подполковник Панайотов положил трубку.

Видимо, я выглядел довольно растерянно, потому что Таня не удержалась и спросила меня:

— Что-то случилось?

— Вроде того… Мне сейчас нужно кое-куда съездить. Буду у Игоря отпрашиваться.

— Вечно ты попадаешь в какие-то истории, Маскаев, — вздохнула Танька. — Почему ты у меня такой брандахлыст, а?

Ну откуда же я мог это знать?..

Внешность подполковника Панайотова никак не соответствовала его суровому голосу: руоповец чем-то напоминал артиста Евгения Леонова в роли лже-Доцента из известного фильма. Конечно, внешность — штука обманчивая, и все-таки я никак не мог проникнуться серьезностью того дела, о котором мне толковал Владимир Витальевич.

— Вот смотрите, Андрей… — Этот снимок сделан там, в Саппоро. Вот он, ваш Токида вместе с Мотоямой, а это — гангстеры-якудза, по которым плачет тюрьма.

На цветном снимке в объектив улыбались два знакомых мне японца. Другие трое (один из них в очках), такие же элегантные, подтянутые и как будто лакированные, были мне не знакомы. Якудза, значит. Странно, что Токида не боится афишировать свою связь с мафией, если это все так…

— Я не спрашиваю, откуда вы знаете, что это гангстеры, — сказал я. — Поскольку тут не видно пулеметов и самурайских мечей, мне остается только поверить вам на слово. Но объясните, что все это значит.

— Японская мафия проникает в нашу страну все глубже, и это ни для кого не секрет, — произнес Панайотов. — У себя на родине гангстеры практически в открытую контролируют едва ли не половину легального бизнеса, а теперь пытаются наладить контакты и с нашими авторитетами. А поскольку в нашей стране сейчас тоже не всегда сразу поймешь, где бандит, а где предприниматель, то почва для подобных союзов более чем благоприятная. Это так сказать, краткое предисловие. Теперь конкретнее. Хоккайдская фирма «Токида» — фактически бандитское предприятие. Производят они бытовую химию, ну и отмывка денег тоже идет полным ходом… У нас есть сильные подозрения, что какие-то аферы господа якудза будут проводить и под крышей вашего предприятия… Или оно теперь японское?

— Совместное.

— Еще не лучше. В один прекрасный день вы можете очень сильно погореть, причем в полном соответствии с действующим законодательством. Вероятно, «Токида-С» — своего рода «Рога и копыта», времянка, созданная для того, чтобы прикрыть некую разовую акцию. Японские гангстеры хапнут денежки, щедро поделятся с нашими доморощенными мафиози, а сидеть придется вам. Или, в лучшем случае, долго расплачиваться.

— Так, мне нужно время, чтобы все это переварить, — сказал я, вспоминая слова Мотоямы о «честном бизнесе». — А пока скажите, почему именно мне вы рассказываете об этих делах, а не Игорю Сорокину. Все-таки генеральный директор он, а я, по большому счету, лишь исполнитель…