Карантин

Люк открылся уже наполовину, и когда Вадим наконец смог оторвать взгляд от трупа, то увидел, что на внутренней стороне люка светится идентификационная пластинка с четким отпечатком чужой руки, на котором просматривались все папиллярные узоры.

«Все-таки действительно „привет из склепа“, – понял Коробов. – Вот кто люк мне сейчас открыл, Правда, с опозданием для самого себя лет на пять-десять… Видно, взрывы надземных сооружений базы повредили что-то в электронике, сместив в схеме какие-то элементы, и сколько покойник свою ладонь ни прикладывал к анализатору, система не срабатывала. Так и умер у люка с поднятой рукой. Но вот пришел некто Вадим Коробов, тут-то зафиксированный отпечаток ладони покойника люк и открыл…»

«Да, но что же тогда здесь должно было произойти, чтобы человека на базе живьем замуровали?!» – запоздало поежился Вадим. Еще наверху его удивило, что базу ликвидировали словно в спешке. Обычно подобные сооружения с землей так ровняют, что место бывшего расположения базы от девственной природы не отличишь. Впрочем, если базу ликвидировали в наше паскудное время, тогда все понятно. Подумаешь, человека в бункере забыли! Его можно и на войну в Чечне списать – мало ли там солдат без вести пропало. А землю ровнять – больно уж дело кропотливое и денежное. Лучше штабному генералу дачу в Подмосковье построить, чем в бесплодной степи деньги в землю закапывать.

Люк до конца так и не открылся. До сих пор бесшумно работающий сервомотор вдруг завизжал, заверещал, на поворотной оси затрещали электрические разряды. Затем что-то ухнуло, запахло горелой электропроводкой, и люк замер. Навсегда, как понял Коробов. И – к лучшему. По крайней мере, не придется опасаться, что стоит только войти в бункер, как люк за тобой закроется.

На всякий случай забросив за спину рюкзак, Вадим аккуратно перешагнул через труп – и тут увидел в левой руке покойника пистолет. А вот это вполне может пригодиться. Коробов нагнулся, брезгливо вытащил за ствол из руки мертвеца «АПС», обтер рукоятку о штанину и только тогда проверил обойму. Из двадцати патронов в обойме осталось шесть. Интересно, в кого стрелял покойник? Или он застрелился от отчаяния? Однако в себя четырнадцать пуль даже при огромном желании не выпустишь… Впрочем, над этим лучше подумать на досуге. Сейчас самое главное – найти побыстрее какие-нибудь ящики, столы, стулья и, соорудив из них в тамбуре «этажерку», выбраться из бункера. А если повезет, потом и вернуться можно.

Дня так через три-четыре. Как ни противно называть вещи своими именами, но есть на заброшенной базе повод для мародерства.

К приятному удивлению Вадима, свет в коридоре автоматически зажигался по мере продвижения. В отличие от бетонного пола тамбура коридор был застелен гладкими пластиковыми плитами, шаги по которым отдавались гулким эхом. Шаг – и свет впереди загорается; второй – свет позади гаснет. И эта «светомузыка» радовала, поскольку Коробов не совсем представлял себе, как бы он вслепую шарил в кромешной темноте в поисках подручного материала для сооружения пирамиды.

Дверей в коридоре было предостаточно – через каждые три-пять метров по обе стороны. Однако первые четыре двери оказались заперты на хитрые электронные замки, открывающиеся магнитными карточками. Можно было, конечно, вместо магнитных карточек в качестве универсальной «отмычки» пустить в ход пистолет, но патронов было всего шесть. Поэтому Коробов решил вначале проверить, нет ли где открытых дверей, и лишь в случае неудачи тратить патроны.

Как говорится, мало ли что может случиться.

Первой открытой дверью оказалась где-то пятнадцатая-двадцатая. Вадим толкнул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, свет за ней автоматически включился, и Коробов по инерции влетел в небольшую комнату, половину которой занимала громадная монолитная установка, поражавшая обилием датчиков, кнопок и тумблеров на управляющей панели. Пять мониторов, установленных полукругом сверху, навели Вадима на мысль, что здесь находился либо телевизионный центр слежения за всеми уголками базы, либо пункт запуска баллистических ракет. Однако в это предположение никак не вписывались бинокуляры, намертво вделанные в наклонную панель перед пустым креслом оператора. В микроскоп оператор рассматривал ракеты, что ли? А может, это действительно электронный микроскоп? Но зачем он нужен на военной базе?

Вадим не стал ни гадать, ни включать рубильник на стене, чтобы проверить назначение установки. Не до праздного любопытства, когда есть хочется, а сайгак наверху может убежать. Он только подергал кресло, проверяя, можно ли его вынести в тамбур. Ничего не получилось – оно было наглухо приварено хромированными штангами к станине установки.

Разочарованно вздохнув, Коробов вышел в коридор и толкнул следующую дверь, с удивлением отметив, что на ней электронный замок отсутствует. Это и правильно – зачем в душевой, тем более такой маленькой, рассчитанной на одного человека, ставить столь сложный замок? Достаточно щеколды с обратной стороны.

Заглянув за дверь, Вадим усмехнулся. Щеколда имелась, а над ней красовалась странная надпись:

«Берегите оборотную воду! Старайтесь, чтобы посторонние предметы не попадали в слив системы регенерации!»

Не будь этой надписи, Коробов точно бы уже ломился в следующие двери, поскольку в душевой, кроме голых стен, вентиля воды и легкой стеклянной дверцы, разделявшей душевую на две половины, ничего интересного не было. Но тут словно бес дернул его за руку. А может, предчувствие – говорят, в экстремальных ситуациях оно обостряется и никогда не подводит. Как бы там ни было, но Вадим шагнул вперед и повернул вентиль.

Ничего не случилось. Вода, на что в глубине души он надеялся, из душа не пошла. Вместо этого на одной из дымчатых плиток, ничем не отличающейся от окружающих ее плиток кафеля, зажглась красная надпись: «Закройте дверцу кабинки!»

Вадим послушно закрыл. И тогда гусак душа задрожал, завибрировал, и из рассекателя, чихая и фыркая, хлынула ржавая вода.

Вид льющейся воды произвел на Коробова ошеломляющее действие. Ничто не могло отвлечь его от единственного желания – выбраться из подземелья, разыскать раненого сайгака и добить его. Но вода…