Дикое правосудие

– Потому что нам больше некуда... – начал он, но Дмитрий перебил его:

– Я сказал им, что это необходимо для встречи важного клиента...

Воронцов покачал головой.

– Миша не проглотит такую байку... Верно, Миша?

Судя по виду Теплова, он с радостью принял бы любую выдумку.

– Это Тургенев, Миша. Они на пару с Бакуниным решили покончить с нами.

Выражения страха, нерешительности и безнадежности попеременно промелькнули на лице Теплова, оживив его бледные, как у трупа, черты.

Воронцов пожал плечами.

– Видишь, Дмитрий? Миша знает, что слишком опасно держать рот на замке. Иначе его тоже прихлопнут.

– Ты дерьмо! – заревела Соня и отвесила Воронцову пощечину. Тот столкнулся с Дмитрием и вскрикнул от боли в сломанных ребрах. – Ведите его наверх, в постель, – сразу же заявила она. – Шевелись, ментовка, помоги мне!

Она подвела Воронцова к лестнице и буквально потащила его вверх, поддерживая на каждой ступени. Три девочки Теплова наблюдали за Соней и Марфой, готовые либо похихикать, либо выразить свое сочувствие.

– Где Лок? – спросил Воронцов у Дмитрия, поднимавшегося по лестнице следом за ними.

– В комнате, дальше по коридору. Любин вместе с ним.

Соня громко постучала в дверь. Лицо Любина, как всегда, радостно-оживленное, омрачилось при виде Воронцова.

– Я еще не умираю, – пробормотал Воронцов. – Просто нужен отдых. Обезболивающее... – добавил он, повернувшись к Марфе.

Лок потрясенно смотрел на них. Большие сильные руки Сони уложили Воронцова в постель. Подушки были чистыми, надушенными и необыкновенно мягкими, они манили к себе, приглашая Отдохнуть, забыться...

Воронцов моргнул и проснулся.

– Что? – он попытался пошевелиться и застонал от боли. – О Господи!

– Ты проспал меньше пяти минут, Алексей, – услышал он голос Дмитрия. – Соня принесла кофе. Сейчас будут бутерброды...

Дмитрий и Соня помогли Воронцову принять сидячее положение.

Комната, обставленная с претенциозной роскошью, представляла собой слепок с представлений Сони о борделях прошлого века, но здесь было тепло, чисто и уютно. Даже запахи казались приятными. Зеркала, украшенные позолотой, кровать на изогнутых ножках, половики, имитировавшие персидские или афганские ковры. Неизменные розовые обои, расписанные красными розами и лилиями. Кролик Дмитрия жевал зелень, сгорбившись в своей клетке, стоявшей на массивном немецком буфете XIX века с резным деревянным орнаментом. Как ни странно, но Воронцов чувствовал себя здесь в безопасности.

Он обвел взглядом своих людей.

– Где Голудин?

– Убит, Алексей. Поэтому и надо было убираться из больницы.

– О Боже мой! – чувство покоя моментально улетучилось, уступив место безграничной усталости. – Расскажите мне все.

– Да, будьте готовы вывезти их по моему приказу, – повторил Тургенев, недовольно поморщившись при взгляде на свое отражение в зеркале спальни.

Паньшин, жиревший в своем похабном джаз-клубе, был олицетворением коррупции в миниатюре – скользким, порочным и трусливым.

– Да, проверьте насчет возможной слежки, – продолжал Тургенев. – Но особенно не усердствуйте: у вас не будет неприятностей с милицией.

Он прервал связь и нажал на кнопку консоли рядом с постелью, отвечая на звонок, ожидавший своей очереди.

– Да? – он поудобнее устроился на подушках и поднял глаза к потолку, чтобы не видеть своего отражения.

– Это Бакунин.

– Все кончено?

– Горов и американец... им удалось бежать, – встревоженный, пристыженный шепот.

– Ты некомпетентный идиот, Бакунин! – Тургенев с трудом совладал с собой, удержавшись от крика. Его рука судорожно сжималась и разжималась на одеяле. – Что произошло?

Он прислушался.

– В таком случае отыщи их! Что с Воронцовым? Вы... Что?!

На его лбу выступила испарина. Подушки равнодушно обволакивали тело, а не обнимали его. Его подмышки взмокли под шелковой пижамой. События в Новом Уренгое просто не могли обладать такой свободой воли, не могли ускользнуть из-под его контроля. Он дрожал от ярости. Все словно сговорились, собираясь унизить его!

– Ладно, – отрезал он, скрывая свои эмоции за деловитым, слегка раздраженным тоном, – Значит, они где-то прячутся. Да, все вместе. Отыщите их и покончите с ними. Чтобы больше никаких промашек, ясно?

Тургенев положил трубку и слегка помассировал виски. У него разболелась голова, словно он вышел на мороз из теплой комнаты. Вой пурги, бушевавшей снаружи, понижался до неразборчивого бормотания. Тургенев был вне себя от возмущения. Ему бросила вызов горстка ничтожных, невежественных людишек, явно настроившихся на самоубийство или бесполезный героизм. Тем не менее до сих пор им сопутствовала удача и они насмехались над ним каждой следующей секундой своего существования. Тургенев изучающе посмотрел на кончики своих пальцев, словно они были запачканы грязью. Низшие, слабые, ненадежные существа – Паньшин, Бакунин, Воронцов и его команда... Не более чем собачье дерьмо, прилипшее к его туфлям, но теперь попавшее вместе с ним в его дом на бесценные ковры. В этом было что-то глубоко оскорбительное.

Он сердито встал с постели и пошел в ванную за аспирином.

* * *

– Я знаю, что нас лишь пятеро, Лок. Я очень хорошо это знаю, – в усталом голосе Воронцова слышалось раздражение. – Кроме того, я знаю Тургенева не хуже вас, только не в столь элегантном и светском обличье. Я лучше вас понимаю, как легко он может избавиться от нас.

Его гнев утих. Он откинулся обратно на подушки, но Лок не давал ему покоя.

– В таком случае что мы можем сделать, чтобы хотя бы немного уравнять с ним шансы? Вы знаете город, вы можете оценить силы и средства противника. Что нам делать? Мы же не можем вечно торчать здесь.

– Это я тоже понимаю, – вздохнул Воронцов и слабо взмахнул здоровой рукой. Обезболивающие средства замедлили его реакцию, затрудняли мышление. – Это вопрос выживания, а не мести, Лок, как бы сильно вам ни хотелось обратного.

Он помолчал. Напряженный, немигающий взгляд Лока смущал его. Он видел, что американца мало волнует собственное выживание, еще меньше – жизнь других людей. Лок пришел за Тургеневым, и его новые компаньоны были лишь механизмами, способными помочь ему уничтожить смертельного врага.