Собор без крестов

— Да, Семен Филиппович, такова жизнь, — согласился с ним старик. — Как там поживает ваша матушка, Софья Романовна, не умерла ли?

— Жива, Борис Ипполитович, она и нас с вами переживет, — скорее со злобой, чем с радостью сообщил

Церлюкевич.

— Слава Господи, — перекрестившись, пропел старик, — передай ей от меня большой привет. Какая

красивая женщина была. — Улыбнувшись святой чистой улыбкой, он заговорщицки сообщил: — Я же за ней в

молодости ухаживал, да разве мог я сравняться статью с вашим покойным батюшкой?

Вспомнив молодость, старик расстроился и, простившись, растворился в движущейся массе народа.

— Надо же, Борис Ипполитович еще жив, — удивился Церлюкевич, — а ему, между прочим, за девяносто и

притом с большим гаком.

— Чего ты мне не говорил, что твоя матушка еще жива? — возмутился Диспетчер.

— А чего о ней говорить? Не она же у меня картины похитила? — беспечно пояснил Церлюкевич.

— Что-то я у тебя ее дома не видел, — удивился Диспетчер.

— Я ее с трудом устроил в доме для престарелых.

— Давно она у тебя там?

— Пять лет, — недовольно бросил Церлюкевич, которому задаваемые вопросы стали не нравиться и

раздражать.

— Когда ты последний раз был у нее?

— Давно, уже не помню даже когда.

— А чего ты на нее сердит?

— С процентами у нее на книжке лежит семьдесят, и она мне их не отдает. Сказала, что получу после ее

смерти. Как собака на сене — сама не ест и другим не дает.

— Как я понял, у вас с ней взаимная любовь, — усмехнувшись, пошутил Диспетчер. — Если ты давно ее не

посещал, то откуда знаешь, что она еще жива?

Пренебрежительно посмотрев на собеседника, Церлюкевич пояснил:

— Уж тебе, сыщику, должно быть понятно, если мать умерла бы в стардоме, то его администрация обязана

меня немедленно уведомить.

— Правильно ты рассуждаешь, — вынужден был признать свою оплошность Диспетчер. — Мы с тобой

должны нанести ей визит вежливости и за мой счет окажем ей материальное внимание.

— И так придется ехать на ее похороны, — зло сообщил Церлюкевич о своей поездке как неизбежной

повинности. — Я к ней не поеду, пускай прочувствует, как я на нее обиделся.

— Наверное, вы оба прочувствовали, но как два упрямых барана не желаете пойти друг ругу навстречу.

Сделай ты ей навстречу шаг.

— Станислав Генрихович, я вас в свахи не приглашал, — упорствовал на своем Церлюкевич.

— А если я поеду к ней от твоего имени с подарками, ты возражать не будешь?

— Я бы возразил, но если ты считаешь, что тебе поездка необходима по нашему делу, то препятствовать не

буду.

— Считай, что мы с тобой договорились. Но ты должен написать ей ласковое письмецо, укажи, что не поехал

со мной, так как болеешь.

— Нужны мои оправдания выжившей из ума старухе, как мертвому припарки.

— Я тебя прошу, черкани любезность, чтобы она меня спокойно приняла и не чихала бы все время на тебя, когда я буду у нее находиться. Я же тебя не вкалывать заставляю.

— Везет мне на дураков и чудаков, — привыкнув к обходительности Диспетчера и не очень высоко ценя его

как личность, пошутил Церлюкевич.

— Так к кому ты меня, срань, относишь? — потеряв над собой контроль, набычившись и сняв с лица маску

доброжелательности, сменив ее на злую и жесткую, процедил Диспетчер.

Происшедшей переменой Церлюкевич был не только удивлен, считая Диспетчера добродушным добряком, но и напуган, так как вспомнил, из какого «круга» тот подкатил к нему и чем грозит нанесенное ему оскорбление.

Чтобы не получить плату за него, Церлюкевич поспешил ответить:

— К добрякам.

— Пойдет! — не считая нужным обострять отношения, успокаиваясь, согласился Диспетчер, потом заметил:

— Ты сейчас общаешься с авторитетами преступного мира, а поэтому в разговоре с ними следи за своими

словами. Если бы ты так оскорбил моего пахана, то через мгновение тебе пришлось бы выплевывать свой язык

через задницу.

— Наслышан я о силе и власти ваших паханов, поверил и пришел за помощью, а где результат? Мои

полотна, если бы только знал, каких знаменитых мастеров кисти, уже, наверное, уплыли на Запад и осели в

коллекции какого-нибудь толстосума. Да и вообще, Станислав Генрихович, надоел ты мне своими

приставаниями, лезешь в душу, а она не туалет, каждого туда не пустишь. Так и быть, напишу письмо матери, чтобы сдержать данное тебе обещание и больше по городу болтаться с тобой, как дурак, не желаю.

— Насильно мил не будешь, пускай будет по-твоему. Твои выкрутасы мне тоже в печенки въелись, —

признался ему Диспетчер.

Глава 59

В связи с тем, что дом-интернат для престарелых, где находилась Церлюкевич Софья Романовна, располагался в Подмосковье и туда Диспетчеру было трудно добраться, Душман дал автомобиль с водителем.

На другой день в десять часов Диспетчер был в спальне у Софьи Романовны, куда его привела дежурная по

административному зданию. Поднимаясь на второй этаж, дежурная, средних лет непривлекательная женщина, поучающе сообщила посетителю:

— Вы знаете, как наш контингент обворован вниманием своих родственников? Поэтому каждое такое

посещение, которое вы делаете, престарелому человеку является праздником.

Без стука открыв дверь в спальню и увидев там интересующее лицо, дежурная улыбаясь сообщила:

— Софья Романовна, к вам гость! — после чего пропустила Диспетчера в спальню, а сама ушла.

Диспетчер увидел перед собой пожилую седую женщину с гладко зачесанными назад волосами, ее худобу не

мог скрыть цветной байковый халат. Она, облокотившись грудью на подоконник, смотрела в сад.

Услышав к себе обращение дежурной, она вяло повернула голову в сторону говорившей, лицо ее оставалось

неподвижным. Потом на нем появилось осмысленное выражение в виде удивления, что выдали ее глаза чистой

голубизны. Оттолкнувшись руками от подоконника, приняв вертикальное положение, она всем корпусом

повернулась к Диспетчеру.

Поздоровавшись с ней, Диспетчер сообщил:

— Софья Романовна, я с письмом и подарками к вам от сына.

— Почему его с вами нет? — обеспокоенно поинтересовалась она.

— Вы все узнаете из письма, — вручая его ей, спокойно поведал Диспетчер.

Софья Романовна, взяв очки и сев на стул, углубилась в его чтение. В это время Диспетчер по-хозяйски, не

спеша стал выкладывать из сумки на тумбочку подарки.

Прочитав письмо, Софья Романовна, окинув взглядом подарки, грустно улыбнувшись, заметила:

— О, что я вижу?! Кофе, лимоны, апельсины и даже конфеты в коробке, печенье...

Перебив ее, Диспетчер подчеркнул:

— Сразу видно, что подарки куплены близким человеком от сердца.

— Да, в этот раз сын постарался, как никогда, но было бы лучше, если он ко мне явился сам, с букетом

цветов, без подарков.

— Болезнь — дело серьезное, — заступился за ее сына Диспетчер.

Окинув взглядом лежащие на тумбочке деликатесы, оживившись, поинтересовалась:

— Вы не спешите?

— Да вроде бы нет, — успокоил он ее.

— Давайте вдвоем чайком побалуемся, угостимся вареньем с малиной, поговорим. Так скучно в этой людьми

забытой богадельне, — просительно предложила она.

Диспетчер специально ехал к ней для основательного разговора, а поэтому ее предложение принял с

удовольствием, но вслух свое согласие выразил своеобразно:

— Ну если вы настаиваете, то придется согласиться.

Услышав его согласие, Софья Романовна благодарно улыбнулась, включила электрический чайник и стала

сервировать стол, постоянно проявляя к Диспетчеру внимание. Видно было, что она была довольна его визитом.

Заглядывающим порой в ее комнату подружкам она с удовольствием, счастливо улыбаясь, сообщала, что она

занята и гулять с ними пока пойти не может.

Не спеша попивая из блюдечка чай, смакуя его с вареньем, Софья Романовна выведала у Диспетчера все