Священная тайна

Услышав, как шуршит сутана по песчаному полу пещеры, Корнелиус поднял прут и сделал шаг вперед. Злобная улыбка исказила его лицо. Он навис над беспомощной жертвой.

Рука Габриеля уверенно сжимала рукоятку пистолета. Боль, как по волшебству, стихла. Сила и уверенность вернулись. Подняв оружие, Габриель трижды выстрелил во врага.

Обескураженный Корнелиус застыл, наблюдая за тем, как из трех отверстий, появившихся на его теле, струится кровь. Подняв голову, он посмотрел на Габриеля, сделал шаг ему навстречу и замертво повалился на песчаный пол.

142

Лив чувствовала, как погружается в воду, теплую и пестрящую воспоминаниями, которые проплывали перед глазами, словно сверкающие на солнце рыбки. Сцены из ее жизни вспыхивали и тускнели. Слабое течение, струящееся по ее телу, превратилось в мощный поток, несущий с собой шепот голосов и обрывки забытых воспоминаний. Она погружалась все глубже и глубже. Постепенно сцены из прошлого начали терять свою отчетливость. Внизу Лив увидела яркий белый свет.

«Это смерть», — подумала она, наблюдая, как свет рассеивает тьму.

Девушка погрузилась в ослепительное сияние, и новые образы замелькали перед ее закрытыми глазами.

Буйный, кишащий жизнью сад… Человек, идущий под сенью деревьев… Яркий свет солнца… Потом тень дерева выросла и заслонила от нее солнечный свет…

Она оказалась в пещере. Вокруг столпились мужчины. Их глаза сверкали ненавистью.

А потом была боль.

Вечная боль и тьма. Ее тело кромсали острые ножи, жег огонь и кипящее масло.

Пахло кровью.

Как ей хотелось увидеть солнечный свет, почувствовать тепло и пройтись по мягкой, прохладной земле.

Боль была повсюду. Болью горела тьма. Боль порабощала и лишала ее сил.

И это длилось целую вечность.

Она видела лицо и глаза, преисполненные скорби и жалости.

Лицо Сэмюеля.

Лив сосредоточила внимание на этом видении, не желая, чтобы оно погасло, как другие.

Девушка увидела тело, голое до пояса. Из глубоких ран текла кровь. Затем пещеру заполнила толпа мужчин, которые, как по команде, стали полосовать острыми лезвиями себе грудь и левое плечо. Она услышала звук. Отдающийся эхом звук хорового пения на древнем, но понятном ей языке, который слился в монотонный гул.

— Первый! Первый! Первый! — повторяли они снова и снова.

Боль осветила тьму и взорвалась в левом плече. Послышался звук кромсаемой ножом плоти. Раздался крик, полный боли и страдания.

— И где же тут Бог? — кричал Сэмюель. — И где же тут Бог?

Образы исчезли. Секунду повсюду царили тьма и тишина.

А затем Лив начала подниматься.

143

Вздрогнув, ее веки приподнялись.

И вновь Лив очутилась в часовне. Она лежала на том же месте, куда упала до того, как потеряла сознание. Девушка увидела лицо склонившегося над ней Габриеля. Он улыбался ей. На душе у нее сразу же потеплело, словно от солнечного света. Лив улыбнулась в ответ. Думая, что это сон, девушка протянула руку и погладила Габриеля по щеке. Почувствовав тепло его кожи, она поняла, что это не сон, а явь.

Лив посмотрела на Тау. Кровь, покрывающая шипы внутри саркофага, являлась единственным доказательством того, что совсем недавно в нем была заключена Ева. Девушка пробежала взглядом по желобкам, в которые стекала кровь Евы, смешиваясь с ее собственной кровью.

Потом Лив увидела мужскую фигуру, поднимающуюся из-за железного креста Тау. Его тело тоже истекало кровью. В слабом мерцающем свете он был похож на демона. Мужчина поднял зажатый в руке факел. Языки пламени осветили его искаженное ненавистью лицо. Габриель услышал шум позади себя и начал поворачиваться, но тяжелый факел уже обрушился вниз, целясь ему прямо в голову. Пламя взревело, рассекая воздух. Удар грома прокатился по комнате. Демон отлетел к алтарю.

Лив посмотрела туда, откуда стреляли. На пороге часовни стоял худощавый монах. В руке у него был зажат пистолет. В свете свечей его лысая голова блестела так, словно была окружена нимбом.

Афанасиус смотрел на кровавую сцену. Пуля, выпущенная из его пистолета, отбросила аббата к усеянному шипами пустому саркофагу, возвышающемуся в глубине помещения. Управляющий сделал шаг вперед. Дуло пистолета смотрело на окровавленное неподвижное тело аббата.

Афанасиус переместил взгляд на мужчину и девушку. Парочка настороженно смотрела на него. Опустив пистолет, управляющий направился к ним. Мужчина был одет в сутану, но брат Афанасиус его не узнал. На его боку и руке кровоточили резаные раны.

Девушка пострадала гораздо больше: глубокая рана пересекала ее горло. Кровь стекала на пол в вырубленные в камне желобки. Афанасиус склонился над девушкой. Он замер, наблюдая за тем, как рана заживает у него на глазах. Это было чудо, настоящее чудо! Которое прекратилось за считанные минуты. Управляющий посмотрел девушке в глаза. В них застыла вечность. Он вспомнил слова из «Еретической библии»: «Прячут божественный свет впотьмах». Афанасиус прикоснулся к ее лицу.

Шум у алтаря заставил всех обернуться.

Аббат пошевелился и с трудом поднял голову. Она качнулась набок, но глаза умирающего уставились на Афанасиуса. Упавший рядом с сутаной раненого факел поджег ткань, и аббата окутал саван дыма. На лице настоятеля читались крайнее удивление и разочарование.

— Зачем? — спросил он. — Зачем ты предал меня? Зачем ты предал Бога?

Брат Афанасиус перевел взгляд на окровавленные шипы распахнутого саркофага Тау и свисающие с креста кандалы.

И гора сея не священна, ибо проклята темница сея.

Он посмотрел на девушку: рана на изящной шее зажила, а в зеленых глазах горел огонь жизни.

— Я не предал своего Бога, — улыбнувшись загадочной девушке, сказал монах.

И он увидел Ее, идущую по земле,

Ту, что не старела и не чахла.

И наполнилось его сердце завистью.

И возжелал он обладать Ее могуществом,

И подумалось ему: ежели пленю я Ее,

То секрет вечной жизни будет моим.

И начал он возводить напраслину на Нее,

И назвал ее Евой,

И настроил всех мужчин против Нее,

Рассказывая, что вначале был мужчина,

И мужчина сей был выше Ее,

И звался он Адамом.

И ходил Адам по саду земному, словно Бог,

И благоденствовала земля от него, а не от Евы.

И говорилось в напраслине, как Ева стала завидовать Адаму,

И возненавидела Она его грубое волосатое тело,

И поверила, что ближе его сущность к звериному,

чем к Божественному.

И посадила Ева странное дерево,

И убедила Она Адама вкусить плод этого дерева,

Обещая, что даст это ему Великое Знание.

Но плод был ядовит, и лишил он Адама его сил,

И украл у него Божественную сущность,

И наполнил его сознание гневом и страхом.