Дикое правосудие

– Не знаю.

Это был вопрос о возможности доверия. Воронцов не мог прочесть по лицу американца его мысли и чувства. Пытаться это делать означало обманывать себя. Теперь Воронцов вспомнил: Джон Лок знал Тургенева, был близок к нему. Лок говорил ему об этом, когда они ели китайский обед, купленный в одном из новых ресторанчиков, где торговали на вынос.

Тогда американец ему нравился. Лишь несколько недель назад...

– Кто-то должен начинать, – произнес Воронцов. – Вы?

Немного помолчав, русский спросил:

– Вам что-нибудь нужно от меня?

– А разве вы в состоянии чем-то помочь? – американец не скрывал своего разочарования при виде плачевного состояния Воронцова.

– Следовательно, вам нужна моя помощь? – тихо спросил раненый.

– Может быть.

– И это после шапочного знакомства, разговора за бутылкой водки? Вы готовы довериться мне?

– Вы были моей единственной надеждой, – ответил Лок после длительного молчания. – Я не знаю никого другого в этом городе.

Лок обвел взглядом больничную палату, остановив его на окне, защищенном двойными рамами. Снег летел в мутно-белом сиянии натриевых ламп, факел газовой вышки где-то далеко в тундре казался сигналом бедствия. Потом он внимательно посмотрел на Воронцова, осознав, что решение объяснить русскому причину своего приезда сюда было не таким уж важным. В конце концов он явился сюда добровольно.

Лок пытался вспомнить слова Воронцова о героиновой проблеме в Новом Уренгое, воскресить в памяти его гнев, его беспокойство. Но память выдавала только рассказ о каком-то инспекторе, чья дочь погибла от передозировки героина.

– Это из-за наркотиков, – сказал он. Воронцов вздрогнул и удивленно взглянул на него. – Я много знаю о них сейчас, но ничего не знал, когда мы разговаривали в прошлый раз. Я даже не слишком ими интересовался. Это была ваша проблема, а не моя. Но теперь она стала моей... – его голос пресекся от воспоминаний, горло мучительно сжалось. Откашлявшись, он продолжал: – Компания Грейнджер – Тургенев" является прикрытием для перекачки...

– Стоп, – предостерегающим тоном перебил Воронцов. – Пока что ничего больше не говорите.

Лок недоумевающе посмотрел на него.

– Это место – их перевалочный пункт, – пояснил Воронцов. – Склад.

– Господи, они оскверняют все, к чему прикасаются!

– Кто – «они»?

– Тургенев... Мой зять, хотя его уже убили, и его отец, – Лок откинулся на спинку стула и потер лицо, словно снимая толстый слой грима.

– Насколько велик их бизнес?

– Многие миллионы долларов. Вся корпорация «Грейнджер – Тургенев» выросла на прибылях от наркобизнеса.

Глаза Воронцова заблестели, затем встревоженно сузились. Оба услышали стук в дверь, а секунду спустя дверь распахнулась.

– А, это ты, Дмитрий.

– У тебя посетители, Алексей? Кто это? – Дмитрий Горов держал пакет с бутербродами для Воронцова. Из-под мышки у него торчали горлышки двух пивных бутылок.

– Американец... наш друг. Человек, у которого есть веские основания находиться здесь. Те самые наркотики, которые убили твою дочь, повинны и в гибели его сестры. Возможно, не через иглу, но связь такая же прямая.

Лицо Дмитрия, затуманившееся было от воспоминаний, сразу же приобрело заговорщицкое выражение.

– Это случайно не тот американец, которого ты приглашал к себе домой? Дипломат?

– Да.

– Чего он хочет?

– Думаю, он хочет убить Тургенева.

Воцарилась неловкая гнетущая тишина. Единственным звуком было участившееся тяжелое дыхание Дмитрия.

Знание русского языка быстро возвращалось к Локу, как нечто давно забытое, но родное. В московском аэропорту он сбивался на простых фразах. Теперь, когда все мосты за его спиной были сожжены, он странным, но почему-то успокаивающим образом стал почти таким же русским, как эти двое. Он как будто снова изменил свою личность.

– И он хочет, чтобы мы помогли ему в этом, дружище, – наконец сказал Воронцов. – Нам самим пришлось признать, что Тургенев – главная спица в колесе.

Дмитрий хмурился и кивал. Его рука с бутербродом, протянутым Воронцову, неопределенно замерла на полпути.

– Дело гораздо крупнее, чем мы могли себе представить...

– А тебе не кажется, Алексей, что ты слишком доверяешь американцу, который успел лишь войти и поздороваться?

– Послушайте... – начал Лок, но Воронцов перебил его:

– У нас нет времени на объяснения, Дмитрий. Уже слишком поздно.

Дверь снова открылась, и все повернулись к ней. К своему изумлению, Лок увидел доктора Шнейдера.

– Дэйв? Дэвид Шнейдер?

Он поднялся со стула. Выражение недоверия на лицах обоих русских поразило его еще больше, чем неожиданная встреча.

– Джон? Что ты...

Каким-то шестым чувством Лок угадал, что все изменилось и Шнейдер опасается его точно так же, как русские не доверяют Шнейдеру и встревожены тем, что он видел Лока в их обществе.

Лок и Шнейдер обменялись рукопожатием. Воронцов крепко сжал рукоять пистолета. Предохранитель был по-прежнему сдвинут в боевое положение. Конечно, поднимется шум, но при необходимости он застрелит Шнейдера... если Лок перестанет закрывать линию огня. Послышался писк сигнала, и Шнейдер вынул пейджер из кармана своего медицинского халата.

– Я вернусь через минуту, Джон. Тогда ты расскажешь мне, какого черта ты оказался здесь и к тому же в палате начальника местной полиции!

Дверь за ним закрылась.

– Быстрее, Дмитрий, убери Лока отсюда! Увези его к себе на дачу.

– Что? – Лок непонимающе уставился на Воронцова.

– Он играет в чужой команде, Лок. Шевелитесь! Кто с тобой в машине, Дмитрий?

– Голудин. А что?

– Заберите его с собой и сидите тихо, пока я не придумаю, как выбраться из этого дерьма. Двигайтесь! – Лок повернулся к Воронцову в тот момент, когда майор добавил: – Свяжись с Марфой или с Любиным, пусть приедут ко мне для охраны.

– Что здесь происходит? – спросил Лок.

– Я спасаю вам жизнь, мистер Лок. Удовлетворитесь этим.

Дмитрий уже стоял у двери и выглядывал в коридор.

– Теперь, когда Шнейдер видел вас, ГРУ и сам Тургенев узнают об этом через десять минут. Насколько я понимаю, их единственным решением будет прикончить вас на месте, – объяснил Воронцов.