Вне закона

Севостьянов не сразу узнал в ней инструкторшу райкома Кирееву. Да и она ничем не обнаружила давнего знакомства — в первое время самому Севостьянову было неясно, узнала ли она его через двенадцать лет.

Оказалось, узнала. Через месяц сама его нашла — явилась поздно вечером прямо на квартиру.

— Как живешь, стукач?

— О чем это вы?

— Брось притворяться. Привет тебе от Эдика Аракелова.

У Севостьянова внутри все оборвалось: внедрена! Дело завалит! Его погубит!..

— Не бойся. Мне на ваши игры наплевать. Я один раз жить собираюсь, другого не предвидится.

Баба оказалась не промах. Нет, она не спешила сообщить о его давних связях с органами Язону (что для Севостьянова означало бы смертный приговор — шеф не стал бы собирать доказательства того, что он давно не является сексотом). Поначалу ей нужно было не очень много — всего пара тысяч на карманные расходы. Эта женщина не очень-то рассчитывала на Язона и хотела оставаться самостоятельной, независимо от того, как пойдут дела у престарелого любовника. Севостьянов рад был отделаться от нее, уплатив за молчание пустяковую сумму, да не тут-то было: через неделю она появилась вновь. Сейчас ей не хватало десяти тысяч на «хонду». Еще через месяц Севостьянову пришлось купить ей квартиру в центре. Он платил, зная, что в случае разоблачения потеряет все. Аппетиты у дамочки, дважды успевшей поменять фамилию со времен своей комсомольской юности, были акульи, поборам не предвиделось конца.

Засветка некоторых каналов и потеря партии груза, организованные продажным Махровым, стали праздником на ее улице. Теперь достаточно было намека на прошлое Севостьянова, и Язон с полным для попечителей основанием устранил бы наступавшего на пятки заместителя. Эта комсомольская путана была отлично осведомлена о делах фирмы, а потому накануне сходки навестила Севостьянова в четвертый раз и потребовала открыть на ее имя счет в одном из скандинавских банков.

«Уж не у нее ли находится подписанная мною бумага о добровольном сотрудничестве с КГБ?» — осенило Севостьянова. В том, что она спала с Аракеловым, он и тогда не сомневался.

Перспектива проработать остаток жизни на любовницу шефа его не устраивала. Первой мыслью было — избавиться от нее навсегда, устранить физически. Для этого он располагал и опытом в подобных делах, и надежными исполнителями — взять того же Чалого. Вызывала опасения надменная уверенность, которой веяло от этой шлюхи. Что, если она располагает чем-то большим, нежели устные заверения в его причастности к органам? Тогда его достанут и после ее смерти. Кто-то за ней определенно стоял и наверняка в мире подпольного бизнеса значил больше Язона. Соваться же в воду, не зная броду, Севостьянов не привык. Среди заинтересованных в нем людей он снискал репутацию человека, способного не только выходить сухим из воды, но и извлекать выгоду из пиковых ситуаций. На том и стоял.

«Или вы уберете иуду, или я уберу всех вас. Вы меня знаете», — сказал Язон на совете. Ни у кого не возникало сомнения, что он приведет угрозу в исполнение и, если потребует дело, сумеет побороть в себе привязанность к тридцатипятилетней бабенке. Достаточно было зародить в нем сомнение, и он не станет выбирать средств для защиты своего бизнеса.

Севостьянов просчитал, что, как только имя его любовницы прозвучит в комнате с микрофоном, Язон наверняка станет ее проверять и пошлет за ней по пятам Барракуду. Догадывался ли он, что растет недовольство им самим, и если в этой ситуации слова Севостьянова подтвердятся, то Язона не спасет даже ее смерть?

А новое дело сумеет организовать только один человек — Алик Севостьянов.

В пять часов солнце почти опустилось за горизонт. Время сумерек для встречи он не предусматривал, но так получилось, и это отчасти было ему на руку. Севостьянов остановил «БМВ» на Березовой аллее, надел большие очки с чуть затемненными стеклами и поднял воротник плаща.

Как и договорились, Столетник поджидал его на скамейке в углу Ботанического сада у Сельскохозяйственной улицы. Севостьянов вычислил его сразу — по старательной и неумелой попытке сохранить невозмутимость. «То, что надо», — еще раз порадовался он своей прозорливости и подошел.

— Столетник?

Toт с излишней поспешностью поднялся навстречу и протянул руку.

— С кем имею? — спросил он вальяжно.

«Полный дурак, — удостоверился Севостьянов, не подавая руки. — Такой обнаружит себя в два счета».

— Вот фотография, — он отдал вырезанное из общего снимка на пикнике и увеличенное фото Светланы. — Запомните адрес: Лесная, дом 5, квартира 25. Связь по телефону.

— Кого спросить?

«Может, это у него юмор такой?» — подумал Севостьянов.

— Ивана Ивановича, разумеется, — ответил сквозь зубы. — Клиента интересует каждый ее шаг на протяжении трех суток.

Он сунул в протянутую руку заготовленные деньги и, не дожидаясь, пока этот идиот соблаговолит их пересчитать, быстрым шагом направился к машине. Несмотря на стопроцентную уверенность, что видит Столетника в первый и последний раз, давать себя рассматривать Севостьянов не собирался.

8

Стараясь держаться на расстоянии, при котором в любой момент можно шагнуть в темноту, Евгений отправился за ним.

Это время суток он не любил. Свет так свет, тьма так тьма. Как в человеческих отношениях, во всем нужна ясность. Высокомерие, с которым вел себя этот посланник загадочного клиента, было ничем не лучше нахальства того типа в кожаном пальто. Впрочем, каждая «шестерка» достойна своего «туза».

Евгений вышел за ограду, увидел, как от Березовой аллеи отчалил «БМВ». Пропустив его по Сельскохозяйственной, он перебежал на противоположную сторону и вскочил в «москвич», взятый напрокат у Каменева. «БМВ» направлялся по проспекту Мира в сторону Садового кольца. Евгений притормозил, пропустил «таврию» и, сохраняя дистанцию в одну машину, продолжил преследование. У Рижского вокзала «БМВ» свернул на Сущевку, пересек Ленинградский проспект. На Беговой его остановил инспектор ГАИ. Останавливаться здесь было нельзя, Евгений заехал во 2-й Боткинский и, развернувшись, стал ждать.

«Дорого бы я дал, чтобы оказаться на месте этого инспектора, — подумал он. — Остановил, прочитал фамилию, спросил, где живет, куда едет, — и вся информация в кармане…»

Набирая скорость, «БМВ» проехал перекресток. «Москвич» устремился за ним, благо опасаться было нечего — водителя в темноте салона не разглядеть. Море огней, сгустившийся поток машин на Хорошевском шоссе затрудняли движение. На Полежаевке Евгений едва не потерял объект — проскочил поворот, не перестроившись, но потом нахально развернулся на проспекте Жукова и поехал по 3-й Хорошевской.

«БМВ» остановился на нечетной стороне. Проезжая мимо, Евгений увидел, что его работодатель вышел из машины и запирает дверцу на ключ. «Либо домой, — решил Столетник, — либо на доклад к шефу». Проехав еще метров пятьдесят, загнал «москвич» правыми колесами на тротуар, как предписывала табличка под знаком, бегом пересек улицу и вошел в будку телефона-автомата. Отсюда хорошо просматривали весь фасад девятиэтажки. Он набрал номер «Ивана Ивановича», но телефон молчал. Когда, спустя три минуты, в одном из окон на седьмом этаже вспыхнул свет, позвонил снова.

«Слушаю», — раздался знакомый голос.

Евгений повесил трубку, перешел через улицу, посмотрел на табличку с номерами квартир над дверью парадного: «19–36». Получалось по две квартиры на этаже. «Кучеряво живет слуга, — подумал, — не иначе как в четырехкомнатной». Если нумерация возрастала слева направо, как обычно в таких домах, то, судя по расположению окон, владелец иномарки жил в 31-й. Он набрал код на домофоне — 0-31.

«Кто?» — спросил мужской голос. Похоже, тот самый.

По крайней мере, теперь был известен адрес «шестерки», а от него и до «туза» всего одна колода. Прижимаясь к стене, чтобы его не могли увидеть из окна, Евгений добежал до своей машины, сел за руль и стал ждать. «БМВ» остался у подъезда. «Не будет же он стоять здесь всю ночь?» — рассудил он.