Молчание золота

— Так вот, удалось установить убийцу.

Я поднял голову:

— Да? И кто это?

— Никогда не угадаешь. Дело в том, что в свое время Радоев вместе с Эмиром решили попробовать, как действует новый препарат на организм ребенка…

Темная ярость на мгновение затмила мне глаза… Я сжал кулаки и выговорил:

— Ребенка? Вы что же, хотите сказать, что в свое время Радоев и Русланов напичкали этой гадостью маленького Эркина, отчего тот и стал… скажем так, не совсем адекватным? Что мальчик достал где-то дозу препарата и, воспользовавшись переполохом в доме, который устроили мы сами, добавил отцу отравы в бассейн?

— Совершенно верно.

— И когда он рисовал Юнуса и Радоева на своей акварели, он уже знал, что убьет их? — говорил я. — Но разве то, что он решил убить отца именно в ту ночь, когда мы пожаловали к ним в дом, — не случайное совпадение, к тому же с весьма низким процентом вероятности? А ведь если бы Радоев остался жив, события могли развиваться совсем по другому сценарию, и неизвестно, чем бы еще кончилась эта история!

— Но психика ребенка, его логика — вещь трудно воспринимаемая нами, взрослыми. И все-таки позволю себе одно предположение. В смерти Юнуса и Радоева мог быть виновен ТЫ.

— Я?

— Ну да. Я так понял, этот Эркин довольно часто рисовал смерть своего отца и Юнуса, но никогда ему и в голову не приходило, что это можно осуществить на самом деле. А тут — ты. Избил Юнуса. Наглядно показал мальчику, что тот такой же простой смертный, как и он сам. Эркин и подумал: если сумел ты, почему не сможет он?.. Ну и — смог. Препарат у него был припасен. Так что доля случайности тут минимальна, как видишь. — Генерал Голубков тяжело вздохнул и, глянув в сторону, произнес: — Честно говоря, в этом деле немало темных мест, еще требующих прояснения, но лично на меня самое тягостное впечатление произвел именно этот мальчик, Эркин. Оказывается, он сам потом пришел к следователям и рассказал о том, что убил отца и его охранника. При этом он улыбался и показывал свои рисунки. Мне кажется, уже за одно это Радоев заслуживал самой худшей участи. Как и вся эта банда уродов, прикрываемая сверху.

— Да, кстати о прикрытии. Эмир говорил, что у него наверху покровители, от которых не поздоровится не только мне, но и моему непосредственному начальству. А когда Артист с Боцманом вели его в подвал, чтобы освобождать наших ребят, он даже ляпнул что-то о том, что из-за его персоны могут осложниться отношения между нашими странами.

— Вообще-то о покровителях такого уровня вслух обычно не говорят, — послышался голос от двери, и я увидел вошедшего генерала Нифонтова, — потому что своим человеком в спецслужбах Узбекистана у Эмира был не кто иной, как сам генерал Курбанов, шеф госбезопасности страны. Понимаете? Курбанов и стал тем источником, из которого Густери почерпнул информацию о готовящейся операции по его устранению. Курбанова вовремя прихватили, и именно от него нашим узбекским коллегам удалось узнать, что Густери скоро должен быть в Самарканде. Сроки назывались довольно точные,

— Ничего себе, — произнес я, — значит, Эмир имел дело не с кем-нибудь, а С самим… Да, неудивительно, что он ничего не боялся!

— Курбанова раскрыли в марте, но дело было представлено так, будто он ушел в отпуск. Да и официальный Ташкент никогда бы не допустил огласки такого щекотливого дела: еще бы, сам глава такой спецслужбы страны имеет отношение к международной торговле наркотиками. Конечно же ни Густери, ни Эмир ничего не знали о том, что Курбанов раскрыт.

— Между прочим, я тоже ни о чем подобном не слышал, — сказал я.

— Да тебе и не нужна была такая информация, Сережа, — сказал Нифонтов. — Каждый должен работать в своей сфере, на своем поприще. Или тебя не впечатлил пример Ламбера, который ведь мог стать отличным археологом, специалистом мирового уровня, а стал… Боюсь, теперь у него уже никогда и ничего не выйдет…

Я помолчал и отозвался негромко:

— Честно говоря, не хочу слышать о нем ничего такого. Хотя Ламбер и жив, лучше о нем как о мертвом: либо хорошо, либо ничего…