Холодное солнце

Колонна пересекала русла ручьев и рек, взбираясь на склоны и спускаясь в распадки. Порой над сопками пролетали утки. Чайки, вися над колонной против солнца, протяжно и тревожно кричали опьяневшим от счастья людям.

В колонне шли все, даже те, кто еще вчера не вставал. Свобода вновь делала из этого бесчувственного зверья людей, слой за слоем снимая с их душ грубую коросту. Свобода удваивала их силы, но одновременно и притупляла чувство реальности.

Позади колонны лениво полз вездеход, неся на броне троих вооруженных охранников. Нет, провожатые рабам были не нужны. Они и без этого конвоя гораздо раньше срока должны были дойти до океана. У каждого из них был с собой рудный мешок с сухим пайком. Но есть не хотелось. Хотелось бежать, лететь к океану.

Майор шел последним, положив на плечо руку корейца, исходящего мелким потом. Кореец, похоже, был серьезно болен. Возможно, и он тоже участвовал в заговоре против Богданова, но майор не помнил зла…

Они шли уже пятнадцать часов.

Штрафники отказывались от привала, боясь, что не догонят основную колонну и судно уйдет к Материку без них. Богданов отстал от колонны и шел вровень с вездеходом, неся на плечах бредящего корейца. Майор выбивался из сил, но не желал бросать человека.

Сопровождающие, посмеиваясь, поглядывали на майора, гадая, сколько еще протянет этот упрямец с «пассажиром» на шее. Богданов ни о чем не просил охранников, и это их и веселило, и раздражало.

– Эй, парень! – крикнул охранник Богданову. – Что героя из себя корчишь? Брось ты эту падаль!

Охранники засмеялись. Не реагируя на насмешки, Богданов упорно шел вперед. Он давно выбросил свой мешок с сухим пайком. Этот кореец на его плечах становился все тяжелее. Теперь он был словно налит свинцом.

Особенно тяжело Богданову давались подъемы, когда сердце трепетало где-то под горлом, а на лбу и шее вздувались синие жилы. Он уже и сам был не рад, что взвалил на себя этого парня. Но все произошло как-то само собой, по привычке, а майор не привык идти на попятный.

Кто-то сдернул с его плеча корейца. Тяжело дыша, Богданов обернулся. Охранники легко, как старое пальто, бросили доходягу на броню.

– Ну, что стоишь? Залезай к нам. Немного прокатишься!

– Нет, – мотнул головой майор. – Сам пойду.

– Садись, милый, не ломайся! А то ведь нам придется тащить тебя на веревке! Или пристрелить…

– А какая вам разница, дойду я или нет? Блюм дал вольную, и теперь я, может, в тундре остаться желаю?

– Мы мясо по списку должны на берег доставить, а там хоть в тундру, хоть на Луну. Наша служба только до причала!

Бармин поднялся по железной лесенке и вылез из колодца бомбоубежища на заросший кустарником склон. Следом вылез сутулый. Молодой уже ждал их.

Сутулый в черном пальто, с шелковым шарфом на горле выглядел важным господином. На голове у него была шляпа. Молодой прятал руки в карманах замшевой куртки. Зато Бармин смахивал на бродягу.

– Иди поймай мотор! – сказал сутулый Бармину. – Дима, дай ему свою куртку. Только не надо от нас бегать, ладно? – он выразительно посмотрел на Бармина и опустил глаза себе на живот: где-то там, за поясом, покоился пистолет. – Вот деньги. Сразу все зарядишь шефу, чтоб не ломался. Он не откажется. Скажешь, в центр!

Поменявшись с Димой куртками, Бармин пошел к освещенному проспекту, чувствуя на спине взгляд сутулого.

Он догадывался, с кем имеет дело. Но что именно задумали эти люди? Ограбление? Возможно. Но возможно и…

Бармин подумал о том, что ничто в его жизни так и не изменилось. За тысячи километров от Объекта он снова попал в зверинец, где людская жизнь ничего не стоила. Казалось, раковая опухоль злобы разрослась на всю шестую часть Земли, сделав мир невыносимым -для живой души. Бармин разучился убивать, и, значит, даже малого места ему в этом мире не осталось…

Автомобиль притормозил около Бармина. Таксист недоверчиво посмотрел на дешевого клиента и сморщился. Он включил передачу, чтобы уехать, но Бармин вытащил из кармана деньги и, разложив купюры веером, приклеил их к боковому стеклу. Глаза таксиста пробежали по купюрам и слегка округлились. Таксист поспешно открыл дверь.

– В центр. И осторожней, пожалуйста! – сказал Бармин, садясь рядом с водителем. Сутулый с Димой молча сели сзади.

– Куда именно? – таксист занервничал, пытаясь в зеркало поймать глаза сидевших сзади клиентов.

– Прямо! – сказал Дима.

– Как прямо? – удивился шофер. – Центр в другой стороне!

– Ну так поменяйся с соседом местами и веди себя тихо! – сутулый для убедительности приставил пистолет к уху таксиста.

– Так и знал! – по-бабьи воскликнул таксист и испуганно посмотрел на Бармина. – Ребята, я ничего не видел и не слышал. Хотите, выйду?

– Выйдешь, но позже. Гони, Иваныч! У нас времени в обрез!..

Минут через двадцать они остановились среди леса.

– Выходи! – коротко сказал водителю сутулый.

– Ребята, а может, не надо? Я правда ничего не видел! – взмолился водитель.

– Выходи, выходи. Не бойся. Разомнешься на свежем воздухе. Только не ходи в ментовку, не надо! – сказал Дима и, пересев на освободившееся впереди место, закрыл дверь.

Оставив таксиста на обочине проселочной дороги, «Волга» помчалась в город. Сидевший за рулем Бармин был рад, что таксиста не тронули.

– Иваныч, будешь слушать мои команды, – миролюбиво улыбаясь, начал Дима. – Поедем шхерами, так надежней…

Они крутились где-то в центре города.

– Куда дальше-то? – спросил Бармин.

– Приехали. Видишь лампочки? Ресторан «Континент».

Около ресторана были припаркованы дорогие иномарки.

– Давай к этим, – Дима весело посмотрел на Бармина и подмигнул. – Только ползком!

– Которые?

– «Мерседес» и джип. Еще тише… Вот так! Сможешь проехать в полуметре от них?

Бармин направил «Волгу» по касательной к иномаркам. «Мерседес» был пуст, а в джипе, откинувшись на сиденье, спал водитель.

Когда «Волга» поравнялась с джипом, сутулый прохрипел:

– Тормози!

Дима проворно сполз на коврик, открыл дверь и высунулся из автомобиля. Сутулый привстал, следя за его манипуляциями. «Волга» по инерции проползла мимо «мерседеса».

– Готово! – сказал Дима сутулому. – Даже если сработает только на пятьдесят процентов, им хватит. Ну, Алексей Иванович, половину суммы ты уже отработал! Теперь как-нибудь развернись и зайди этому «мерсу» в тыл. Только без суеты, а то быки что-нибудь заподозрят!

– Завалить кого-то хотите? – прервал молчание Бармин.

– Ну, Иваныч, до тебя доходит, как до динозавра! Ты что же думал, мы пушкой орехи колоть будем? – нервно засмеялся Дима, и Бармин отметил про себя, что этот парень вызывает у него невольную симпатию.

– Кончайте базар! – прохрипел сутулый.

В этот момент дверь с мигающими по периметру разноцветными лампочками отворилась, и на улицу вывалилась теплая компания расхристанных господ и молодых длинноногих женщин.

Сутулый горячо задышал в затылок Бармину и привстал, вглядываясь в лица вышедших на улицу. Бармин съежился.

– Ложная тревога, Владимирыч. Успокойся! Ну, хочешь, я это сделаю? – Дима ласково посмотрел на сутулого, зябко кутавшегося в просторное пальто. – Я смогу!

– Это не твое дело, сынок, – ответил сутулый и вдруг мучительно закашлялся.

Дверь с лампочками вновь открылась, и на пороге показался усатый мужчина в смокинге и с бабочкой. Полусогнув массивный корпус, он придержал дверь, и на крыльцо вышел высокий парень в кожаной куртке, с сотовым телефоном в руке. Озираясь и при этом деревянно поворачиваясь всем корпусом, он направлялся к «мерседесу». За ним следовал молодой мужчина лет тридцати, гордо несущий на тонкой подростковой шее большую голову с черными блестящими волосами, зачесанными назад. Большеголовый был в черном пальто, распахнутом на груди, матово отливающем костюме и белой рубашке с галстуком. Он шел немного враскачку, как ходят слишком грузные люди или спортсмены. Надменно искривив рот и сверкая маслинами глаз, он что-то громко говорил молоденькой спутнице – почти девочке – в нелепо коротком платье и туфлях на чудовищных каблуках, с обожанием смотревшей на него сбоку.