Операция «Тень»

По обе стороны дороги пролетали изумительные швейцарские пейзажи, ставшие еще восхитительнее от выпавшего снега, но барон Эстерхэйзи не смотрел в окно. Он хмуро затягивался сигаретой, пепел сыпался на рукав пиджака безумно дорогого серого костюма, сшитого в Париже его личным портным.

– Что ты решил насчет покупки греческого острова, Франц? – мелодичный голос Марианны вытащил барона из глубин мрачных раздумий. – Я говорила с премьер-министром по телефону. Греческое правительство не против, и цена приемлемая.

Эстерхэйзи с трудом сообразил, о чем идет речь.

– Ах, это… Скорее всего нет. Это плохое капиталовложение.

– Капиталовложение! – возмутилась Марианна. – Кто здесь говорит о капиталовложениях! Это просто транжирство, но я уже пять лет выпрашиваю у тебя остров. Мы можем позволить себе выбросить немного денег на ветер.

– Зачем? – рассеянно отозвался барон.

– Я построю там парк развлечении для избранных, – не унималась Марианна фантастическую страну грез. Как по-твоему, в какой обстановке легче воздействовать на твердолобых ослов из всевозможных правительств, сенатов и комиссий? В твоем угрюмом кабинете или…

Барон заинтересованно посмотрел на Марианну, в углах его глаз проявились морщинки – спутники знаменитой усмешки. Транжирство? Да нет, Марианна не выбросит на ветер и цента. Пожалуй, она права, это следует обдумать.

– Мы еще вернемся к этому, – бросил Эстерхэйзи, зажигая вторую сигарету.

– Ты слишком много куришь, – Марианна открыла бар. – Выпей-ка лучше шартреза.

– К черту шартрез, – рассердился барон. – Если на то пошло, налей коньяку.

Он взял шаровидный хрупкий бокал, но сигарету не потушил. Мысли его вновь возвратились к Эммету Уинвуду – человеку, о котором он неотступно думал все последние дни, часы и минуты. Кто он такой на самом деле? Коррумпированная личность без всяких моральных правил? Идейный попутчик нацистов?

Полезный агент влияния в ЦРУ или…

«Или» не давало покоя барону Эстерхэйзи. Слишком многое стало известным Уинвуду. Этот человек превратился в проблему. Проблемы необходимо решать, но решать таким образом, чтобы при этом не создавать новых… Нужен безупречный вариант, и у барона Эстерхэйзи кое-что припасено.

– Когда мы прибудем в замок, Франц? – спросила Марианна, взглянув на украшейные бриллиантами часики.

Эстерхэйзи развернул карту.

– При нашей скорости… Часа через два, два с половиной…

– Так прикажи ехать быстрее!

Барон указал за окно, на валяющуюся на обочине перевернутую машину.

– Вон тот молодой человек как раз ехал быстрее.

Марианна поежилась и тут же оставила тему скорости.

– Франц, Везенхалле – это подлинно старинный замок? Я не нашла его в справочниках.

– Что? Не знаю. Приедем, увидим.

– Вряд ли там найдется что-нибудь интересное для меня, – вздохнула Марианна. Ни один крупный каталог не сообщает о значительных произведениях искусства, хранящихся в замке Везенхалле.

– Ты едешь туда не работать. Надеюсь, мы весело проведем Рождество.

Барон Эстерхэйзи произнес эти слова далеко не безмятежным тоном, поскольку мало верил в такую перспективу.

8

Частный самолет, принадлежащий графу Огдену Лэдцери, приземлился в Цюрихе в 8.45 утра. До самой посадки Лэддери читал, и не биржевые сводки в газетах, а «Мир как воля и представление» Шопенгауэра. Лишь когда колеса шасси коснулись полосы, Огден Лэддери выбрался из метафизически-идеалистических дебрей.

Граф Лэддери вовсе не был чудаком, человеком не от мира сего. Будь он таковым, вряд ли сумел бы сколотить одно из крупнейших в Европе состояний. Просто он привык, сталкиваясь с новым для себя явлением, докапываться до самых корней и уж тогда определять свое к нему отношение. Идеология, лежащая в основе современного нацистского движения, была для Лэддери явлением новым. И хотя отнюдь не Шопенгауэр, а голый финансовый расчет в конце концов решит для Лэддери, стоит ли ему поддержать движение или отойти в сторону, обратиться к первоисточнику не мешает.

Накануне Рождества Огдену Лэддери исполнилось пятьдесят лет. Потомственный аристократ, ярко выраженный южанин с черными бровями, карими глазами и хищным носом, он родился в обедневшей семье и вынужден был начинать карьеру с нуля. На первых порах помог титул, открывший молодому графу двери лучших домов. Но один титул без денег ничего не стоил, а деньги графу приходилось добывать самостоятельно. И он добыл их – столько, что теперь главной проблемой стало не где их взять, а куда их деть. Что ж, возможно, перед ним вырисовывается панорама неплохих инвестиций. Но до принятия решения еще очень далеко. Смотреть, думать, анализировать, взвешивать десятки раз.

Если Огден Лэддери ждал встречи в Везенхалле без особых радужных надежд, то совсем иные чувства и настроения владели графиней Рамоной Лэддери.

Еще немного времени – и она увидит Эммета Уинвуда.

Они встретились в Ницце три года назад, и это был самый потрясающий уикэнд из всех когда-либо проведенных ею в жизни. Эммет Уинвуд не блистал ни красотой, ни остроумием, но в нем было столько обаяния и внутренней силы, что только гранитный обелиск устоял бы перед ним. Графиня Рамона (до замужества – танцовщица из Буэнос-Айреса Рамона Санчес) проявила значительно больше эмоций, нежели упомянутый обелиск. Она иногда думала: знает ли об этом Огден?.. Или хотя бы догадывается? Тогда он тоже был в Ницце и казался настолько поглощенным делами, связанными с приобретением отелей на Лазурном берегу, что Рамона чувствовала себя в безопасности. Но позже, когда схлынула эйфория бурного романа, графиня Лэддери оценила положение хладнокровнее.

Огден не из тех людей, которые закатывают истерики и гоняются за изменницами с кухонным ножом. Он обладает незаурядной выдержкой, и, если находит нужным скрывать свою осведомленность, ответный удар может оказаться страшным…

Глядя на мужа, с головой ушедшего в философские выкладки Шопенгауэра, темноволосая красавица Рамона размышляла о том, как мало, в сущности, его знает. Она и представить себе не могла, как этот человек отреагировал бы на ее стороннее увлечение. Допустим, кто-то рассказал ему… И что же? Огден с равным успехом мог снисходительно рассмеяться… Раздраженно отмахнуться – мол, ерунда это, у меня есть дела поважнее…

Но мог и затаить обиду, вынашивая ужасные планы мести за оскорбление.

Самолет остановился на полосе. Подали трап, и тут же к нему подкатил темно-красный «Инфинити-»345". Рамона поправила прическу, разгладила ладонью несуществующие складки на облегающем черном платье. Ей следовало бы носить что-то посвободнее: фигура начинала расплываться, не в силах противостоять напору кулинарных излишеств.

Огден прошел в пилотскую кабину, перебросился несколькими словами с летчиками и вернулся в салон. Путь под открытым небом предстоял недальний – только спуститься по трапу в машину, – но граф Лэддери с помощью слуги надел пальто и шляпу, а Рамона накинула на плечи пушистую шубку. Проходя мимо зеркала, она с неудовольствием отметила, что прошедшие три года не украсили ее…

Впрочем, не чересчур ли она придирчива? Интересно, к какому выводу на этот счет придет Эммет Уинвуд…

9

– Еще водки со льдом, пожалуйста.

Бармен учтиво подал Берковскому рюмку. Здесь, на высоте десяти тысяч метров над уровнем моря, в баре рейсового «Боинга» авиакомпании «Люфтганза», следующего из Москвы в Берлин, Владимир Андреевич позволил себе немного расслабиться. Ведь впереди пересадка на самолет «Свисс эйрлайнз», полет из Берлина в Берн… Будет время восстановить форму.

Экран телевизора над стойкой бара расцветал романтическими видеоклипами Энни Леннокс, которая негромко пела что-то о том, как хорошо быть молодой и прекрасной. Берковский потягивал крохотную, далеко не русскую дозу водки, косился на певицу, но едва ли внимал ее откровениям. Владимир Андреевич попал в сложный переплет, и отрешиться от мыслей о критическом вираже никак не получалось.