Сплетающие сеть

Выслушав меня, Зосима сумрачно кивнул. Лицо Пал Палыча осталось бесстрастным. По-моему, за две недели, проведенные в лесах, он вообще утратил способность бояться за свою жизнь. Что касается Каролины, то она была в смятении. Собственно, как и положено истинной женщине, у которой всегда семь пятниц на неделе.

Спустя две-три минуты мы уже были в пути. Впереди я поставил Пал Палыча, который держал лук постоянно наготове, – вдруг попадется какая-нибудь дичь. Сам я шел позади с толстой палкой в руках – со своим единственным, и, как я понимал, совершенно бесполезным оружием.

На небе не было ни облачка. День обещался быть ясным и солнечным.

Глава 35

Мы шли большей частью не по самой дороге, а подле нее. Благо она лежала в неглубокой долине, дно которой представляло собой более-менее плоскую, прихотливо извивающуюся, ленту. Я решил, что выходить на открытое место, когда за нами погоня, – а в этом никто из моей команды не сомневался, – было чистым безумием.

Вдоль дороги высились деревья, но уже не вековые, а молодая поросль. Когда-то здесь производились лесозаготовки, о чем напоминали печальные почерневшие пни, усыпанные шляпками поганок.

Идти по редколесью было легко. Но теперь нашу группу возглавлял я. Нам пришлось отпустить Пал Палыча в свободный поиск, потому что, как заявил Зосима, к дороге дичь обычно приближается редко, а на ужин мы не имели ни крошки.

До обеда нас никто не беспокоил. Дорога была пустынной, небо казалось бездонным и чистым, а обмелевшая речушка, успокаивающе журчащая рядом с дорогой, рассыпала по прибрежным зарослям мириады алмазных блесток. Лишь один раз по дороге проехал целый кортеж из микроавтобусов, возглавляемый "джипом".

Мы шли споро, но осторожно. Сначала я всматривался и вслушивался при полной неподвижности своей команды, затем совершал стремительный бросок вперед, держась в тени деревьев, снова слушал знойную летнюю тишину, и только когда убеждался, что впереди все спокойно, давал отмашку Зосиме и Каролине.

Они в свою очередь тоже старались не шуметь и тщательно маскировались.

Весь превратившийся в комок нервов и слуховых окончаний, я несколько раз слышал гул легкомоторного самолета. Но он летал на достаточно большой высоте, и я успокоился.

К полудню мы покинули холмистый массив Кадьи. Выветрившийся песчаник, из которого в основном состояла возвышенность, уступил место черной, как уголь, земле. Она была пропитана водой словно губка.

Мы снова передвигались по болотистой местности, поросшей редколесьем.

Присоединившийся к нам Пал Палыч совсем замкнулся. Он был раздосадован, так как сумел подстрелить всего лишь двух рябчиков. Но на болоте было немало грибов, растущих на сухих местах и взгорках, и мы набили ими полные карманы.

И тем не менее, несмотря на царившую вокруг тишь и благодать, на душе у меня кошки скребли. Я был уверен, что нас так просто не отпустят.

Они вышли на наш след, когда меня начал доставать просто зверский голод. По этому признаку я определил, что сейчас третий час пополудни. Обычно в это время я обедал, и теперь желудок требовала своего, устраивая забастовки, сопровождающиеся спазмами.

Чтобы успокоить пищеварительную систему, мне пришлось есть лебеду. Правда, сначала я наткнулся на марь – растение, которой трудно отличить от лебеды. Я понял, что ошибся, только тогда, когда разжевал серовато-зеленый с мучнистым налетом лист. У него был запах тухлой селедки. Я едва не вырвал, хотя марь тоже съедобна.

Однако голод все-таки победил, и я уже согласен был на марь, но к тому времени мне попалась лебеда. По вкусу она напоминала шпинат.

Я жевал аппетитно, с хрустом, – как заяц капусту – и все равно друзья по несчастью отнеслись к моему начинанию довольно прохладно. И Каролина, и Зосима с вожделением поглядывали на рябчиков, которые нес Пал Палыч.

Но до ужина еще было очень далеко, и они принялись за грибы. Я только вздыхал, глядя на их изможденные лица. И предупреждал, чтобы сильно не увлекались, потому что грибы очень тяжелы для желудка, тем более – пустого.

Только Пал Палыч переносил испытание голодом с удивительным стоицизмом. Он словно закаменел. Его выдержке и выносливости можно было позавидовать. У меня все время теплилось подозрение, что он всетаки не в себе…

Сначала появился вертолет. Он летел очень тихо и вынырнул из-за верхушек деревьев так стремительно, что нам ничего иного не оставалось, как просто упасть на землю и притвориться болотными кочками.

Не знаю, заметили нас или нет, но проклятая стрекоза кружила над нами минут пять. А затем улетела в сторону Кадьи.

Я посмотрел ей вслед. Да, это была та самая машина, что пряталась под маскировочной сетью на плацу.

Импортная, скорее всего, французского производства. Мне уже приходилось видеть такие элегантные штуковины. Они стоили недешево.

– Туда! – указал я вглубь болот. – И побыстрее. Слушайте воздух и смотрите во все глаза. Бегом!

Мы помчались из последних сил, – чтобы убраться подальше от дороги. Никто не промолвил ни слова. Все давно научились подчиняться без лишних прений. Беда – хороший учитель и воспитатель.

Дальнейшее превратилось в сплошной кошмар. Спустя какое-то время снова прилетел вертолет-разведчик – тот самый, французский. А затем появился еще один, уже наш, цвета хаки, в отличие от заграничного – белого с красными и синими полосами по борту.

Они жужжали над нашими головами как шершни. Мы и в кусты прятались, и под коряги, и к древесным стволам прижимались, но "вертушки" не отставали. Точно определить, где мы находимся, они не могли, но район поиска был определен с потрясающей точностью. Значит, эта буржуазная сволочь все-таки высмотрела нас своими стрекозьими глазищами, когда прилетала первый раз. Бля!..

Я был зол как сто чертей. Лопухнуться на мякине! Нужно было не лебеду жрать, а небо слушать… олух царя небесного! Голод сыграл со мной злую шутку.

А где были остальные!? Хороший вопрос, Иво Арсеньев. И главное, своевременный. Командир отвечает за все, дружище. Или ты забыл прописную армейскую истину? Виноват – получи. И нечего на других кивать.

Наконец вертолеты улетели. Наверное, горючее было на исходе. Мы воспрянули духом и побежали дальше.

Хотя наше передвижение по болотистой местности скорее напоминало хоровод дистрофиков, нежели полноценный бег.

Увы, не долго музыка играла. Не прошло и часа, как позади раздался приглушенный расстоянием собачий лай. Мы с Зосимой переглянулись. Он печально кивнул и промолчал.

А что говорить? Козе понятно, что по нашему следу идут ищейки. Наверное, их доставили на Кадью в тех микроавтобусах, что мы видели около полудня. А может, псы несли службу на объекте. Какая разница.

Главное заключалось в другом: от собачьей своры не спрячешься.

– Ручей, речка… – где?! – выкрикнул я, переводя дух. – В какую сторону, Зосима?

Спрятать следы в воде – это был наш единственный шанс. Очень слабый, почти призрачный, – но шанс.

– Туда, – не очень уверенно показал Зосима.

Дискутировать было недосуг, и мы побежали в направлении, указанном Зосимой.

Погоня настигала. Нам уже были слышны голоса преследователей. Псы, чуя свежий, горячий след, бесились, подвывая от злобы.

А больших водоемов все не было и не было. Нам встречались только мелкие бочажки и крохотные линзы восхитительно чистой воды, образованные бьющими из больших глубин ключами.

Мне хотелось плюнуть на все, припасть к ним, и пить, пить, пить, наслаждаясь холодной, до ломоты в зубах, живительной влагой. Жажда буквально сжигала меня изнутри. Но еще больше меня жгло чувство собственной беспомощности.

Эх, если бы я имел хороший нож! И чтобы за моей спиной не маячили прилипалы – бестолковые и беспомощные в таких ситуациях. Я имел ввиду Зосиму и Каролину.

Пал Палыч мог быть полезен. Но только в качестве живца, как это жестоко не звучит. Он был для меня никто, ничто и звать никак, однако мог отвлечь на себя какое-то количество преследователей. И не более того. Мне бы этого хватило.