Глаз ведьмы

Сергей чертыхнулся — надо же, растяпа, не успел перехватить ее, когда она бежала к машине, а теперь лови ветра — и бросился к «жигулям». Прыгнул за руль и погнал с места в карьер, боясь потерять из вида красную «ладу». Какая непростительная глупость упустить Полину! С другой стороны, отчего она сегодня себя так повела, ведь он ничем не дал ей повода к этому? Неужели у нее начинается обострение болезни, о котором говорил ее родственничек? Знать бы еще, какая у прелестницы болезнь? Хотя, зачем ему знать, как называется эта болезнь. Не все ли равно, если человек уже болен, а он не врач-психиатр и ничем не сумеет помочь, кроме того, что он умеет делать? Но вряд ли его знания и умения пригодятся, особенно если он и дальше будет разевать варежку.

«Лада» выскочила на Садовое кольцо и понеслась к Центру, туда, где на огромных цепях висел Крымский мост. За ним парк, где они вчера так и не покатались на карусели. Кто знает, может быть, и к лучшему?

Сегодня, как и позавчера, Сергей попытался плотнее прижаться к машине Полины, не отпускать ее далеко и вместе проскакивать все перекрестки. Проехав мост, «лада» свернула к Октябрьской площади, где все еще стоял огромный памятник Ленину и стесанным белым клыком высилось здание МВД, обнесенное высокой кованой решеткой. Остряки шутили — это чтобы последние умные менты не разбежались. Однако сейчас Серову было, не до шуток.

Полина вела автомобиль нервно, рывками увеличивая скорость и постоянно рискуя в кого-нибудь воткнуться бампером или подставить свой багажник, поскольку, немного увеличив скорость, она почти тут же сбрасывала ее, словно пугаясь собственной смелости. Выехав на площадь, она повернула на проспект и помчалась к памятнику первому космонавту.

«Куда ее несет? — недоумевал Сергей. — Опять за город?»

Однако на площади Гагарина «лада» пошла на разворот и дальше гонки продолжались по Профсоюзной. Серов чувствовал, как взмокла от напряжения рубаха на спине, и испугался: лишь бы опять его не прихватил странный припадок, когда он переставал что-либо понимать и помнить, а будто завзятый алконавт действовал на «автопилоте». Потреплет ему нервы милая девушка, ох потреплет, а Генка считает, что Серову деньги чуть ли не даром валятся с неба. Дурак, право слово, дурак!

Не доезжая Калужской, «лада» повернула направо и завиляла между до тошноты одинаковых пятиэтажек. Наконец она остановилась, и женщина вышла. Захлопнула дверцу, нажала кнопку включения сигнализации на брелоке и вошла в подъезд. Сергей немедленно припарковался рядом, торопливо запер машину и кинулся за Полиной — благо, лифта в таких домах не бывает, а по лестнице, да еще на высоких каблуках ей от него не убежать. Если, конечно, ее не ждут в одной из квартир. Не дай бог!

Поднимаясь сразу через две-три ступеньки, он нутром почуял — его худшие опасения не лишены оснований, — а когда увидел, как Полина отпирает дверь, понял, что между ними может оказаться трудно преодолимая преграда. Серов в два прыжка миновал лестничный пролет и попытался схватить Полину за руки.

Она отпихнула его и неумело, зато больно ударила кулачком с зажатыми в нем ключами в грудь, но на такие мелочи Серов давно привык не обращать внимания. Вместе с ней, задыхаясь от жаркой близости ее тела, он втиснулся в крохотную прихожую, однако она сумела обмануть его и, пробежав по коридорчику — всего-то три шага, — закрылась в ванной. Там что-то цокнуло, потом послышался шум льющейся воды.

Сергей ногой захлопнул дверь и, услышав щелчок английского замка, быстро осмотрел квартиру. Достаточно беглого взгляда, чтобы понять — ни в единственной комнате, ни в тесной кухне нет никого, но хата явно жилая! Торшер, кресла, на диване лежит приличный плед, в углу маленький телевизор «самсунг», на кухне урчит холодильник.

— Полина! Открой! — Серов постучал в дверь ванной.

Вдруг явственно представилось, как она, сидя на краю ванной, кромсает себе запястья лезвием безопасной бритвы. Мурашки побежали по коже, под ложечкой замутило. Чего же он ждет, чего?!

— Полина! — заорал он и с такой силой рванул ручку двери, что защелка не выдержала и с хрустом сломалась.

Всю ванную комнату заполнял липкий пар. На кафельном полу валялись изящные ботиночки на высоком каблуке и куртка, а сверху лежал алый шарф. Черное и красное, красное и черное! Но где Полина?!

За мутной пластиковой занавеской шевельнулась тень. Сергей сорвал к чертям занавеску и застыл от ужаса — Полина, в рубашке и джинсах, стояла под душем, направив себе под левую грудь небольшой черный револьвер. Лицо ее было мертвенно бледным, глаза полузакрыты, намокшие волосы казались черными, словно по ним стекала не вода, а густая кровь.

Увидев, что курок револьвера взведен, Серов с быстротой молнии выбросил вперед руку и схватил оружие так, что его палец оказался между бойком и барабаном: теперь, чтобы произвести выстрел, нужно сломать ему палец или освободиться от его хватки, а он мог раздавить в кулаке сырую картофелину!

К его удивлению, Полина, почти не сопротивляясь, отдала оружие и только тихо стонала, когда он вытащил ее из ванны и на руках отнес в комнату. Сунув оружие в карман своей куртки, Сергей начал снимать с девушки насквозь промокшую одежду. И при этом испытывал только жалость и сострадание — и никакого вожделения.

Метнувшись в ванную, он сдернул с вешалки большую махровую простыню и начал растирать ею Полину, прижимая к груди податливое тело, начинавшее под его руками оживать, становиться упругим, наливаясь жизнью и силой.

Она открыла глаза, обвила его шею руками и прильнула к губам в долгом поцелуе. Он ощутил, как легко закружилась голова и все поплыло перед глазами: комната, обшарпанные стулья около стола, диван… Диван!

Он подхватил ее на руки, откинул в сторону плед, а она стала торопливо расстегивать на Сергее одежду, как в бреду приговаривая:

— Милый, милый!.. Мой, только мой!.. Скорее!

Сергей поцеловал ее в шею, потом в грудь и нашел губами сосок, сразу отвердевший от заполнявшего ее желания. Полина запустила ему под рубашку руки и пробежала острыми коготками по спине. Он почувствовал, что больше не может терпеть. Будь что будет!

Она обняла его бедрами, он гладил их, наслаждаясь шелковистой тонкой кожей, и глубоко вошел в нее, заставив Полину застонать от страсти. Она вся дрожала, как от озноба, и слегка укусила его за плечо. Каким-то краем сознания он отметил: она отдается так же безоглядно и самозабвенно, как это делала Лариска. Но тут же образ бывшей любовницы померк, его заслонила и стерла из памяти своими бурными ласками Полина, его Полина!

Как он мечтал о ней, как страдал и не смел даже надеяться, но нечто вдруг изменилось в Книге Судеб, и два человека нашли друг друга — пусть странным, извилистым и сумрачно запутанным путем, но нашли! Теперь он ни за что не хотел потерять столь неожиданно и счастливо обретенную любовь.

Сергей нежно поцеловал родинку над ее левой грудью. Дыхание женщины опять стало учащенным, а он не смог удержаться, да и зачем сдерживать себя? И все началось сначала. Когда они, утомленные буйством любви, лежали рядом, он, заботливо прикрыв пледом ее прекрасное тело, шепотом спросил:

— Ты можешь остаться?

— Остаться? — непонимающе посмотрела она на него. — Здесь?

— Ну, не в этой квартире. Я имею в виду нечто большее. Ты можешь не уезжать?

— Мы невольники судьбы, — с грустной улыбкой повторила она свои вчерашние слова и, перевернувшись на живот, нежно погладила кончиками пальцев его еще не зажившую бровь. — Если бы ты знал, как я мечтала положить руку на твою грудь, ощутить тебя, всего…

— Твоя мечта сбылась, — Серов поцеловал ее пальцы. — Сбудется ли моя? Ты останешься?

— Может быть, я и хотела бы, но потом вряд ли ты поблагодаришь меня за это.

— Почему?

— Я чувствую: ты многое видел в жизни и многое знаешь, но ты не можешь знать всего, — она прикрыла глаза, будто собираясь задремать. — Мудрость, вот что главное! Мудрость не только разума, но и сердца. Знаешь, как сказано в Библии: когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя от пути злого, от человека, говорящего ложь, от тех, которые оставляют стези прямые, чтобы ходить путями тьмы, от тех, которые радуются, делая зло.