Зона 7

Ноги Умника отставали от земли на целых двенадцать дюймов.

Он беспомощно сопротивлялся, пытаясь высвободиться из рук Голиафа, его раненная рука горела. Он нерешительно ударил Голиафа в лоб.

Громила, казалось, даже не заметил этого. Кулак Умника просто отскочил от черепа противника.

Голиаф довольно усмехнулся.

— Стальная пластина. Может, она и не сделала меня умней, но прочности прибавила.

Свободной рукой Голиаф поднял «Мэгхук», направив его на глаза Умника.

— А у тебя, солдатик? Насколько крепкий у тебя череп? Думаешь, этот маленький крюк сможет размозжить его? Что ты скажешь, если мы попробуем ...

Он прижал холодную магнитную головку «Мэгхука» прямо к носу Умника II.

Умник, удерживаемый за шею, обеими руками схватил «Мэгхук» и, несмотря на боль в раненной руке, толкнул его на Голиафа. «Мэгхук» поддался, но затем, к ужасу Умника, начал снова надвигаться на него. Голиаф не собирался проигрывать этот бой.

Вдруг неожиданно Умник понял, как ему поступить.

— А, что за черт, — проговорил он.

И тут он потянулся вперед, схватил «Мэгхук» и нажал пусковую кнопку с надписью "М", активизирующую магнитный заряд захватного крюка.

Реакция была мгновенная.

Огни на магнитной головке «Мэгхука» зажглись и теперь заряженная головка начала метаться в поисках металлической поверхности.

Она распознала стальную пластину во лбу Голиафа.

Мощнейшим ударом «Мэгхук» впился в огромную бровь гиганта. Он крепко зацепился, словно прилипнув к коже заключенного.

Голиаф гневно заорал, пытаясь оторвать «Мэгхук» ото лба, и в этот момент отпустил Умника.

Тяжело дыша, Умник II упал на пол и обхватил истекающую кровью руку с раной на бицепсе, пытаясь остановить кровь.

Голиаф кружился вокруг, как слабоумный, сражаясь с «Мэгхуком», впившемся в лицо.

Умник II держался на расстоянии, по крайней мере, до тех пор, пока борющийся Голиаф не встал спиной к стене. Тогда Умник выступил вперед, схватился за рукоятку «Мэгхук» здоровой рукой и беспощадно нажал на курок.

«Мэгхук» выстрелил молниеносно, и голова Голиафа откинулась назад — его шея вывернулась практически на девяносто градусов — череп размозжился о стену, образовав в бетоне кратер размером с бейсбольный мяч. Согласно третьему закону Ньютона, Умник II в свою очередь отскочил на несколько ярдов назад.

В любом случае дела его были намного лучше, чем у Голиафа. Гигантский заключенный теперь медленно сползал на пол, глаза его округлились от шока, череп треснул как яйцо, из раны сочилась отвратительная густая смесь из крови и мозгов.

В то время как Умник II сражался с Голиафом, оглушенная и неподвижная Джульетт пыталась дотянуться до своего пистолета, лежавшего недалеко от нее на полу.

Когда, наконец, ей это удалось, и она встала на ноги, Джульетт замерла на месте.

Он стоял в двадцати ярдах от нее, на другой стороне ангара. Сет Гримшоу.

— Теперь я вас вспомнил, — проговорил Гримшоу, выступая вперед.

Дженсон ничего не ответила, она лишь внимательно смотрела на него. Она увидела, что он все еще держит «ядерный футбол» ... и штурмовую винтовку Р-90, низко, одной рукой, нацелив на нее.

— Вы были в Бонавентур, когда я пытался уничтожить Его Величество, — сказал Гримшоу. — Вы одна из тех маленьких живучих ублюдков, которые считают, что прикрыть своим телом продажного президентишку в какой-то степени почетно.

Дженсон ничего не ответила.

У бедра она держала свой никелированный пистолет беретта.

Гримшоу направил винтовку на нее. Он улыбался.

— Попытайся и останови это, — он начал нажимать на курок Р-90.

Дженсон была абсолютно спокойна. У нее был один шанс, и она знала это. Как и все члены секретной службы, она была отличным стрелком. Гримшоу в свою очередь, как и большинство преступников, стрелял от бедра. Специалисты секретных служб проводили шкалу вероятности попадания при подобных выстрелах: по всей видимости, Гримшоу промахнется, по крайней мере, при первых трех выстрелах.

Учитывая время, которое ей потребуется на то, чтобы поднять свой пистолет, Дженсон должна была поразить его с первого выстрела.

— Не торопись, — говорила себе Дженсон. — Не торопись.

И когда Гримшоу нажал на курок, она подняла свой пистолет.

Она подняла его быстро, очень быстро и выстрелила... как раз в то самое время, когда Гримшоу сделал уже три выстрела.

Казалось, она промедлила.

Оба стрелка упали на спину — как в зеркальном отражении — в противоположных концах ангара, кровь одновременно брызнула из обоих тел.

Дженсон лежала на спине на блестящем полу ангара — быстро, но тяжело дыша, глядя в потолок — все ее левое плечо было в крови.

На противоположной стороне Гримшоу не двигался.

Совсем.

Он тихо лежал на спине.

Хотя Дженсон еще не знала об этом, но ее единственная пуля поразила Гримшоу прямо в переносицу, раздробив ее, образовав отвратительную кровавую дыру на его лице. Выходное отверстие пули на задней стороне головы было в два раза шире.

Сет Гримшоу был мертв.

И рядом с ним лежал «ядерный футбол».

Поезд мчался по железнодорожному туннелю.

Поговорив с президентом, Шофилд направился в кабину водителя. Они должны были прибыть на Зону 8 через несколько минут, и он хотел провести это короткое время в покое.

Раздвижная дверь в кабине водителя мягко распахнулась, и в кабину вошла Мать.

— Как ты? — спросила она, сев рядом с Шофилдом.

— Честно говоря, — произнес он, — когда я проснулся сегодня утром, я и не думал, что день выдастся таким.

— Страшила, почему ты ее не поцеловал? — неожиданно спросила Мать.

— Что? Кого не поцеловал?

— Лису. Когда ты пригласил ее на ужин и проводил домой. Почему ты ее не поцеловал?

Шофилд вздохнул.

— Ты никогда не научишься быть дипломатичной, Мать.

— Черт возьми. Если я сегодня умру, я, мать твою, не хочу умирать, ломая себе голову над тем, почему ты ее не поцеловал. Она же хотела, чтобы ты это сделал.

— Хотела? А, черт.

— Так почему?

— Потому что я ... — он замолчал. — Думаю, я испугался.

— Страшила. О чем, черт возьми, ты говоришь? Чего ты испугался? Девочка с ума по тебе сходит.

— Я тоже без ума от нее. Уже давно. Ты помнишь, когда она была зачислена в подразделение... как отборочный комитет устроил то барбекю на базе на Гавайях? Я понял уже тогда — как только увидел ее, — но решил, что я ее никогда не заинтересую, ну, вот с этим...

Он прикоснулся к двум шрамам, вертикально проходящим по его векам.

Он усмехнулся.

— На том ланче я мало говорил. Я даже думаю, она заметила, что в какой-то момент я просто уставился в пустоту. Знает ли она, что я тогда думал о ней.

— Страшила, — сказала Мать. — Мы оба знаем, что Лиса смотрит немного глубже твоих глаз.

— Это точно. Я знаю это, — сказал Шофилд. — Знаю. Но я не понимаю, о чем я думал на прошлой неделе. У нас наконец-то состоялось свидание. Мы так хорошо провели весь вечер. Все шло просто великолепно. И затем мы подошли к ее дверям и неожиданно... я не хотел все испортить, сделав неверный шаг... поэтому, я не знаю... думаю... думаю, я просто струсил.

Мать начала серьезно кивать головой и затем вдруг расхохоталась.

— Я рад, что тебе это кажется смешным, — сказал Шофилд.

Мать продолжала хохотать, похлопывая его по плечу.

— Страшила, знаешь, иногда приятно увидеть в тебе просто человека. Ты можешь спрыгнуть с ледяного обрыва и перелететь через гигантскую шахту лифта, но ты трусишь, когда нужно всего лишь поцеловать девушку. Ты великолепен.

— Спасибо, — сказал Шофилд.

Мать встала, собираясь уходить.

— Просто обещай мне, — мягко сказала она. — Когда в следующий раз увидишь Лису, поцелуй это чертову девчонку, сделай это!