Близнец Бешеного

Серафим наклонился над ней и долго, изучающим и внимательным взглядом, рассматривал её удивительно красивое лицо, волнующий изгиб губ, насмешливый, чуть вздёрнутый, носик, завораживающий овал лица и прекрасные зелёные глаза, которые, как бы тоже изучающе, но с удивительной нежностью, исследовали его лицо и пронизывали насквозь. В какой-то момент Серафиму показалось, что он тоже погружается в глубину этих глаз. Это ощущение было столь волнующе приятным, что «выныривать» совершенно не хотелось.

Словно магнитом притянутая, рука вновь потянулась к девушке. Захотелось прикоснуться к её бархатистой коже, ощутить её шелковистость и прохладу. И едва его пальцы прикоснулись к её животику, как Валентина вновь вздрогнула всем телом и тут же замерла в предвкушении чего-то неземного, неизведанного и прекрасного. Пальцы Серафима продолжали свои исследования, опускаясь все ниже и ниже.

Валентина лежала ни жива, ни мертва. И только её грудь, нервно вздымающаяся от частого дыхания, выдавала то, что творится внутри. Сердце стучало так быстро, так сильно, что на висках девушки набухли вены. Никогда до этого она не испытывала ничего подобного. Ощущения были двойственными: ей и до боли хотелось продолжения этих ласк, чтобы испытать неизведанное, запретное, и в то же время сильный страх подталкивал к тому, чтобы она одумалась. Ей даже захотелось оттолкнуть его руку, вскочить и бежать, бежать без оглядки.

Валентина никак не могла понять, отчего такое двойственное ощущение? Почему ТАКОЕ происходит с ней? Неужели все девочки чувствуют точно так же, как чувствует она? Боже, как Он смотрит! Какие у него чудные, удивительные глаза: синие-синие, как море, как небо в ясную погоду! Казалось, что смотреть в эти глаза можно вечно! Видеть и наслаждаться ими, окунуться в их синеву и больше никого и ничего не нужно!

«Господи, ещё мгновение и его пальцы прикоснуться ТАМ! — неожиданно промелькнуло в её голове, и она задышала ещё чаще. — Боже мой, ТАМ снова стало влажно… — Валентине захотелось закричать, — нет, не могу больше!»

Ей хотелось оттолкнуть его руку, но она одеревенела всем телом и не могла даже пошевелиться, и лишь её тело машинально приподнялось бёдрами навстречу к его руке, но как только его пальцы лишь слегка прикоснулись ТАМ, как Валентина томно простонала и вдруг, в порыве безотчётной страсти, она укусила его за мочку уха.

Укус не был больным, но оказался столь неожиданным, что Серафим вздрогнул, отдёрнул руку и тут же их губы слились в страстном поцелуе. Этот поцелуй вырвал их из окружающей действительности, и для этих двух влюблённых не было никого и ничего вокруг: только ОН и ОНА.

Трудно сказать, сколько бы длился этот поцелуй, если бы мужской голос не вернул их на землю:

— Чо, голубки, не слышите, что ли?

Судя по его вопросу, незнакомец не впервые обращался к ним и когда вновь не получил ответа, небрежно шаркнул ногой по песку и несколько крупинок попало в спину Серафима.

— Чего нужно? — спросил Серафим, не поворачивая головы в сторону голоса.

— Девчонка понравилась, вот чего… такую же хочу! — нагло ответил тот.

Голос показался знакомым, и Серафим резко вскочил на ноги. Когда он повернулся, то увидел перед собой того самого Сыча, с которым уже имел столкновение в недалёком прошлом.

Сыч стоял в окружении трех своих приятелей и нагло усмехался, но как только увидел Серафима, улыбка мгновенно стёрлась с его лица и он растерянно застыл, словно по команде «замри!»

Его приятели переглянулись в недоумении, а один из них взял Сыча за локоть:

— Нам-то чо делать, Сыч? — спросил он.

— А? — очнулся тот и натянуто улыбнулся Серафиму. — Это ты, Сема? Здорово! — он протянул ему руку.

— И тебе не болеть, — кивнул Серафим и после некоторой паузы всё-таки ответил на рукопожатие. — Так что ты говорил по поводу девушки? — спросил он.

— Я? — деланно удивился Сыч. — А, девушка! — он повернулся к ней: — Добрый день, красавица! — прижав руку к сердцу, поприветствовал он. — Я, Сема, хотел сказать, что у тебя очень хороший вкус! — льстиво пояснил Сыч.

— Я знаю… Что ещё? — сухо спросил Серафим.

— Больше ничего., . — Сыч пожал плечами.

Его приятели переглядывались с удивлением: таким вежливым и растерянным они впервые видели своего главаря.

— Может, пивка вам оставить? — кивнул Сыч на сетку, до отказа забитую бутылками «Жигулёвского».

— Нет, спасибо, — сухо отказался Сема.

— Тогда, пока… пошли ребя… — бросил Сыч и медленно пошёл по берегу.

— Неприятный тип, — шёпотом констатировала Валентина. — Кто это?

— Да, так… — отмахнулся Серафим.

— Откуда ты его знаешь?

— Встречались как-то… — нехотя ответил он.

— Ну и Бог с ним! — Валентина улыбнулась и спросила. — Может, ещё искупаемся?

— Не против, — кивнул Серафим, и они устремились к воде.

На этот раз они плавали долго, пока мышцы не начали уставать, причём у обоих.

— Не пора ли вернуться? — спросила Валентина.

— Устала?

— Вот ещё! — с вызовом заявила она. Серафим понимающе улыбнулся:

— Милая, давай так: если тебе важнее доказать, что ты плаваешь не хуже меня, то я и так вижу… — заметил он.

— Важнее чего? — перебила Валентина.

— Быть рядом, просто рядом, ничего не доказывая ни мне, ни себе, — серьёзно ответил Серафим.

— Извини, Семушка: я — дура! — смутилась девушка и тут же добавила: — Поплыли к берегу: очень кушать хочется…

Они отправились в ресторан, плотно пообедали в нём, а потом гуляли до полуночи, не в силах расстаться. На следующий день Серафим уходил в армию…

Глава 24

АФГАНСКОЕ БРАТСТВО

Воспоминания Серафима были прерваны очередным скрежетом дверного замка.

«Ну, вот и пришли!» — подумал Серафим.

Как ни странно, он ощутил облегчение: не любил неопределённости и долгих ожиданий (собственно говоря, вряд ли можно отыскать того, кто это любит — как говорится: «Хуже нет, чем ждать и догонять!»), единственно, чего Серафиму хотелось сейчас, чтобы всё закончилось как можно быстрее.

Беспокоился ли он, что его могут серьёзно покалечить? Ну нисколько! Нет, не от бесшабашной бравады: мол, всех сейчас поломаю, а потому, что в нём жила уверенность, заложенная старым Такеши, который говорил: «Запомни, Брат, Правду победить невозможно!»

Тем не менее Серафим даже не задумывался на эту тему: он просто внутренне собрался, настроился и соединил все свои силы воедино. После чего проделал несколько дыхательных упражнений, потом медленно опустился на пол на скрещённые ноги, провёл глубокую медитацию, максимально наполняя мышцы столь необходимым кислородом. Затем сосредоточился, избавляясь от всех посторонних мыслей. И сразу с удовлетворением ощутил, что его тело наполнилось нужной энергией и стало максимально послушным. Очень медленно он опустился на спину и замер, готовый к любому действию.

Однако когда дверь распахнулась, Серафим даже не пошевелился, сделав вид, что глубоко спит. Несмотря на закрытые глаза, внутренним зрением Серафим ощутил, что в камеру вошли трое мужчин.

Чуть приоткрыв ресницы, Серафим увидел троих моложавых, судя по подтянутым спортивным фигурам, парней, одетых в камуфляжную форму. Каждый из них держал в руках резиновую дубинку, довольно остроумно прозванную в народе демократизатором.

Лица троих вошедших были полностью скрыты за чёрными масками и визуально разобраться, что каждый из них себя представляет, не было возможности: этакие единообразные безликие части машины усмирения. Случись что, и никой из этих частичек невозможно будет предъявить адресную претензию.

Почему-то Серафиму пришла в голову мысль, что вполне вероятно, именно поэтому палачи выполняют свою страшную работу в масках.

А ещё подумалось, что маски люди используют кроме лото и на карнавалах, и во время преступных действий, то есть в то время, когда можно творить всё, что угодно, не боясь быть опознанным.