Возвращение с того света

Они подошли к машине. Мария забралась на заднее сиденье, как королева, чересчур сильно хлопнув дверцей, а Волков наклонился к окну со стороны водителя и постучал в стекло согнутым пальцем.

«Дятел чертов», – подумал Слепой, опуская стекло.

– Все помнишь? – спросил Волков.

Глеб молча кивнул, не глядя на него.

Волков немного помолчал, старательно дыша через нос: надо думать, успокаивал нервы, но Глебу на его нервы было плевать.

– Постарайся, чтобы сегодня не вышло, как вчера, – сказал наконец Волков.

– А как вышло вчера? – повернув к нему заинтересованное лицо, спросил Глеб.

– Вчера ты лоханулся по полной программе, – мрачно сообщил ему Волков. – Тоже мне, кандербильское привидение.., щуриться вздумал.

– Знаешь что? – сказал Глеб. – Пошел ты в…

Добрый волшебник. Во-первых, не кандербильское привидение, а кентервильское, а во-вторых, обгадился вчера при всем честном народе не я, а ты. Если уж затеял цирк, то мог хотя бы предупредить, что свет будет прямо в глаза. И вообще, не понимаю, зачем тебе вся эта бодяга понадобилась. Свидетельство тебе было нужно? Вот будет теперь тебе от нее свидетельство.

– Не будет, – проворчал Волков. – Я ее уговорю.

– Уговори… – теряя к нему интерес, сказал Глеб. – Кто она?

– А вот это не твоего ума дело… По крайней мере, пока, – сказал Волков. – И вообще, будешь много спрашивать и высказывать свое мнение, долго не проживе…

Он не договорил, потому что в подбородок ему уперся ствол пистолета – того самого, который он лично выдал Слепому полчаса назад.

– Ну, договаривай, – сказал Слепой. – Давай выясним все до конца, раз уж нам представился такой случай. Позади него щелкнул взводимый курок, и, бросив быстрый взгляд в зеркальце заднего вида, он увидел холодные глаза Марии.

– Эх, Маруся, – игривым тоном сказал он, поднимая вверх левую руку, в которой блеснуло что-то металлическое. – Что ж ты делаешь-то, а?

И это после всего, что между нами было. Ну, стреляй. Только учти, что у меня в кулаке граната.

Рычаг взрывателя я держу ладонью. Не ровен час, пистолет у тебя выстрелит, и я ладошку разожму… Эх вы, террористы… Что у вас на складе лежит и то не знаете.

Мария посмотрела на Волкова, тот кивнул, и она опустила пистолет.

– Ну вот, – повеселевшим голосом сказал Глеб, тоже опуская пистолет. Ему действительно стало немного веселее. Он бросил в угол рта сигарету и прикурил от зажигалки, которую держал в левой руке.

– Ты… – Волков никак не мог поверить своим глазам. – Ты это что?

– Я это я, – честно ответил Глеб. – Да ты не пугайся так. Это не восстание рабов-гладиаторов, а просто небольшое выяснение отношений. Запомни, я тебе должен, я на тебя работаю, но ты мне не нравишься, и, если ты меня разозлишь, я тебя просто размажу. Поэтому будем взаимно вежливы. Нет, честно, вы что, испугались?

Он подбросил зажигалку на ладони и убрал ее в карман.

– С-с-с… Ну, ты сволочь, – выдавил из себя Волков, глядя на Глеба так, будто хотел прожечь его насквозь.

– А как же, – развел руками Слепой. – Наемные убийцы – они знаешь, брат, какие… Если кишка тонка, то с ними лучше не связываться.

Владевшее им с момента пробуждения дурное настроение понемногу начало рассеиваться, как утренний туман под лучами солнца. Он не знал, что послужило тому причиной: то ли мощный автомобиль, за рулем которого он сидел, и та иллюзия свободы, которую дарила ему машина, то ли вытянутые лица этой парочки. Они явно не ожидали, что он взбрыкнет, тем более вот так, неожиданно и всерьез. «Эх, ты, – подумал он, – киллер… Теперь спиной к ним не поворачивайся.., а уж ложиться в постель с милейшей Марией Андреевной теперь то же самое, что засыпать в террариуме. Ну и хрен с ними, – подумал он с отчаянной лихостью. – Что они мне – родные?»

– Ну что, – спросил он, – мы дело будем делать или вы еще хотите посовещаться?

Он перехватил взгляд, которым обменялись эти двое, и усмехнулся. Он был прав, ухо следовало держать востро.

– Поезжайте, – сказал Волков. – И не дури, Слепой. Мария за тобой присмотрит.

– Присмотрит или пристрелит? – спросил Глеб.

Волков деланно рассмеялся.

– Ну, хватит чудить, – сказал он таким голосом, что хоть на хлеб намазывай. – Поезжайте, а то опоздаете.

Глеб нажал на кнопку стеклоподъемника и резко рванул машину с места. «А ведь из этой поездки вернется только один из нас, – подумал он, косясь в зеркало на сидевшую неподвижно, как кукла, Марию. Медсестра безучастно смотрела в окно, и Глебу была видна только ее сильно напудренная щека да часть высокого пепельного парика. – Жалко. Хоть и тварь, но женщина все-таки.»

В последние дни он начал испытывать к своей сожительнице что-то вроде брезгливости. Она обожала принимать душ, но грязь была у нее не снаружи, а внутри, и с каждым проведенным с ней под одной крышей часом Глеб понимал это все яснее, Конечно, он с первых дней не сомневался в том, чем вызвана такая привязанность этой женщины к подневольному гостю волковского особняка, но раньше у него как-то получалось закрывать на это глаза.

Теперь это у него получаться перестало.

«Да что я голову ломаю, – подумал он, выводя машину на шоссе. – Просто я выздоравливаю. Уже, можно сказать, выздоровел. Если бы не та дрянь, которой накачал меня Волков, я давно был бы в полном порядке. Зря я дал ему это понять.»

– За кем мы едем? – спросил он у Марии. – Чья голова нужна твоему Учителю?

– Что-то ты и в самом деле разговорился, – не поворачивая головы, ответила та. – Правда, что ли, на тот свет захотел?

– Не будь идиоткой, – миролюбиво сказал Глеб. – Поверь, я никого не хотел обидеть. Просто мне надоело молча глотать то дерьмо, которое вы с вашим Волковым скармливаете мне каждый день.

А к кому мы едем, я узнаю и так. То, что я Слепой, не значит, что я не увижу человека, в которого буду стрелять.

– А ты будешь? – поворачиваясь к нему и криво улыбаясь, спросила Мария.

– Буду, буду… Куда же мне деваться? – легкомысленным тоном ответил Глеб. – Допустим, оторвусь я от тебя… Ну и что дальше? Нет, меня такой вариант не устраивает. Трения с начальством бывают всегда.., ты как считаешь?

– Ты имеешь в виду Волкова? – спросила она.

– Кого же еще… Не главврача, конечно.

– С Волковым у меня трений не бывает, – холодно отрезала Мария.

– Ну да? – удивился Глеб. – А мне почему-то показалось, что вы все время норовите друг о друга потереться… Кстати, – словно вдруг о чем-то вспомнив, спохватился он. – Ты можешь убрать пистолет с колен. Если он у тебя на предохранителе, то толку тебе от него не будет никакого: не успеешь выстрелить, а если нет, то ты можешь выстрелить случайно. Сама поранишься, машину попортишь… И потом, стрелять в водителя на полном ходу… Не знаю, конечно, но, на мой вкус, проще и безболезненнее выстрелить себе в лоб. А то вдруг не сразу загнешься…

«Много говорю, – подумал он, краем глаза наблюдая за тем, как она убирает пистолет в сумочку. – Слишком много болтаю, хотя результат, как говорится, налицо. Насчет пистолета я угадал, и теперь, по крайней мере, ствол в затылок не смотрит. До чего же трогательно они все верят в этого своего Волкова.»

Ведь вот же сидит сзади баба… Не будем говорить о том, что до появления здесь этого волосатого придурка была она женщина как женщина, а теперь просто упырь какой-то… Ведь далеко не дура, но все равно уверена, что, сколько бы я ни брыкался и ни трепал языком, действовать все равно буду в рамках заложенной Волковым программы, сделаю все, как надо, а потом она меня либо сама кончит, либо подставит под ментовскую пулю. А ведь, казалось бы, среднее специальное медицинское образование у человека, должна бы хоть что-нибудь понимать… Нет, не понимает. Потому не понимает, что, опять же, Волковым не ведено. Вот ведь бедняга. Ему же за них за всех думать приходится, а у него и за себя-то через раз выходит… А болтаю я сегодня действительно много. Что-то будет.

И все-таки, что это была за женщина, перед которой я вчера так неудачно разыгрывал «тень отца Гамлета»? – подумал Глеб, законопослушно проползая мимо затаившегося у обочины милицейского «Мерседеса» на установленной скорости в семьдесят километров в час. – Зря я, конечно, щурился, но что-то уж больно захотелось посмотреть, что из этого выйдет. Умная женщина, заметила. И красивая. И, между прочим, знает меня как облупленного. Не тень отца Гамлета я там изображал, а свою собственную. Как же это я? Что же это со мной такое было, что я просто повернулся и ушел? От неожиданности, что ли? Или от испуга? Мало ли, что еще про себя узнаешь…