Ищи врагов среди друзей

– Нет, – пробормотал он, пятясь и начисто забыв о том, что у него у самого пистолет в руке. – Нет… Да что вы, Владлен Михайлович? Как вы могли подумать такое…

Старпома спас капитан. Он внезапно появился в тупичке перед радиорубкой, отодвинул бледного Ивана Захаровича в сторону и остановился перед Самариным, не обращая никакого внимания на пистолет и неодобрительно косясь на застывшие прямо под ногами тела матросов.

– Извините, Владлен Михайлович, – сухо произнес он. – Вы знаете, что я стараюсь не вмешиваться в дела фирмы.., в ваши дела. Но сейчас ситуация такова, что я вынужден потребовать от вас объяснений.

Владлен Михайлович надменно вздернул подбородок. Некоторое время они молча стояли друг против друга – сухой, подтянутый и напряженный капитан и широкий, темнолицый, надменно-презрительный хозяин корабля, – потом Владлен Михайлович медленно процедил:

– Какого рода объяснений вы намерены от меня потребовать? Я плачу вам за то, чтобы вы водили это корыто и не совали нос в мои дела. То, что происходит здесь, – мое личное дело, и я настоятельно рекомендую вам вернуться на мостик, или где там у вас рабочее место, и перестать строить из себя капитана Немо. Убирайтесь отсюда и займитесь своими прямыми обязанностями.

Лицо капитана вытянулось, но он не двинулся с места.

– Я нахожусь здесь в связи с моими прямыми обязанностями, – сухо отчеканил он, глядя Владлену Михайловичу в переносицу. – На мостике только что получена радиограмма, в которой мне предписывается застопорить машину, лечь в дрейф и дожидаться прибытия пограничников. В радиограмме упомянуто какое-то золото, которое якобы находится на борту судна. Это правда?

– Правда, правда! – донеслось из-за двери. – Это я на вас настучал. Здорово, да?

– За это ты подохнешь, – пообещал Самарин и, глядя мимо капитана, обратился к старпому:

– Возьмите людей, выбейте иллюминатор и кончайте всех, кого найдете в рубке. Эта сволочь мне больше не нужна.

– Давай, давай, Тарас Бульба, – весело крикнул из-за двери Дорогин, – поворачивайся! Патронов у меня предостаточно, а пока мы с тобой будем играть в войну, подойдут пограничники. Они с удовольствием к нам присоединятся, как ты думаешь?

– Пограничный катер будет здесь через пятнадцать минут, – сухо подтвердил капитан.

– Вы еще здесь?! – набросился на него Самарин. – Немедленно отправляйтесь на мостик и дайте полный ход! Мы будем уходить.

– От пограничного катера? – На лице капитана изобразилось презрение к сухопутным крысам, которые на понимают элементарных вещей. – Это невозможно. Я не стану этого делать.

– В таком случае я освобождаю вас от ваших обязанностей, – прорычал Самарин. – Старпом, принимайте командование! Полный ход! Приготовьте шлюпку к спуску на воду.

– Какую? – промямлил Нерижкозу, уже начавший жалеть, что вообще появился на свет.

– Золотую, дурак! – крикнул из-за двери Дорогин.

Самарин глухо зарычал и обернулся, вскидывая пистолет, но стрелять не стал: отскочив от стальной двери, пуля вполне свободно могла угодить в лоб кому угодно, в том числе и ему.

– Мою шлюпку, болван, – сдерживаясь, процедил он. – Ту, в которой ящики. Пока пограничники будут гоняться за кораблем, мы будем уже далеко.

Капитан криво улыбнулся, выражая вежливое сомнение, но на него никто не обращал внимания.

Грубо оттолкнув его с дороги, Самарин устремился к выходу.

– Не забудьте послать людей в радиорубку, – бросил он старпому и ушел.

– Я вам не завидую, Иван Захарович, – сказал капитан.

– Ах ты, господи, – простонал старпом и бросился за Самариным.

Глава 18

Широко шагая по коридорам и трапам «Москвички», Владлен Михайлович Самарин кипел от ярости.

Все пошло прахом, все в одночасье сорвалось, рухнуло и покатилось в тартарары, кувыркаясь и разваливаясь на лету – на куски, в клочья, в вонючие ошметки… Владлен Михайлович понимал, что идет по этим коридорам в последний раз: он терял этот корабль, он терял фешенебельную квартиру в центре Москвы, и дом в пригороде, и флотилию речных судов, и лакированное стадо туристских автобусов, и офис с почтительными служащими и пожилой, хорошо натасканной секретаршей – все, кроме жизни, своих заграничных счетов, заложенной под шестьдесят процентов стоимости и четырнадцать процентов годовых виллы в Майами, по соседству с виллой Аллы Борисовны, и двадцати трех пудов червонного золота, которое нужно было спасти любой ценой.

О том, что уже было потеряно, навсегда оставшись в России, Владлен Михайлович не думал: к чему предаваться скорби о том, чего уже не вернуть? Мысли его занимал исключительно текущий момент: где-то совсем недалеко отсюда стремительно рассекал воду серо-зеленый, похожий на старинный утюг пограничный катер, тупо и грозно уставившись широкими жерлами автоматических пушек и крупнокалиберных пулеметов. Он приближался неотвратимо, как рок, и думать сейчас следовало только о том, как избежать встречи с этим бронированным «утюгом».

Самарин приблизился к шлюпке, где уже деловито, без лишней суеты, но сноровисто и быстро копошилась четверка присланных старпомом матросов.

Один из них возился у лебедки, другой стоял наготове с багром, а еще двое, взявшись за края, сняли со шлюпки брезент.

То, что открылось его взору, заставило Владлена Михайловича зажмуриться и вцепиться обеими руками в поручни. Осторожно открыв глаза, он снова заглянул в шлюпку и закусил губу.

Ящики исчезли. Три из четырех ящиков бесследно испарились, а тот, что остался, был приоткрыт, и из него неряшливо свешивался краешек брезента, которым были прикрыты слитки.

– Отставить спускать шлюпку! – прокаркал Владлен Михайлович удивленным матросам. – За мной! – скомандовал он, откашлявшись, и устремился обратно к радиорубке.

На бегу он отметил, что судовая машина работает на пределе мощности, заставляя корабль мелко дрожать: старпом Нерижкозу действовал согласно полученной инструкции, поскольку на самостоятельные действия был неспособен.

Возле иллюминатора радиорубки топтались трое, старательно колотя молотком по толстой блямбе закаленного стекла, оправленной в начищенную до яростного блеска медь. Цепенея от бешенства, Владлен Михайлович разглядел за стеклом ненавистную физиономию Дорогина. Ублюдок скалил зубы и показывал матросам два пистолета. Это зрелище заметно остудило рвение мореходов: движения того, который пытался бить стекло, стали замедленными и неуверенными, а двое его коллег вообще старались держаться так, чтобы в случае чего оказаться вне зоны обстрела.

– Отставить, – бросил им Самарин, и они с заметным облегчением отошли от иллюминатора. – Почему вас только трое?

– Так нету больше, – угрюмо ответил один из них.

– Твари, – с отвращением сказал Владлен Михайлович и нырнул в коридор.

Тела отсюда уже убрали, но палубу вымыть еще не успели, и Владлен Михайлович брезгливо переступил через две темневшие под ногами кровавые лужи.

– Дорогин, – позвал он через дверь. – Ты меня слышишь, сволочь?

– Слышу, – донеслось в ответ. – Ты передумал линять? Зря. Я только что имел беседу с командиром катера. Они уже засекли нас радаром и идут наперехват. Как тебе это нравится, козел?

– Я оставлю тебя в покое, Дорогин, – сказал Владлен Михайлович. – Живи, черт с тобой. Только скажи, где золото.

– «Она схватила ему за руку и неоднократно спросила: где ты девал деньги?» – процитировал в ответ Дорогин. – Ты Аверченко читал?

– Сука, – сказал Владлен Михайлович, бросил взгляд на часы и выбежал из коридора.

– Ломайте! – крикнул он стоявшим у иллюминатора матросам и бросился обратно к шлюпке.

Добежав до места, он осмотрелся. Позади была дверь, которая вела к служебному трапу. Ну конечно! Вот и палуба поцарапана – видно, волоком тащил…

– За мной! – снова скомандовал он четверке матросов, которые, оказывается, все это время хвостом слонялись у него за спиной.

С грохотом сбегая вниз по трапу, он видел следы, оставленные ящиками: сбитую краску, ободранные пластиковые панели… На палубе в нижнем коридоре следы были видны, как разметка на шоссе – глубокие извилистые борозды, оставленные обитыми железом ребрами ящиков…