Зона зла

Русские собрались у подробной карты района действий. Ее из разведотдела принес сам Илич и, старательно разгладив, расстелил на столе в домике, где поселили диверсантов.

– Я избрал кружной, но безопасный путь. Попрошу запомнить маршрут. – Крюков посмотрел на товарищей. – Война. На ней может всякое случиться…

Капитан Илич кивнул понимающе: он явно одобрял предусмотрительность русского командира.

– Так, – Крюков двинул карандаш по предполагаемому маршруту. – От Циглана двинемся на северо-запад до Брезова. Затем круто берем на юго-запад. Хотелось бы добраться на машине до Ниски Воды, но сумеем ли – это вопрос.

Илич с деланным безразличием следил за движениями карандаша по карте. Окончив прорисовку маршрута, Крюков спросил серба:

– Как считаете, капитан, такой план осуществим?

Илич изобразил глубокую задумчивость. Потрогал лоб, помял подбородок, провел пальцем по усам. Потом высокомудро изрек:

– Разумный план. От Циглана до Брезова вы проедете без труда. До Ниски Воды дорога хуже. Хотя там расстояние небольшое, лучше пешачити. И само будите будни!

Мишин насчет «пешачите» понял. Что такое «будите будни», тут же пояснил Крюков, подсказав Иличу русский вариант выражения – «Будьте бдительны».

Лукин обратил внимание на несоответствие привязки маршрута к тем точкам, которые они намечали еще в Москве. Но тут же вспомнил предупреждение командира, что в присутствии посторонних разговоров о подлинных задачах группы идти не будет. Вспомнил и сразу утратил интерес ко всему, что объяснял Крюков.

– Нам выделена машина – джип-вездеход. Стоит у штаба на охраняемой стоянке. Уходим завтра в шесть утра. Демин берет машину и подгоняет ее сюда. Здесь грузимся, и вперед!

Крюков посмотрел на Илича.

– Скажите, капитан, с кем у нас больше всего вероятности встретиться в рейде? Я имею в виду душманов.

Крюков задал вопрос Иличу, но первым на него среагировал Мишин. Слово «душман» для него все еще оставалось отголоском афганской войны, и он воспринял его с удивлением, как оговорку.

– Душманов?!

– Такое. – Илич понял удивление Мишина правильно. – По-русски «враг», по-сербски – «душман».

– Ясно. – Мишин тряхнул головой, продолжая удивляться странным капризам языка людей. – Вот уж не думал…

Илич мгновение помедлил, думая, как поточнее сформулировать мысль. Врать он не собирался. Это не вызывалось необходимостью.

Русские могли получить консультацию у других специалистов разведки, и сопоставление сведений бросило бы на него если не подозрение, то тень некомпетентности.

– Встречи могут быть самые разные. С разведкой мусульман и хорватов. С боевыми армейскими подразделениями. С группами мусульманской милиции. С добровольцами…

– Кого имеете в виду? – Демин попросил уточнения.

– На той стороне есть формирования моджахедов из Ирана, Афганистана. Есть бойцы из Ливана. Одно время были даже фашисты из Норвегии. Но наиболее опасны – усташи. Хорватские фашисты.

– Идейные? – Демина интересовали детали.

– Не думаю. Среди усташей много уголовников. Им выгодно носить военную форму. И оружие.

– Спасибо, капитан. – Крюков произнес это так, что все поняли – разговор окончен. – Теперь, если вы позволите, мы отдохнем.

Все встали.

– Симпатичный человек, – сказала Верочка, когда Илич вышел.

– Командир, – Мишин задал вопрос словно бы между прочим, – как я понял, наши планы не меняются? Это в отношении движения на Кривудав?

– Конечно, мы же давно обо всем договорились.

– Но вы докладывали так убедительно…

– А как можно иначе?

– Это было необходимо? – Демин любил уточнять детали. – Весь спектакль для одного человека?

– Конечно, Юрий Петрович. Умолчание – худшая ошибка в подобных делах. Вы никогда не обращали внимание на российские заборы? В них обычно ни дырочки, ни щелки. А народ любопытен. За забор только слепому взглянуть не хочется. На Западе на стройках в таких ограждениях специально оставляют дыры. Тебе интересно? Загляни. Вы думаете, наше появление здесь не будет замечено? Еще как! И сразу появятся любопытные. Удовлетворить их интерес к себе мы должны сами.

– Думаете, этот Илич организует утечку?

– Не знаю, тем не менее укладывать свой парашют каждый десантник должен сам. Разве не так?

– Вам не понравился Илич?

– Почему? Нормальный мужик.

Крюков не лицемерил. Серб-капитан вызывал у него симпатию. Легкий, подвижный и в то же время крайне сосредоточенный, он оставлял приятное впечатление. От него исходили явственно ощутимые волны энергии. По отзывам начальников, с которыми общался Крюков, Ийич был «храбар войник». Уже с первых дней войны лейтенант выделился среди других офицеров удачливостью и получил под команду взвод разведки. В делах, как говорили, ему сопутствовал успех. Он без страха совершал глубокие рейды в тыл противника, приводил с собой пленных, приносил ценные сведения об обороне и планах чужой стороны.

После тяжелого ранения Илича оставили при штабе, и он занимался оперативной работой в разведотделе. К группе Черного – так был представлен Крюков всем, кто с ним общался, – Илича приставили с учетом, что он свободно говорил по-русски. Никто, в том числе непосредственный начальник Илича, не знал, сколько ловкости потребовалось капитану, чтобы получить это назначение.

Вечером, ближе к полуночи, к Иличу пришла Милена. Устало швырнула на стол дамскую сумочку, сняла пояс с пистолетом. Села на край постели, где лежал, вытянувшись в рост, Звездан.

– Ты сообщил о русских Зорану?

– Да.

– Сколько раз говорила – не спеши.

Илич небрежно отмахнулся.

– Хватит о делах. Мне они надоели. Иди сюда…

Милена оттолкнула руку, протянувшуюся к ней.

– Подожди. Надо поговорить серьезно.

– Тебя что-то беспокоит?

Милена придвинулась к нему поближе, обняла его, припала щекой к его щеке.

– Звездан, тебе не надоело так жить?

– Как?

– Мы все время на острие. Не знаю, сколько такое будет продолжаться, но меня это пугает. У любой веревочки есть конец. Я боюсь, что она перехватит горло. И тебе и мне… В любом случае. Поймают здесь или останутся недовольными там. Ты об этом думал?

Илич, конечно, думал. Мысль о возможном возмездии не оставляла его никогда. Однако признаться в своих слабостях, особенно женщине, он считал позорным. Уже давно Илич, успокаивая себя, стал считать, что он не издайник – поганый для всех предатель, а изведник – разведчик. С точки зрения здравого смысла такое оправдание было бесполезным – предатель всегда им остается, как его ни называй, но для успокоения совести Иличу этого хватало. Ответил, не выдавая тревоги, которую пробудили в нем слова Милены:

– Нет, не думал.

– А я беспокоюсь все время. О тебе, о себе. И думаю: нам надо менять жизнь.

Звездан привлек Милену, положил ее голову себе на колени вверх лицом. Заглянул в глаза.

– Как ты представляешь такую перемену? Все ведь непросто. Если по-честному, мы чужие и там и здесь.

Милена потянулась к его губам. Он склонил голову и поцеловал ее.

– Драгу мои, именно об этом я говорю.

– Что предлагаешь?

– Надо отсюда уехать. Убежать.

– Сказать легко, сделать труднее. У нас нет главного – денег.

– Мы их можем достать.

Илич засмеялся.

– У меня с девяносто третьего года остались нерастраченными пять инфляционных бумажек по пятьсот миллиардов динаров. Ты на них рассчитываешь?

Милена поднялась с его колен и села.

– Не надо шутить, Звездан. Я серьезно.

– Можешь что-то предложить?

– Могу. Сто пятьдесят тысяч. – Она выдержала паузу, чтобы сделать более эффектной концовку. – Долларов.

– Шутишь?!

– Нисколько.

Иличу показалось, что Милена его все же разыгрывает.

– Может, скажешь, где они лежат? Я сбегаю, принесу.

– Ха! Какой быстрый! За такие деньги придется поработать обоим.

– Хорошо, рассказывай.

– Эти русские, которых ты пас, не добровольцы. Они солдаты удачи – наемники. За дело, которое они сделают, им хорошо заплатят.