Равнение на президента!

И действительно, Шпындрюк сделал своей маленькой ручкой успокаивающий жест: его ладонь, направленная к земле, едва погладила невидимую собачку.

– Ничего-ничего, – скороговоркой отвечал он на беспокойство Стойлохрякова. – Это мы решим, здесь проблем не будет. Главное – собрать все с точек, а дальше к нам сюда из Самары люди сами приедут подготовленные. Беспокоиться не стоит. Вы только соберите. Когда готовы начать?

Стойлохряков крякнул и невольно немного сдавил ногами сидящую под ним кобылу. Та дернулась, но затем снова пошла шагом, поняв, что это не команда, а просто неловкое движение седока, выносить которое было просто мучительно, лучше бы сидящая на ней туша не ворочалась; а самый хороший вариант – не залезала бы на нее вовсе. Ведь когда он поставил ногу в стремя и начал садиться, все пузо так стянуло... Подпруги впились в кожу. Кобыла мотнула головой, прогоняя дурные мысли: «Ведь бывают же такие жирные люди. Вот лошадей таких нету – все, кто форму не поддерживает, быстро помирают. А вот здоровые и тяжелые люди живут и процветают. Странные существа».

– Начнем, Протопоп Архипович, как только, так сразу. Главное – оборотные средства.

– А, об этом не беспокойся. Сейчас заедем ко мне домой и я тебе выдам. Сколько надо?

– Сто тысяч хватит, – озвучил свои прикидки Стойлохряков.

– Ну хорошо. Я надеюсь, расписку с тебя брать не надо, – Шпындрюк рассмеялся, увидев, как комбат пытается высветить на своем «табло» фразу: «Ну конечно, какая, мол, фигня! Мы ж тут друг друга знаем, рука руку моет...» и все в таком духе.

Наконец, эмоции сошли с лица комбата, и он погрузился в чисто организационные моменты, ведь необходимо определить, кто же из его солдат поедет на загрузку, не сам же он будет все эти металлические штуки кидать в кузов. Там явно будут и кабели, и, заблаговременно распиленные и привезенные с лодочных баз, что на Волге, сделанные из дюралюминия лодки, потом огромные списанные трансформаторы с подстанции, которые еще придется разбирать, удаляя обмотку.

Один майор пообещал даже около полукилограмма золота и грамм сто платины, которые собирал несколько лет, вымывая из радиодеталей и ценной аппаратуры. Серебра же он вообще надыбал килограмма два, имея доступ в свое время к складам, на которых хранилось списанное электрооборудование, собранное еще в социалистические времена. Тогда никто не считал количество драгметаллов, используемых на нужды военки, – все было направлено на повышение обороноспособности. И сейчас пришла пора выскребать последнее из того, что осталось с тех далеких времен.

Утром следующего дня химикам определили заниматься по расписанию, что означало четыре часа на плацу тянуть ножку, ходить строем и орать песни. Прежде чем приступить к муштре, Стойлохряков пригласил Мудрецкого следовать за ним, чему лейтенант не удивился, его мучил только один вопрос: зачем?

Войдя к себе, подполковник занял место за рабочим столом и пригласил командира взвода садиться. Юра сел.

– Ну че, пить будешь? – спросил, глядя в глаза, Стойлохряков.

Мудрецкий поднялся:

– Товарищ полковник, так рабочий день только начался.

– Ответ правильный, – согласился Стойлохряков. – Я тебе и не предлагаю, я просто спрашиваю: ты, вообще, в принципе-то, по жизни, пить будешь?

Мудрецкий решил отмолчаться, поправляя лишь в нервном тике новенькие очки, которые выправил себе в один из выходных дней, съездив в Самару.

– Ладно, че трясешься? – расхохотался Стойлохряков. Лейтенант опустил руки по швам и тоже стал тупо улыбаться. – Сейчас получишь от меня спецзадание. Иди сюда.

Стойлохряков достал из стола карту и разложил ее на столе:

– Вот это Самарская область.

– Ну да, – согласился Мудрецкий, глядя на очертания.

– Поедешь сюда, сюда, сюда и сюда, найдешь там воинские части – вот тебе список. – Комбат передал лейтенанту два листочка, выдранных из блокнота. – Здесь написаны номера частей и как к ним проехать. Найдешь вот этих вот людей, там все написано.

Мудрецкий глядел в листочки и гугукал в знак понимания, яко младенец.

– Скажешь, что от меня. Дальше будешь делать то, что тебе велят.

Мудрецкий все-таки осмелился спросить про то, чего велят.

– Не волнуйся, убивать никого не надо. Просто возьмешь с собой троих: одного водителя, двух грузчиков. Будете металлолом грузить. Объедешь все четыре точки на «КамАЗе» – тебе для этого дела длинномер выделят с тентом – и вернешься обратно. Вот и все.

– И за сколько надо успеть? – Мудрецкий глядел на пункты, в которые необходимо было попасть.

– Ну, как справитесь. Лучше суток за двое. На больше задерживаться нежелательно. Кого с собой возьмешь?

– Если грузить, это значит Простаков. Если водитель, то Резинкин.

– А еще кого?

– Ну этого возьму, Валетова.

– Да зачем тебе такой мелкий-то? Он там себе пупок надорвет.

– А, это не важно. Главное, его Простаков слушается. Сейчас еще одного здорового возьму, так Леха заставит того работать, а сам отлынивать будет. А если маленький поедет, то он живо Простакова оседлает, для того чтобы самому особо не напрягаться.

Комбат, слушая такие доводы, соглашался:

– Да, здорово, лейтенант, хорошим преподавателем становишься, начинаешь разбираться в человеческой психологии. Ну а пить-то будешь?

Сержант Батраков никогда не находился в хорошем расположении духа во время занятий по строевой подготовке. И не потому, что ему приходилось топать в строю, – совсем наоборот, он был вынужден из-за того, что когда-то сам отличился на этих занятиях, теперь муштровать своих же товарищей. При этом делал он это весьма качественно, но только в те мгновения, когда рядом появлялся какой-нибудь офицер.

Пока Мудрецкий общался с комбатом в штабе, дембель Женя пару раз вяло прогнал по плацу химиков, затем построил их в две шеренги в тенечке, и так они стояли, переговариваясь друг с другом и отбывая номер, пока не подошел их взводник.

Мудрецкий выдернул из строя Простакова, Резинкина и Валетова, а остальным приказал заниматься по программе вплоть до обеда. На приказание сержант Батраков вяло ответил: «Есть», скорчил злую рожу и гаркнул: «Смирно!» – взвод поспешил выпрямить коленки и задрать подбородки.

– Хорошо командуешь, – похвалил Мудрецкий. – Даже у меня так не получится.

После того как лейтенант увел троицу, Батраков, оглядев своих же товарищей, двинул перед строем фразу:

– Кто бы знал, как я тут заколебался кирзу топтать! Смир-р-рно!!!

Солдаты служили уже не первый день и такие детские вопросы, куда их сейчас определят и долго ли им придется отсутствовать в части, не задавали. Само собой, если подъехал прапорщик Евздрихин и спросил: «Те ли это самые, которые поедут?» – «которые поедут» сразу смекнули – вряд ли к обеду их возвернут обратно, а то и ужин пропустят... Ну если так, то надо с собою сухпай брать.

Беспокоясь о собственном желудке, Простаков потихоньку на ушко спросил у Мудрецкого:

– Товарищ лейтенант, а пропитание дадут?

Стойлохряков, собирая в дорогу командира взвода, выдал ему наличными тысячу, для того чтобы не забирать в столовой жрачку и не светиться во избежание ненужных разговоров. Подполковник доходами от проданного металлолома не собирался делиться в части ни с кем. И чем тише будет проделана вся эта операция, тем лучше.

Евздрихин на служебном «уазике» отвез команду не в парк, а на машинный двор сельхозкооператива, что находился на окраине поселка Чернодырье. Здесь их уже ждал подготовленный «КамАЗ»-длинномер с гражданскими номерами. Высоченные борта, затянутые сверху новеньким брезентом, наводили на мысли о тяжелой работе. Кроме грузовика, на территории, огороженной бетонными плитами, находились еще два старых автобуса, один полуразобранный комбайн, несколько огромных колес от «Кировца», стоящих вдоль одной из стен, а также остов раздолбанного 408-го «Москвича», непонятно каким образом еще не вывезенного отсюда на свалку.