Ожерелье смерти

— Я же не думал, что Нинка вас крайними пустит, — попробовал оправдаться Петр. — Я думал…

— Индюк тоже думал, — вспыльчиво оборвал его Филя, — да в суп попал! Короче, вот что! — Уперевшись кулаками в край стола, он подался вперед. — Если Черкесы меня выцепят, я им с ходу кольнусь, что почем! У вас свои разборки, а под пулю мы ныряй! Хрен пройдет!

— И ты думаешь, тебе Черкесы поверят? — насмешливо взглянул на него Петр. — Тарас с Нинкой о чем-то смогли договориться. И поэтому старший сумеет убедить Арсентия, что ты пытаешься перевести дело…

— Казак! — сунув руку в карман, тревожно выдохнул Валет.

— Что за казак? — недовольно посмотрел на него Петр.

— Есть у Черкесов один спец по устранению неугодных, — вскочил Филя.

Повернувшись к выходу, Интеллигент увидел вошедших в зал пятерых парней. Валет и Филя рванулись к бару, возле которого была завешенная яркой портьерой дверь на кухню.

Интеллигент тоже вскочил и, петляя между столами, направился к выходу. В это время ударили выстрелы. Взвизгнув; ухватившись правой рукой за простреленное левое плечо, Филя упал на левое колено. И тут же вскочил, вспрыгнул на уставленный блюдами и бутылками стол, потом стремительно метнулся к стойке бара. Бросившиеся от стола двое пожилых мужчин и две молодые женщины, что-то крича, присели. Несколько пуль сбили посуду, отрикошетили от выложенного плитами пола и впились в стойку бара.

Валет, обернувшись, дважды выстрелил. Один из троих бегущих за ним с глухим воплем опрокинулся на пустой столик.

Ухватившись правой рукой за живот, а левой судорожно вцепившись в белоснежную скатерть, со стоном перевернулся, закутался в скатерть, как в саван, и рухнул на пол. Немногочисленные посетители ресторана, вскочившие при первых выстрелах, вели себя по-разному. Кто-то, обхватив голову руками, упал на пол и, сталкиваясь с соседями головами, пытался укрыться под столом. Другие, в основном молодые мужчины и женщины, выскочили из-за столов и бросились к стенам, инстинктивно уходя из зоны стрельбы. Но всех объединяло одно — пронзительный, многоголосый крик страха!

Интеллигент с небольшим револьвером в левой руке, присев за красочно разрисованной большой кадушкой с фикусом, заметно побледнел и что-то беззвучно шептал. На него наткнулась молодая, дородная женщина. Она силой стремительного бега и весом тела выбила его из укрытия. Петр упал. Сразу вскочил, подслеповато щурясь — очки слетели при столкновении, — осторожно двинулся к выходу. Стоявший на улице Казак, увидев через стеклянную стену ресторана Интеллигента и слыша приближающиеся сирены милицейских машин, кивнул молодому лохматому парню:

— Видишь того? Срежь его!

Выхватив из баула небольшой автомат, тот двумя короткими очередями выписал на стекле крест. Интеллигент и дородная женщина, отброшенные пулями назад, обливаясь кровью, свалились на пол. Треск автоматной очереди усилил панику среди мечущихся по залу людей. Отброшенная рванувшимся к двери рослым, атлетически сложенным мужчиной молодая длинноногая официантка в мини, взмахнув руками, врезалась в стеклянную стену. Тяжестью тела проломив ее, вывалилась на улицу.

Казак с лохматым, выбежав к проезжей части, вскочили в открытые двери «шестерки». Машина рванула с места.

Разорвав Валету щеку, пуля бросила его под стол. Вскочив, выплевывая вместе с зубами сгустки крови, он выстрелом свалил менявшего обойму боевика и, оставляя на полу крупные капли крови, бросился к входу на кухню. Два молодых рослых парня стреляли ему вслед. Пули прошивали крышки столов, сбивали на пол расколотую посуду, дырявили спинки падающих стульев. Валет был уже у двери, когда две впившиеся в спину пули бросили его мертвое тело под ноги двум истерично визжащим официанткам.

Прыгнувший на стойку бара длинноволосый боевик, оскалясь, с остервенением всадил пять пуль из «Макарова» в лежащего на полу Филю.

Сквозь пролом в стекле в зал ворвались омоновцы. Обернувшийся в их сторону длинноволосый вскинул пистолет. Несколько автоматных пуль бросили его на витрину, уставленную бутылками с яркими этикетками.

Двое оставшихся парней, сделав по два выстрела, попытались заменить обоймы. Воспользовавшись этим, омоновцы бросились к ним. Последовала скоротечная рукопашная схватка. Избитых боевиков в наручниках вытащили из зала.

— Как ты? — спросил Псих подельника.

— Да вроде не болит, стерва, — поднявшись с кровати, тот сделал два осторожных шага. Выругался сквозь зубы и остановился. — Стрельнула. — Вернувшись к кровати, сел.

— А что эти базарят? — Смирнов ткнул подбородком в сторону закрывшейся двери.

— Удивлялись, — ухмыльнулся Дубов. — Колено вроде на место встало. Гипс сняли. — Он удивленно покачал головой. — А этот спец, оказывается, тоже доктор!

— Кем бы он ни был, — вскочил Псих, — нам сваливать из Кирова надо! Ты же слышал — его Старик нанял!

— Слышь, Псих, — осторожно начал Лютый. — Может, все-таки объяснишь, из-за чего за тобой такие гонки устроены?

— Я в твои дела не суюсь, — огрызнулся Псих. — И ты в мои не лезь! — Посмотрев на подельника, Смирнов криво улыбнулся: — Тебя тоже Пузырь пасет. Базар идет, что ты его на дележе кинул.

— Мне про это никто ничего предъявить не может! — зло отозвался Лютый. — А Пузырь, сучара, свое выловит! Он, падло, начал сестру мою прессовать! Ему и его шкуре пасти на портянки порву!

— Слышал я про Василиску, — засмеялся Смирнов. — Та еще чува! Она, говорят, червонец за мужа отбарабанила.

— После этого Пузырь и пригрел ее, — нехотя проговорил Лютый.

— Так он же судимых в свою команду не берет… — удивился Псих. — Чего ее при себе держит?

— Это неясно, кто кого держит! — захохотал Дубов. — Василиска бабой Мишки Гроба была. После того как его чеченцы угрохали, с Пузырем снюхалась. Тот как раз на мели торчал. В Питере — запал за запалом! Почти всех мусора повязали. А тут Потина со своими парнишками нарисовалась. Пузырь снова в дела полез. Кого тряхнуть, кого охранять. Я по наводке одного спекуля на крупную сумму обул. Меня на деле взяли. Откинулся, Пузырь со мной расход. Выплатил за срок, и все. А потом попросил инкассатора небольшого частного банка на уши поставить. У тех какие-то неувязки с деньгами. Я подобрал трех ребятишек, тряхнули. А инкассаторы — парни молодые — стрелять начали. Одного из моих сразу убили, второго ранили. Он потом кони двинул. Я охранников ранил, чемодан взял и свинтил. А в чемодане «зеленые». Восемнадцать тысяч. Вот Пузырь меня и вылавливает.

— А почему ты ему сразу чемодан не отдал?

— Он-то базарил, что все тихо будет! — Лютый выматерился. — А там пальбы минут на десять! Мне мусора с ходу на хвост упали. Я «пушку» сбросил, чемодан закурковал, в Москву проскочил. Меня там и взяли. Шили налет, но хрен пролезло! А Василиска с Пузырем хотят с меня «зеленые» получить. Да пусть сосут, падлы гребаные!

— И ты из-за этого под вышак пошел? — недоверчиво спросил Псих. Но, увидев перекошенное яростью лицо подельника, усмехнулся: — Любишь сестру?

— Она без отца росла, — угрюмо сказал Дубов. — А когда меня упекли, и без матери осталась. Я за нее этим сукам кишки достану! И жрать заставлю! — снова разозлился он.

Но Смирнов уже не слушал его. «Мне бы твои заботы», — мысленно усмехнулся он. То, что за ним, кроме, разумеется, ментов, будут охотиться, он знал. Потому что им нужно его убить, чтобы спасти свои шкуры. Но неожиданно в дело влез Старик. Ведь эти два спеца приехали от Дьячкова. А на квартире Лильки были другие.

Левая сторона верхней губы коротко задергалась. Прикрыв се ладонью, он уткнулся головой в подушку. А от кого были те? Черт бы их побрал! Что не от нее, это точно! Она его в Москве встречать будет. А тут еще эти дела с вятскими. Вот влипли! Может, рассказать все Павлову? Псих поморщился. Лихой мужик этот Костя. А его приятель Бур — вообще оторви и выбрось. Нет, Смирнов покачал головой: это его дела.

Сам разберется. Сейчас пока все путем. Алка, ох и языкастая бабенка, и Павлов, судя по всему, когда-то были знакомы. И даже любили друг друга. Так что Костю с кентом бояться нечего. Нонка предложила угрохать ее супруга. За это, мол, она заплатит прилично и поможет до Москвы добраться. Но верить ее обещаниям Псих не собирался. Если муженька завалить хочет, то с них потом шкуру с живых снимет.